Лекс с хитринкой на донышке глаз выжидательно уставилась на парнишку. Он только пожал плечами:
— Даже не знаю с чего начать. Ладно, слушай. Первая моя мечта на сегодня: построить здесь уютную дачку для нас с тобой, когда вырастем...
— Подлиза, — ласково прокомментировала Янка. — Но ход твоих мыслей мне нравится.
Каджи усмехнулся, вполне довольный собой, и продолжил:
— Я не подлиза, просто мне нравится видеть тебя радостной и счастливой. Разве это плохо?
— Нет, наоборот, очень даже хорошо. Особенно, когда в наших чувствах есть взаимность. Ты мне улыбающимся и довольным жизнью тоже больше нравишься, чем когда хмуришься и злишься. Но даже и в плохом настроении ты всё равно мне нужен...
— А вторая моя мечта на сегодня, — Гоша мягко высвободил ладонь из Янкиного захвата и прижал руки к груди, — согреться! Прохладно здесь.
— Да, не жарко, — согласилась колдунья. — Пора попрощаться с Хэзлом и возвращаться в знойное лето. Иначе я в своем наряде, которого почти нет, скоро зубами чечетку отбивать начну. Но мы сюда еще не раз вернемся. И это радует!
Цепохвост, старательно точивший когти о ближайшую сосну и уже успевший превратить её кору в истрёпанное мочало, моментально бросил увлекательное занятие, скачками примчавшись к своим спасителям, тоскливо поскуливая от предстоящей разлуки. Ребятам тоже комок к горлу подкатил, но они успокаивали себя и Хэзла тем, что обещали ему заглядывать в гости, по возможности чаще, поглаживая чудище с двух сторон. В ответ в их головах басовито рокотало:
— Хэзл приходить сюда. Я ждать вас. Я знать, когда вы быть тут...
Друзья взялись за руки и окинули прощальным взором край первозданной дикой красоты. Темнеющий позади себя хвойный лес, зеленую прибрежную полянку впереди, одинокую ель слева, растущую прямо у воды, большое озеро с кристально чистой, прозрачной водой. Оценили величавость гор на противоположном берегу водоема. Порадовались голубизне неба с мохнатыми белыми облаками, заблудившимися среди покрытых снегом вершин, так что и не разберешь сразу, где кончаются горы и начинается небосвод. Потом ребята синхронно глубоко вдохнули в себя ароматный воздух, насквозь пропитавшийся прохладной горной свежестью, стойким запахом трав, легким привкусом хвои и едва заметной влажностью. Затем Каджи, уже ничуть не волнуясь, приподнял посох и громко сказал:
— Верни нас назад.
Серебряный кончик "Звезды странствий" высек сноп искр из случайно подвернувшего гранитного камушка. А алмазный набалдашник ослепительно ярко вспыхнул, заставив ребят плотно зажмуриться. Наверное поэтому они не увидели, как из бешено вращающейся золотой звезды промеж разбрасываемых искр тонкой змейкой скользнул завиток иссиня-черного дыма, тут же растворившийся в воздухе.
А потом им уже некогда было что-то рассматривать. Ребят с ураганной силой сдернуло с места, штопором ввинчивая в кромешную тьму межпространственной пустоты. Их таскало и швыряло во мраке, будто в гигантском смерче, заставляя желудки судорожно сжиматься от невероятных кульбитов.
Стиснув губы, Каджи старался удержать в своей руке Янкину ладонь. Но неистово бушующая буря словно специально задалась целью растащить их в разные стороны, и противостоять ей сил у друзей не нашлось. С каждым мигом хватка их рук ослабевала. Вот они уже касаются друг друга только подушечками судорожно согнутых пальцев. А мгновение спустя и этот последний контакт оборвался, прозвучав совместным воплем во тьму:
— Гоша-а-а!!! Янка-а-а!!!
И тут же юношу выплюнуло в какой-то незнакомый коридор, едва освещенный светом горящих факелов. Резко накатившие рвотные позывы заставили Каджи стремительно согнуться, выронив посох и ухватившись обеими руками за живот. Дверь, возле которой Гоша скорчился, неожиданно распахнулась, врезавшись ему в лоб с такой силой, что он кубарем скатился по немногочисленным ступенькам лесенки, оказавшейся у него за спиной. И в завершение путешествия мальчишка от души приложился затылком к стене. Тут уж тьма полностью им овладела, радостно потирая ладони и весело хихикая.
