Мир. Наследники ушедших

Мы немного задержались, Димку шатало как какого-нибудь запойного алкоголика. Я пытался уговорить его остаться в спальне, но он наотрез отказался, аргументировав это тем, что раз мастер приказал, значит надо идти. По мне, так он тоже думает, что сюда приперся кто-то из этой долбанутой семейки (вчера в медпункте, пока нас осматривали, я рассказал ему о том, кто такой Казаринов и почему он на меня набросился) и своим видом хочет показать, кто и в чем в данной ситуации виноват. Я, конечно, не против, даже готов сказать ему спасибо за такое самопожертвование, но мне же его потом обратно тащить, а он не такой уж и маленький.

Как оказалось, все ждали только нас, точнее, меня, Димке указали на дверь, а потом, подумав, предложили отправить его прямо в кровать. Однако, тот как упал на парту, так и отказался двигаться. Ребята тоже были настороженны, особенно им не нравилось присутствие Бориса Казаринова, отца Макса, как, впрочем, и мне. Однако, ему удалось нас удивить.

— Я пришел, чтобы принести свои извинения за поступок своего сына, — начал было он, дождавшись, пока шум немного утихнет, но его нагло перебили:

— Вы считаете это поступком? — фыркнул Сир. — Это даже проступком назвать сложно, причем виноваты в этом, если разобрать, вы.

Казаринов бросил на вампира уничижительный взгляд, гордо вскинул подбородок и продолжал:

— Сейчас Максим находится в больнице, где им занимаются лучшие специалисты. Надеюсь, вы понимаете, что он, так же как и вы, всего лишь жертва...

— Вашей гордости, — вновь перебил его Сир. — Извините, но если вы закончили, то я попрошу освободить помещение, у нас здесь сейчас будет проходить классный час.

Борис Николаевич — если я, конечно, не ошибаюсь, — выдавил из себя улыбку, прошипел нашему вампиру что-то на ухо, явно обещая обрушить на его голову всевозможные кары, после чего удалился. Сир с легкой улыбкой на губах (даже мне страшно стало) оглядел нас и, усевшись на край стола, произнес:

— Ну что, соловьи-разбойники, опять вляпались?

— Судя по тому, что говорят люди, нам за это, как вы выразились, "вляпались" только спасибо скажут, — с энтузиазмом ответила Рада.

— Скажут, — согласилась Оксана, — отдельное "спасибо" от моих предков за испорченный вечер и отдельное от Казариновых, за испорченную репутацию и увольнение из Совета.

А вот это уже новость не очень, правда, приятная, но греющая душу. Сир успокоил взбудораженных ею ребят, потом обратился ко мне. Сказал, что Кощей просил подробно описать случившееся вчера и предоставить ему мой рассказ до завтрашнего утра. А когда я понял, зачем это ему, то вообще выпал в осадок. Нет, ни Казаринова, ни его семью мне жалко не было, сколько они мне крови попортили, страшно даже подумать. Просто сразу почему-то всплыли в голове воспоминания о Школе и о том времени, когда я проходил обучение там. С Максом мы не сошлись сразу же, устроили драку первого сентября, нас едва растащили. И то только с помощью Веры, сестры Димки. Да и потом мы постоянно сталкивались, причем, что, по словам все той же Веры, которой на втором году обучения передали меня на поруки, все остальное время он вел себя вполне адекватно, не бросаясь на людей по поводу и без.

— Ты можешь сейчас сказать, что именно произошло, и почему он на тебя набросился?

Я пожал плечами:

— Мы всегда не очень ладили. Еще в Школе, что ни день, то либо просто ругаемся, то бои устраиваем.

— А почему он остановился? — продолжал напирать Сир.

— Я сам его остановил... ну, сказал, чтобы он не делал так!

— И?

— Он остановился.

— Просто взял и остановился? После того как ты его об этом попросил?

— Скорей уж приказал, — очнулся Димка. — Кстати, я не знаю что, но точно не остановиться. Это вообще было сказано не на русском.

