На неведомых тропинках 2. Шаг в пустоту

Мужчина щелкнул выключателем, и тьму в комнате чуть разогнала тусклая лампа в правом дальнем углу. По стенам заплясали причудливые тени. На столах, сдвинутых вдоль стен, стояли накрытые темной тканью предметы, похожие на птичьи клетки. Ряды прутьев, как кости скелетов, проступали сквозь токую материю — кожу.

— У меня к вам предложение, — заговорил секретарь, рассматривая конструкции на столах, — скажите, во что мне обойдется ваш немедленный отъезд из цитадели? Вы уезжаете — я плачу. Чего вы хотите? Денег? Драгоценностей? Разрешение видеть дочь?

Слова секретаря внезапно напомнили мне те, что говорила Прекрасная Кириллу. Она торговалась. Недоумение вызывало то, что он пытался подкупить человека, договориться с человеком. Это В Юково я теперь чего-то стою, не здесь. Не того полета птица для подкупа, проще шею свернуть.

— Артефакт. Мне нужен артефакт.

— Отлично, — воодушевился бессмертник, — какой?

— Тот, что привезут завтра, из Дивного городища.

Иван мигнул, совсем по-совиному, один глаз чуть отстал от другого, словно он не был уверен в том, что услышал. Секундная растерянность, которую тут же сменил гнев. Бессмертник толкнул меня на скопище клеток. Столешница врезалась в поясницу, я вскрикнула, клетки затрещали, стукаясь друг о друга, и накренились. Исчезли напыщенность и высокомерие, темно-серые, глаза не отрывались от моих, в них сверкала и грозила выплеснуться злость.

— Закрой рот, дрянь, — время вежливости прошло, он схватил меня за плечо, клетки скрежетали прутьями друг о друга. — Ты не способна понять своим умишком, что говорит твой поганый рот, но... — он внезапно выпрямился и подал мне руку, помогая подняться.

Негодование утихло так же быстро, как и вспыхнуло. Я задалась вопросом, так ли он молод, как выглядит?

— Мы можем притвориться, что я ничего не слышал. Я могу приказать подготовить любую машину по твоему выбору, уедешь и оставишь ее себе в качестве бонуса. Ну? Выйдем отсюда вместе, как добрые друзья и все забудем?

— Все? — мой голос был полон горечи. — И письмо? И западню в Заячьем холме? И мнимую пропажу детей? И...

— Последний шанс, — прервал меня Иван, — предлагаю уехать. От имени хозяина.

— Так же, как ты заказал артефакт? Седой знает, как вольно ты пользуешься его именем?

— Это отказ? — ему было плевать на мои слова, на мои обвинения.

— Он самый.

Бессмертник оскалился, движения сгладились. Как быстро тот, кто выглядел, как человек, превратился в зверя. У него не выросли клыки и когти, на появились рога или чешуя, он выглядел точно так же и вместе с тем совсем по-другому. Черты лица заострились, взгляд стал цепким, мышцы напряглись. Не человек, а зверь перед прыжком. Затрещали клетки, но на этот раз я отпрянула сама. Он повел головой из стороны в сторону, принюхиваясь, он вскинул руку, но пальцы сжались в кулак в сантиметре от моего лица.

— Не бойся, — он выпрямился, возвращая себе человеческий образ. — В этих стенах тебе не грозит даже насморк. Приказ хозяина, — в голосе сквозило сожаление, — ты дурочка. Но дурочка упрямая. Скоро ты пожалеешь о собственной непреклонности, — он отдернул рукава рубашки и отошел к двери. В словах не было угрозы, лишь недовольство и легкое сожаление.

Он не ответил ни на один вопрос и в то же время вселил чувство, что я и так знаю ответы. Ощущение было совершенно иррациональным, будто я стою на беговой дорожке или ленте эскалатора, и не важно, буду я идти, бежать или стоять на месте, она все равно привезет туда, куда должна. От меня уже ничего не зависит. Совсем.