Глава 12. Глаза во мгле
Солнечный блин основательно поджарился на сковородке неба и скатился в сметанно-белые облака, густо разлившиеся по блюдцу Запада.
— Вот до чего голод может скромного мага довести, разорви меня драконы пополам, — в сердцах, но шёпотом раздраженно пробурчал дэр Анкл, переводя взгляд с небосвода на развилку дорог, более похожих на сравнительно широкие утоптанные тропинки. — Раньше мне никогда и в голову не взбрели бы такие кулинарно-поэтические описания пейзажа. А стоило чуток подрастрясти жирок на лоне природы, так только о жратве и думаешь.
Волшебник явно прибеднялся: назвать его толстым, жирным или всего лишь полненьким не посмел бы никто. И не из-за страха. Просто выглядел он вполне стройным, можно даже сказать, что чуточку худощавым, особенно учитывая количество прожитых лет, не обремененных тренажерными залами. Маг вообще не очень-то любил себя хоть чем-то обременять, разве только по крайней необходимости. А доведись Анклу вырасти в юности хоть на локоть повыше, так его наверняка до сих пор дразнили бы жердяем все, кому не лень лишний раз языком пошевелить.
Да и думал дэр не об одной еде. А если уж говорить предельно откровенно, то не столько отсутствие пищи занимало мысли чародея, сколько о хмельных жидкостях он грезил наяву: вкусных и желанных. Впрочем, чего греха таить, дэр Анкл сейчас мечтал о разных напитках или попросту — любых. Вкусовые качества большой роли не играли. Главное, чтоб количества хмельного хватило упиться до поросячьего повизгивания под столом.
Жизнь волшебника хоть и кажется большинству простолюдинов настоящей сказкой, на самом деле таковой не является. Одни сплошные стрессы и нервотрепка изо дня в день. Вот и приходится находить себе всевозможные забавы, чтобы не свихнуться по полной программе. Правда, нормальными чародеи, кажись, изначально никогда и не были, уже родившись отличающимися от других людей. Пиво, вино, водка и прочие горлодёры-самогонки — самые дешевые, наиболее доступные и легко усваиваемые забавы, из тех, что позволяют магам расслабиться да помогают выкинуть из головы дурные мысли, вкупе со всеми прочими, порой весьма толковыми. Вот потому-то пьянство, если мягко выражаться, мало кого из волшебников обошло стороной, не зазвав в свою веселую кампашку.
— Итак, куда стопы свои направим, подружка юная моя? И что нас ждет в краю далеком? Какая уготована судьба? — быстренько утопив не вовремя накатившее раздражение в пучине души, с напускной веселостью продекламировал Анкл, обращаясь к притихшей Айке.
Девушка в ответ устало пожала плечами. Дэр озабоченно покрутил головой, вытянув шею и обозревая окрестности. Разглядывать местность особой нужды не было. Чего интересного можно увидеть, если стоишь на пыльной грунтовке, разветвляющейся на три извилистых отростка, которые ныряют с этой небольшой полянки опять в густой лес? Но волшебник всё же умудрился высмотреть что-то его заинтересовавшее. Взяв спутницу за руку, он проигнорировал все три дороги, предложенные ему судьбой, и направился прямиком по изумрудно-зеленой траве к дальней кромке обступившей их со всех сторон чащобы.
— Пора на ночлег устраиваться. Ты, смотрю, едва на ногах держишься. Мы с тобой и так сегодня изрядно отмахали на своих двоих: верст сорок, не меньше.
— Сорок две, — скромно поправила волшебника Айка. — Я это точно знаю. Когда мы год назад вместе с отцом ездили в Уходвинск, то я от скуки вешки считала. От поселка до этой развилки их сорок две, а потом еще тридцать семь — и попадешь в городок. Он раз в десять больше, а уж насколько красивее...