— Это цыганский, — теряя терпение, ответил я, предупредив очередной вопрос вампира. — Дословный перевод: плохо, не делай так.

Да, а как бы им еще объяснить, что я сам не понимаю с какого перепуга заговорил на цыганском? И как вообще вспомнил, здесь на нем и разговаривать-то не с кем, разве что ругаться можно, никто не поймет, но общий смысл уловят точно. Я даже дома на нем почти не говорил, мы ведь не в таборе жили, в простой квартире, у меня отец русский, а научила меня этому бабушка, одна из последних настоящих шувани.

В детстве я очень часто болел, жили мы в Сибири, где и лета-то как такового и не бывает, поэтому отдыхать меня отправляли в деревню к бабушке Надье. Мама покупала билеты на поезд, всегда отходящий вечером в пятницу, и отвозила меня к ней, гостила день и в воскресенье, рано утром уезжала домой. Бабушка растапливала баню и загоняла меня туда. Это всегда сопровождалось игрой в догонялки, потому что мне не нравилось ее привычка изгонять из меня хвори веником. Потом мы садились за стол с ее подругами. Они пели песни, вспоминали молодость, а иногда к бабушке приходили "молодушки", как она их называла, и она садилась гадать. Раскладывались карты, в которые она почти не смотрела, звучали непонятные для меня слова, кто-то уходил в слезах, кто-то улыбаясь, но все всегда благодарили бабушку, чтобы она им не сказала. Мне все это очень нравилось, я садился рядом с самоваром, пил чай и слушал тихий голос бабы Надьи. Когда она начинала гадать, все замолкали, потому что в противном случае бабушку было просто не услышать.

В год, когда мне исполнилось восемь лет, ее не стало. Просто легла спать, а утром не проснулась, я даже не сразу понял, что с ней что-то не так, долго играл сам с собой, а когда проголодался, попытался ее растолкать. Ближе к вечеру пришли ее подруги и нашли меня, сидящего рядом с уже остывшим телом. Утром следующего дня приехал папа, мама на тот момент была беременна моей сестрой, какие уж там похороны. Через три дня мы вернулись домой, и я слег с очередной простудой. Меня положили в больницу, откуда я вышел полгода спустя с мигренью. Мама таскала меня по всевозможным докторам, ей не раз предлагали обратиться к всевозможным знахаркам и экстрасенсам, но она отказывалась, мотивируя это тем, что единственный человек, которому она в данном вопросе доверяла, уже мертв. Мне ничего не помогало, я мог целыми днями валяться в кровати, не подавая признаков жизни, учиться приходилось индивидуально, и то тройку мне ставили только из жалости. И не потому, что я чего-то не знал, нет, в те короткие минуты, когда боль утихала, я брал учебник и читал, просто я не мог внятно ответить ни на один вопрос.

Потом заболела мама, что-то с сердцем. Папа подумал и, предложив одной знакомой летом отдохнуть в доме бабушки, дал нас с сестрой ей в нагрузку. Представляю себе, как бедная женщина намучилась с нами тремя. Я, со своей болезнью, не желающая никуда ехать Надя, и ее сыночек, этакий монстрик, вечно требующий внимания к своей персоне. А что с ней случилось потом, когда я пропал, даже подумать страшно. Это только потом, несколько недель спустя, когда со мной уже хоть как-то здесь определились, Совет отправил магов улаживать ситуацию. Так что моя семья считает, что я учусь где-то за границей, там где меня еще и лечат. Я пишу им письма, часто связываюсь с Надей по Интернету, знаю о них почти все, но все равно очень скучаю.

— Напиши все, что происходило как можно подробнее, — напомнил мне Сир и, наконец, отпустил нас. Точнее, исчез по-английски.

Мы с эльфом подхватили Димку с двух сторон и, тихо матерясь сквозь крепко сжатые зубы, потащили его в нашу комнату. Сопротивляться и настаивать на том, что пойдет сам, у него уже не было сил. Видя его предобморочное состояние, Оксана на некоторое время отстала, но обещала вернуться.