Бессмертник ушел, а я все стояла посреди темной комнаты, смотрела на клетки, спрятанные под тканью. Какой вопрос я не задала? Самый первый и самый простой. Какое дело секретарю до моих ножей? Ответ один, никакого, он хотел убедиться, что у меня их нет. Чувство легкой тревоги сменилось настоятельной потребностью запереться в комнате и просидеть там безвылазно как минимум неделю.

В спальне на опущенной крышке белого туалетного столика, скрывшей зеркало, был сервирован обед.

— Хозяин приказал подать еду в комнаты, — пояснила Майя.

Мимоходом я отметила, что у нее есть пропуск через охранные чары. С тех пор как Кирилл дотронулся до моих сережек, ничего необычного вроде подвижных стен, я в замке не замечала. Графитовая преграда, существовавшая для других, меня игнорировала.

— Не хочу, — отмахнулась я.

— Госпожа Ольга, а можно тогда мне... — она недвусмысленно посмотрела на закрытые крышками тарелки.

— Ешь.

Я отвернулась, прошлась вдоль кровати, вспоминая сцену с бессмертником, боясь что-то упустить, не понять, не запомнить. Он разозлился, когда я упомянула об артефакте, и то от неожиданности. Что бы я ни говорила потом, какие бы обвинения ни бросала, он оставался собран. Его волновал один вопрос: уеду я или останусь. Почему?

Что изменит мое присутствие в цитадели? На этом настаивала Прекрасная.

Если упростить все до двух полюсов — хорошо и плохо, то повелительница Южных пределов — враг, и от нее не может исходить ничего хорошего. Она зло, для нас здесь и сейчас. Вывод, Иван, прав старясь выпроводить меня из цитадели. Бессмертник не предатель, по одной простой причине — он еще жив. С одной стороны все так, а с другой — уж больно рано он начал действовать, стараясь убрать меня из уравнения.

Для меня лично все наоборот. Я по-прежнему не хочу умирать. Если бы не Кирилл и приказ о неприкосновенности, гадай теперь, с чего такая милость, меня бы уже умножили на ноль, а так пока только отводят глаза.

Звякнул металл, тихий хрип прервал бесплодные размышления. Майя, уплетающая за обе щеки суп, выронила ложку. Другая рука сжимала медный кубок, полированная чеканная поверхность проминалась под ее хрупкими пальцами, как пластиковая. Служанка дернулась, лицо налилось краснотой, глаза распахнулись, а в следующую минуту она уже падала.

— Майя!

Я кинулась к девушке, тело которой гулко стукалось об ковер, постаралась придержать голову. Ничего не выходило, она с силой вырывалась из рук, содрогаясь всем телом, каждый раз ударяясь затылком об пол. Я вскочила и стащила с кровати подушку, подпихнула под русоволосую голову. Голубые глаза закатились, была видна полоска белка между веками.

Я распахнула дверь и закричала в пустой коридор:

— Помогите! Кто-нибудь помогите!

На ум приходила всякая чушь, почерпнутая из современных фильмов, типа искусственного дыхания и массажа сердца, вроде еще кто-то в горло корпус от шариковой ручки вставлял, уж не помню зачем и почему.

— Ну, помогите же!

Подергивания девушки перешли в дрожь, хрипы стали прерывистыми, она старалась вдохнуть и не могла.

— Что случилось? — в комнату вбежал Александр.

— Я не знаю, она упала и... вот, — я чувствовала себя беспомощной.

Вестник осмотрел спальню и нахмурился.

— Сейчас, — мужчина выскочил обратно в коридор.

— Святые, — выдохнула я, садясь на пол, девочка замерла, хрип оборвался.

Она выглядела сущим ребенком, бледная, серое мешковатое платье задралось, на тонких ногах были черные колготки и балетки с поблескивающими камешками. Я погладила ее по голове, волосы слиплись от покрывшей кожу испарины.

Вестник отсутствовал не больше минуты, но это была очень долгая минута. В руках у мужчины была коробка, он поставил ее на пол, опускаясь рядом с Майей на колени. Крышку украшал хорошо опознаваемый красный крестик. Обычная аптечка.

— Ничего не смыслю в целительских зельях, — пробормотал он, нащупывая пульс на тонкой шее.