Девушка облегченно присела прямиком на траву рядом с большим валуном, густо обросшим мохом, когда дэр сказал, что здесь самое подходящее место для ночлега.
Тут и вправду оказалось неплохо, не зря маг пристально щурился, обозревая окрестности. Из-под бока валуна усердно бил родник, с тихим журчанием утекавший нешироким ручейком в чащу. Трава вблизи от живительной влаги выросла хоть и низкой, но зато густой, сочной и мягкой. В десятке шагов темнел лес, в котором наверняка столько сушняка валяется на каждом шагу, что дров для костра хватит на целую армию и не на один день. А им двоим на ночь и того меньше требуется. И весьма хорошо, что на опушке леса растет великое множество молодых, в рост взрослого человека, деревьев. Значит, веток для обустройства лежанок Анкл наломает без труда. Чем он немедленно и занялся.
Когда солнце окончательно упало за горизонт, ненадолго выцветив на прощание верхушки деревьев багряным золотом, у парочки странников уже всё оказалось готовым для отдыха. Густо настеленные охапки еловых и березовых ветвей успешно сымитировали уютную кровать. Чуть в отдалении горел небольшой уютный костерок, потрескивая свеженатасканными дровишками. Их избыточный запас внушительной корявой горкой возвышался поблизости от импровизированного очага. Айке маг отдал свой видавший виды плащ: он хоть и старый, но зато теплый. И если завернуться в него поплотнее, то накидка вполне может заменить собой одновременно и матрас, и одеяло. При скромных габаритах девушки, ей без проблем удалось полностью замотаться в плащ. А из скомканных в единую кучку рукавов и воротника Айка умудрилась смастерить себе некое подобие подушки. Из всего этого живописного вороха наружу выглядывал только ее густо усыпанный веснушками нос, два лихорадочно блестящих глаза, в которых отражались отблески огня, да часть щеки — удобный плацдарм для комаров. Кровососы, не растерявшись, уже злобно гудели, кружась десантом над головой девушки, но пока почему-то так и не решались произвести пробную вылазку на вражескую территорию.
Анкла летающие вездесущие бестии вообще игнорировали: старый, наверняка невкусный, и с такой зачерствевшей за прожитые века кожей, что хоботок об нее раньше поломаешь, чем проткнешь. Да и дымок, слоистыми волнами разлетающийся в разные стороны от костра под напором легкого игривого ветерка, аппетита комарам не добавлял. Дэр своей тростью — она из такой породы дерева, что ей огонь нипочём — неспешно ворошил костерок, подправляя успевшие уже прогореть в центре сучья, подталкивая их еще нетронутые части поближе к огню. Пламя тут же жадно набрасывалось на подачку, удовлетворенно потрескивая угольками и постреливая вверх салютом радостных искр.
Романтика...
Была бы романтика, никто и не спорит, если б отсутствовали проблемы. О глобальных волшебник сейчас даже и не пытался думать. А уж если не кривить душой перед самим собой, то попытка полудиких степняков, невесть как ухитрившихся большой толпой проникнуть в подводную пещеру, дабы разграбить Хранилище Запрета и почти добившихся успеха — это не глобальная проблема, а глобальная катастрофа! И без неё есть над чем голову поломать.
Хвала Безымянному, жажда путников теперь не мучила. Они первым делом, еще до обустройства временной стоянки, вволю напились из ручья, а потом и освежили лица там же, щедро черпая пригоршнями живительную влагу. Холоднющая родниковая вода придала бодрости, да так, что у Анкла даже зубы заныли, пока он её хлебал. Да вот утолить голод ею не получилось, хотя и выпито оказалось немало. Но и желудок, настойчиво требующий чего-нибудь более существенного, чем просто вода, будь она хоть трижды вкусная, — не самая серьезная проблема на данный момент. Дэра гораздо больше волновала девушка.