До вечера все было тихо и спокойно, сосед уснул почти сразу после того, как Кузьма напоил его моими настоями, я полдня потратил на написание отчета для Кощея, но меня это как-то даже не напрягло, а, наоборот, помогло собрать мысли в кучу и поразмыслить над тем, что произошло вчера. По всему выходило, что активатором для сумасшествия Казаринова являюсь я, или, скорее всего, какая-то часть меня. При этом, эта же часть вызывает у меня головную боль, а когда я приказал ему остановиться, то как-то отключил ее. Знаете, легче от полученных выводов мне не стало. Время шло, голова моя потихоньку наливалась тяжестью, яркий свет начал резать глаза, и закололо виски. Первые признаки возвращающейся мигрени. Прежде чем нырнуть в горячечный сон, больше напоминающий бред, я подумал о том, что надо будет поговорить с Сиром, когда он вернется. Может, это и есть ключ к моей свободе.

Сир

Заходящее солнце окрасило небо в истерично-красный цвет, на фоне которого луна, только что выкатившаяся из-за горизонта, казалась абсолютно белой. Я остановился, позволив себе ненадолго забыть о предстоящем неприятном разговоре, и посмотрел наверх. Не знаю почему, но я очень люблю это время, когда два светила встречаются на небосводе, именно это время я считаю самым лучшим для разнообразных магических ритуалов, а не полночь или рассвет, как об этом пишут в книгах. Несмотря на то, что сейчас на небе не облачка, ночью выпадет снег, к обеду он, конечно, растает, как ему и положено, но обратно придется идти пешком, по крайней мере, пока не выйду из леса, а, значит, точно успею промокнуть. Я вздохнул. Из-за того, что некоторые не любят непрошенных гостей, званным приходится туго. Это ж надо додуматься, установить полог защиты над всем лесом! Кощей, когда узнал об этом, сказал, что всегда считал, что у Яги параноидальный психоз и мания преследования, и как ему приятно, когда его подозрения подтверждаются. Любящий друг называется. Как они еще друг другу глотки не перегрызли. Хотя нет, о чем это я? Они лучше будут использовать в своей локальной войне других, чем подставятся сами. Надо же было попасть к ним на крючок...

Я поправил сползающий капюшон, и продолжил путь. Яга может и не заметить, что я опоздал, а может и вызвериться, никогда не знаешь чего от нее ожидать. Из-за этого я предпочитаю работать с Кощеем, но, опять же, Яга умеет держать слово, и если она сказал, что после этого она меня больше ни о чем не попросит и вообще думать о забудет о моем секрете, то так оно и есть. Кощей же всегда оставляет для себя лазейку, поймать его на слове практически невозможно. Хорошо хоть в этот раз они просто делают вид, что работают вместе, у меня иногда получается вмешиваться в их дела. Даже страшно подумать, что произойдет, если они решат все-таки объединиться. Я и сейчас-то как между молотом и наковальней, только молот пока удерживает кто-то. А тут еще и Лик, он ведь совсем не понимает во что ввязался, для него это способ интересно провести время. Эльфу уже более трех тысяч лет, а ведет себя как подросток, которому не хватает экстремальных ощущений.

Встретил меня личный леший Яги. Да, да, встречаются и такие. Он когда-то был простым домовым, потом судьба его прибила к Яге, а когда она переехала сюда, он последовал за ней, даже не помышляя о том, что вскоре здешний леший решит уйти на покой, став единым целым со своим дубом. Наследников-то у него не оказалось, вот Яга и распорядилась, а, как известно, нет ничего более временного, чем постоянное. Так что он вот уже на протяжении семидесяти лет занимает эту должность, не уставая жаловаться всем, кто готов его выслушать на превратности судьбы. Но нельзя сказать, что он не доволен, просто, как мне кажется, ему нравится хвастаться — вот я какой, и леший, и домовой. Ведь свои прямые обязанности он до сих пор выполняет с большим удовольствием. Гордится как лесом, так и домом, считая их своим личным достижением. Кстати, а вот и дом, я и не успел заметить, как добрались.