— А в медицине? — я подавила порывистый вздох и желание поторопить вестника.

— Немного, — он поднял руку Майи, разжал пальцы и достал то, что осталось от металлического кубка.

— Может, лучше позвать целителя? — мне не понравился его уклончивый ответ.

— Точно, — согласился вестник, — он очень плодотворно постоит перед стеной и морально нас поддержит. Полдень миновал, этаж закрыт, — он понюхал кубок и сморщился.

— Тогда кого-нибудь из внутреннего круга?

— Мы и есть внутренний круг, — мужчина склонился к лицу девушки и втянул воздух возле ее утративших всякие краски губ.

Выпрямился, снял крышку с аптечки, надорвал упаковку ампул, быстро и профессионально надломил одну, приложил ватный шарик и встряхнул.

— Нужен таз.

— Что?

— Горшок, таз, кастрюля, корыто, что угодно, чтобы не заблевать ковер.

Я нырнула под кровать и вытащила темно-зеленый эмалированный с белым нутром ночной горшок.

— Держи за волосы, — скомандовал вестник, поднес вату с раствором к маленькому носику служанки и поводил из стороны в сторону.

Некоторое время ничего не происходило. Минуты уходили, девочка бледнела, дыхание едва приподнимало ее узкую грудь. И вдруг она дернулась. Я даже выпустила из рук толстую косу, в которою были заплетены волосы. Майя рванулась снова, в горле заклокотало.

— Держи, — повторил Александр поднося вату к носу, поварачивая русоволосую голову к горшку.

Я придерживала тяжелые волосы. Звуки спазмов усилились, и в горшок плеснуло темной жижей. В воздухе повис кислый запах. Как только рвота прекращалась, вестник подносил вату, и она возобновлялась.

Напряжение постепенно отпускало. Девушка уже не выглядела умирающей, даже вытерла рот ладонью и между приступами хрипела:

— Хозяйка...

— Тихо. Все в порядке.

Наконец Александр отодвинул в сторону горшок, Майя уткнулась лбом в ковер. Мужчина встал и принес кувшин с водой для умывания, понюхал, протянул девочке и приказал:

— Пей.

Она с жадностью прильнула к широкому горлышку

— Ей надо поспать. Хотя бы час, — вестник оглянулся на кровать, — не возражаешь?

Он отставил опустевший кувшин в сторону, взял девочку на руки и положил на постель. Я принесла подушку.

— Не могу. Не здесь, — залепетала Майя.

— Перестань, — я сняла туфли с маленьких ног и закрыла ее одеялом.

— Мне уже лучше, — служанка порывалась встать, но вестник толкнул ее обратно, подобрал с пола аптечку и уселся на край кровати.

Настала очередь другой ампулы, на этот раз жидкость перекочевала в шприц. Вены у девочки были тоненькими и голубоватыми, как ниточки. Александр попал с первого раза. Майя пробормотала очередное извинение и обмякла.

— Лекарства действуют на нечисть точно так же, — Александр сложил все обратно в коробку, — У них есть вены, кровь, сердце, легкие, желудок. Но скорость метаболизма в разы выше. С этой дозы она проспит пару часов.

— А человек?

— Человек загнется минут через десять.

Вестник закрыл коробку, встал и подошел к туалетному столику. Понюхал суп, поднял крышку с нетронутого второго, добрался до маленького железного чайничка, из носика которого до сих пор поднимался легкий парок.

— Яд? — спросила я.

— Яд, — подтвердил мужчина, забирая напиток и подхватывая с поля смятый стаканчик, — странно.

— Почему?

— Не возражаешь, если мы продолжим в моей комнате? — спросил вестник.

Я только сейчас заметила, что он прибежал на помощь в черных классических брюках, белой майке и с голыми ступнями.

— Аптечку прихвати, — попросил он и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.

Комната вестника была в том же крыле. Последней по коридору, делающему крутой поворот и уходящему в глубь цитадели гладкими графитовыми стенами. Я не удержалась и заглянула: глухая каменная кишка, насколько хватило освещения, ни окон ни дверей, дальше все тонуло в темноте.