То, что он её спас от расправы не блещущих умом односельчан, которым нечто неправильное, ведьмовское причудилось в поведении Айки — безусловно правильный и, даже можно сказать, благородный поступок. И хотя маг не знает пока, куда теперь девать этот рыжий сюрприз, подкинутый ему судьбой, он всё равно может чуточку погордиться своим поведением: не очерствел душой и сердцем за многие сотни прожитых лет. Возможно, получится пристроить найденыша в хорошие, надежные руки в одном из тех ближайших городков, через которые ему предстоит добираться к себе в Метаф? Возможно... Но не факт! И не столько из-за того, что не знаешь: а так ли уж хороши и надежны окажутся те руки по сути незнакомцев, в которые он передоверит дальнейшую судьбу девушки? Кроме сомнений в этой щекотливой ситуации имеется еще один нюанс, а может даже и больше, чем один. И он сугубо личный.
Когда-то давным-давно, будучи еще сравнительно молодым волшебником, Анкл во время своего обучения вычитал в одной древней книге-трактате, посвященной описанию теории и практики предсказаний, влияющих на линии судьбы, интересную мысль, показавшуюся ему весьма мудрой. В механизме действия предсказаний, понимание которых не было его сильной стороной в юности, он так и не смог тогда разобраться. А книга, с её хитромудрым наукоподобным многословием, только еще больше запутала юного мага и окончательно запудрила ему мозги. Но вот та простенькая фраза так крепко врезалась в память дэра, что никаким заклинанием или зельем её оттуда не вытравишь: спаситель несет особую ответственность за последующую судьбу спасенного, иначе и не стоило утруждаться! Еще в трактате утверждалось априори, дескать, с момента спасения нити судеб обоих людей свиваются в единую пряжу. С годами чародей смог понять и принять эту мысль, как единственно верную.
Да и честно говоря, Айка магу понравилась. Едва они покинули поселок, Анкл пустился в подробные расспросы о жизни девушки, начав с её самого раннего детства, вникая в малозначащие детали и засыпав уточняющими вопросами. Что-что, а психологию он знал неплохо. Чем больше спутница будет разговаривать, тем меньше станет думать о недавних событиях, едва не стоивших ей жизни. А значит, легче справится с шоком. Да и просто интересно узнать побольше о своей спутнице. И время в дороге разговор тоже скрасит.
Айка и вправду постепенно разговорилась, пустившись в воспоминания о детстве, и через некоторое время окончательно успокоилась. А дэр удовлетворил своё любопытство относительно спасённой.
История в принципе классическая и оригинальностью не блистала. Мать девушки умерла при родах. Отец, тот самый корчмарь-подкаблучник, погоревал-потосковал положенное сердцем и приличиями время, да заново женился. Управляться с корчмой и растить маленькую дочь одному показалось непосильной задачей. Да и любви, семьи, уюта ему, как всякому нормальному человеку, тоже хотелось. Что случилось, то и случилось, но не век же ему бобылем теперь куковать-горевать? Уж была ли у него любовная страсть ко второй супруге или только её иллюзия над их семейным гнездышком витала, то неведомо. Да только по-любому свой выбор он однажды сделал, приведя под крышу корчмы новую пассию. Сразу не приглянувшаяся волшебнику темноволосая стервячка — это она самая, мачеха Айки.
Притеснять или еще как-либо измываться над падчерицей, подобно большинству похожих ситуаций, она себе не позволяла, но и любви к обузе однозначно не испытывала. Хозяйство мачеха быстренько подгребла под себя, лихо командуя не только немногочисленными работниками, но и бесхребетным муженьком. Едва Айка подросла настолько, что уже не могла запросто пешком под харчевальником в корме пройти, не задев столешницу макушкой, как мачеха тут же загрузила её работой по самые рыжие косички. И спуску уж не давала. Причину для пары ласковых слов или подзатыльника всегда можно при желании отыскать. Но если и не отыщется сама, так не трудно создать её. Да еще и недовольно ворчать при наказании: досталась, мол, мне замухрышка косорукая, свалилась неумеха неумытая на мою голову, и если б не её, мачехино, доброе сердце и завидное долготерпение, то... А доброе сердце, только тем и занималось, что искало повод, как бы поскорее спровадить падчерицу с глаз долой, ну и из себя, соответственно, вон. И без разницы куда: замуж поскорее выдать, бродячим артистам по дешевке сбагрить, на костер отправить, да хоть к черту лысому на рога! А тут костер сам и нарисовался, словно по заказу...