Ничего общего с преусловатой избушкой на курьих ножках без окон и дверей, у этого терема нет, светло, чисто, уютно, из трубы идет дым, а из распахнутых окон и дверей до меня донесся запах свежеиспеченных пирогов. Я настороженно замер на пороге, задумчиво глядя на белоснежного сибирского кота Яги (как его зовут я так и не удосужился узнать, несмотря на то, что он живет у нее вот уже на протяжении пятнадцати лет). Судя по неясным голосам, и по тому, что разговор у нас вроде как намечался секретный, кто-то все-таки смог порушить ее полог, и проникнуть в лес незамеченным. А если вспомнить, что Яга у нас как-никак маг первого уровня, то становится страшно неуютно и желание сделать вид, что я так и не дошел, заблудился в лесу, или был задержан Кощеем, становится навязчивым.

Однако, как я и предполагал, гость у Яги оказался не простой, дверь за моей спиной захлопнулась, а вторая, ведущая из сеней в горницу, приветливо приоткрылась, зловеще скрипнув при этом. Я искренне пожалел о том, что не являюсь христианином или исламистом, и не могу воззвать к богам в надежде, что они заметят ничтожного меня, и спасут от встречи с тем, с кем бы я хотел видеться меньше всего на свете. Ну, не любит бог смерти, пусть даже бывший, тех, кто смог избежать встречи с ним. А еще ходят слухи, что он страшно ревнив, а это еще один камень в мой огород, если учитывать нашу с Ягой историю. Будем надеяться, что все это просто слухи, хотя... вот сейчас, стоя перед ним, как провинившийся школьник перед директором школы, я готов в это поверить.

— Вот, значит, какой ты, Сир, проклятый всеми, ставший проклятьем для всех, — задумчиво произнес Чернобог, выпустив изо рта облачко дыма. — И не стыдно тебе? Я бы на твоем месте давно бы самозакопался. Там ты хотя бы никому не причинишь вреда.

Я поморщился. Как говорится, чья бы корова мычала... Яга яростно стукнув заслонкой об печь, швырнула на стол блюдо с пирогами, которое ее муж весьма удачно поймал и, засунув в рот сразу полпирожка, прошамкал нечто вроде "спасибо". Все так же беззвучно Яга установила на стол самовар и начала раздувать угли. Со стороны посмотришь — семейная пара, готовящаяся к ужину и не вовремя припершийся любовник. Эту ситуацию с точностью до наоборот не раз и не два описывали в энном количестве анекдотов, но что-то мне сейчас не смешно.

Если вдуматься, то я в этой семейке просто сбоку припека, тут бы вместо меня стоять Кощею, тому, с кем она в свое время и наставляла рога мужу, но раз уж черт меня принес так не вовремя, придется отдуваться не только за себя и за того парня, но и за еще пару тысяч ее любовников. Я скинул с себя плащ и, повесив его на крючок у двери, без спросу сел на последний свободный стул. Если посмотреть на Ягу со стороны, то ее можно принять за двадцатипятилетнюю девушку, если подойти ближе, так, чтобы стали видны ее морщины, усталые глаза и прожитые года, то ее можно принять за женщину лет сорока, а если при этом знать о Мире и магах, то — лет около двухсот-трехсот. И только зная ее так, как знаю я, каждую родинку на ее теле, морщинку в уголках глаз, складку под нижней губой (и все это на ощупь, а иногда и в темноте), можно поверить в то, что перед тобой богиня. Я перевел взгляд на Чернобога. Говорят, что они с Кощеем братья-близнецы, и если в первое поверить не сложно, то во втором никогда и ни за что не убедить никого, кто хоть раз видел их вместе. А если такие на их пути и случались, то прожили они не долго, братья разговаривать умеют только при помощи очень тяжелых аргументов. Но если посмотреть вначале на одного, а потом сравнить второго с первым, то отличий не найти, как ни старайся. И не удивительно, что исследователи славянской мифологии называют богом то одного, то другого, то вообще считают этих двоих одним лицом.