Я перехватила аптечку и вошла в спальню вслед за Александром. Его комната была больше моей и условно разделена на две зоны, рабочую и для отдыха. Ковер без рисунка на полу, с одной стороны — кровать, шкаф и этажерка с непонятными штуками, то ли производные какого-то мало понятного течения в искусстве, то ли артефакты. Хотя одно другому не мешает. Напротив вполне современный компьютерный стол, ноутбук, ежедневник, принтер, электронные часы, на кресле небрежно валялись наушники. Мне повезло, что нечисть слышит гораздо лучше людей, иначе кричала бы до посинения. Тут же массивная стойка с книгами. На столе весело моргал экраном вызова сотовый телефон. Между двумя зонами комнаты по центру ковра стоял низкий журнальный столик в окружении подушек.

Александр поставил на него кувшин и смятый девочкой кубок, подошел к рабочему уголку и сбросил вызов, оборвав низкое гудение вибрации, аппарат стоял на беззвучном режиме. В его спальне не было ни портьер, ни балдахина над кроватью. Голые стены и рабочие поверхности. На бежевом покрывале кровати валялась небрежно брошенная рубашка, на полу тапки с эмблемой футбольного мяча соседствовали с ботинками.

— Ты врач? — все-таки спросила я, ставя аптечку рядом с "уликами".

— Нет, — он накинул сорочку и стал застегиваться, — и даже не медсестра.

— Надо же, — я покачала головой, — и где таких охранников воспитывают?

— Тебе лучше не знать. Я бывал в разных местах, в том числе и тех, где слово доктор никогда не слышали, пришлось учиться, — застегнул манжеты. — Поверь, никакие знания не бывают лишними. Аппендицит не вырежу, роды, ушедшие миловали, принимать не доводилось, но зуб удалить могу легко, рану обработать и с отравлениями сталкивался, правда, алкогольными.

— Ты меня удивил.

— Я всех удивляю, — он чуть приподнял уголки губ в грустной улыбке и вдруг спросил, — первое, что ты сделала, когда смогла вернуться в мир людей?

— Искала родных, — я вздохнула, каждый раз, стоило вспомнить, внутри образовывалась пугающая пустота, которую уже никогда не заполнить.

— Нашла?

— Да. На кладбище. Десять лет прошло.

— Прости. Не буду врать, что понимаю. У меня ни семьи, ни друзей. К тому же на вестников карантин не распространяется.

— Почему? — стало обидно, кому-то дали конфету больше моей, хотя стишок мы рассказывали одинаковый.

— Какая польза от торговца душами, которого не пускают на рынок? — он пожал плечами. — Я выбрался почти сразу. Первым делом прошел полное медобследование. Угадай, что изменилось?

— Что?

— Ничего. Сердце, легкие, желудок, вены, артерии, кровь — все осталось на месте. Исчезла боль в правом бедре, — он привычным жестом потер ногу, — вернулось зрение и еще по мелочи, но в целом... — он посмотрел на свои пальцы, — только ногти почернели. Представляешь, как сложно объяснить, зачем взрослый мужик их накрасил? Под гота что ли закосить?

Я улыбнулась, представив высокого сорокалетнего мужчину с черными губами, пирсингом во всех известных местах и в плаще. Ужас, летящий на крыльях ночи. Я бы такому ночной горшок не доверила, не то что душу.

— Ускорился метаболизм, усилились чувства: обоняние, осязание, слух, зрение — возросла скорость реакции, физическая сила, — продолжил рассказывать вестник, -нНо мышцы остались теми же самыми. Нечисть, за редким исключением, ничем не отличается от нас.

— Нас? — я подняла брови.

— Не вредничай.

— Как же бесы? Нелюди? Изменяющиеся?

— Я же сказал, за редким исключением, — он махнул рукой. — Рвота у девочки началась бы в любом случае, защитная реакция организма. Я ускорил процесс. Никакой опасности. Доза была рассчитана на человека, — Александр поправил воротничок, постоял в раздумье и решил оставить рубашку навыпуск, наверное, в силу воспитания, нежели боясь меня шокировать.