Блатные из тридевятого царства

Проснулся я до рассвета. Холодно. Одежду хоть отжимай, изношенные джинсы к ногам липнут. Хмурое небо разродилось дождем. Мелкие капли куда скромней Лёнькиных слез, но берут количеством.

Завтрак глотаем на ходу. Ладьи одна за другой отходят от берега, опытные гребцы ловко выстраивают суда в линию. Ничто не согревает так, как физическая работа, флагманская ладья быстро исчезает за поворотом. Мы отчаливаем последними, сломав два весла...

Кривятся губы Аркашки в гаденькой улыбке, еще четыре рублика на наш счет записал. Нос ладьи рыскает из стороны в сторону, корма впереди плывущего судна безнадежно удаляется. За весла села вторая смена, мое место занял Евсей, я мокрый от пота и дождя облокотился на кули с пшеницей. Рядом возник Аркашка.

— Пахан, голуба, мне тут донесли — рожа моя не всем нравиться, покарябать желающие есть. За оскорбление пять рубликов штрафа. А коль до обеда караван не догоните — еще накину. Смотри, милай, думай. Я отдыхать пошел, мне ум ясный иметь надо, потому как с бумагами да с цифирью работаю.

Аркашка отпер сундук. Его костлявое тело удобно устроилось на мягкой рухляди. Дубовая крышка захлопнулась, надежно укрывая хозяина от дождя. Хорошо — сухо, уютно как в гробу. Мимо прошлепал Федор, шаловливые ручки толкнули засов, щеколда с тихим лязгом встала на место. Я сделал вид, что не заметил. Спи дорогой товарищ...

Почти час мы пыжились изо всех сил. Безрезультатно. Купца не догнали, зато согрелись. Ладья мечется от берега к берегу, то правый борт перегребает левый, то наоборот. Вконец измаявшись, втащили весла внутрь. Течение справилось без нас, ладья выровнялась, ход заметно прибавился.

К полудню случилось две вещи — кончился дождь и проснулся Аркадий. Солнышко портки сушит, приказчик кулаки сбивает. Сундук добротно сделан, крышка и боковины железными полосами оббиты, поэтому вслед за кулаками Аркашка подключил голову. Плывем. Аркадий лбом ритм отстукивает. Хорошо.

Над водой потянуло дымом. Васька шмыгнул носом:

— Кажись, догнали. Видать пристали обед готовить.

— Гарью несет. Костер вкус дает, а здесь горечью тянет, — сказал Кондрат Силыч и оказался прав.

Когда горит полено — это костер, если ладья — уже пожар. Нависший утес закрывал обзор, стоило его миновать, речная ширь открылась во всей красе. Ниже по течению шел бой.

Десятка четыре мелких лодок атакуют купеческий караван. Две ладьи объяты пламенем, люди, в подпаленных одеждах, прыгают за борт. Враг старается прижать суда к мелководью, отобрать у Сажи последние преимущество — маневр. Увлекаемые течением, мы неслись в гущу врага. Я заорал:

— Первая смена на весла! Остальные — к бою! Кондрат Силыч, правь на лодки, раздавим сволочей!

Сажа с горсткой гребцов еле успевал отмахиваться от пиратов. Его ладья все сильней крениться на бок. Человек двадцать разбойников теснят купца к корме.

Ладья дрогнула от удара, четыре вражеских лодки разлетелись на куски, мимо меня, потеряв равновесие, пролетел Лёнька. В правый борт вонзилось несколько стрел. Нас заметили. Васька метнул весло, трое грабителей улетели за борт. Еще таран, семь человек вместе с обломками лодки идут на дно.

Перевернутый сундук больно ударил по ногам. Аркашка высунул нос, рядом просвистело копье, приказчик нырнул назад, сверху на Аркашку плюхнулся Лёнька. Подоспевший дед Кондрат захлопнул крышку, закрыл сундук на замок, а ключ сунул в карман.

— Целее будут, — подмигнул он мне.

До эпицентра битвы оставались считанные метры, но Саже приходилось совсем уж туго.

— Держись! — крикнул я купцу.

Борта поравнялись, мы пошли на абордаж. Два замаха и Ванька с Васькой сводят преимущество противника к минимуму. От весел щепки, так дальше пойдет, грести нечем будет. Пока братья добывали новое оружие, врага загнали в угол. Двое раненых сдались, остальные попрыгали в реку.

Исход битвы был предрешен. Пираты хватали все, до чего могли дотянуться и расплывались в разные стороны. Догнать их было невозможно.

— Пахан, глянь, — выдохнул Евсей, вытирая кровь с рассеченной губы. Я обернулся.

Течение вынесло нашу ладью на мель, на ее борту хозяйничают мародеры. Двое грабителей тащат в лодку сундук... Мля... нашли же что красть. Я грубо выругался. Через минуту пиратская скорлупка скрылась в боковой протоке.

Остаток дня ушел на то, что бы привести караван в порядок. В первую очередь оказали помощь раненым. Затем Сажа принялся подсчитывать убытки.

Мы тоже зализывали раны. Серьезных ранений не было. Сороке лоб рассекли, Федьке клочок кожи с плеча стрелой оторвало, у остальных синяки да царапины, а Васька с Ванькой даже вспотеть не успели.

Ближе к вечеру, управившись с делами, к нашему костру подошел Сажа. С серьезным видом он поклонился в пояс:

— Спасибо, братцы, от смерти и разорения спасли. Кабы не вы, кормить нам рыб. Должник я ваш вечный.

Я кивнул, принимая благодарность. За всех ответил Ванька:

— Ты к нам со всей душой и мы по понятиям.

Федька тоже хотел что-то вякнуть, но я перебил:

— Там вроде как пленных взяли, нам бы потолковать с ними. Они нашего графа вместе с Аркашкой умыкнули.

Купец потеребил обгорелую бороденку и неохотно ответил:

— Сбежал один в суматохе, а второго пришибли в горячке. А кто напал, я тебе Пахан и так скажу — островники. Дикое племя, если по протоке вверх идти, упрешься в Черное озеро, там на островах они и обитают. Мерзкий народ, грабежом да разбоем живут. Оно и раньше случалось сталкиваться с ними, но такого, как сегодня, не припомню. Не уж-то вызволять пойдешь?

— Придется, — ответил я.

Кондрат Силыч подкинул хвороста в огонь и сказал:

— Не торопись, Пахан, они их сами притащат, еще и подарками завалят, лишь бы назад взяли.

Хочется верить, да боюсь, пришибут Лёньку островники, серебром и золотом он не отсвечивает, даром, что в сундуке сидит. Как вскроют, тут и конец, оторвут головенку.

Купец неловко переминался с ноги на ногу, собравшись с духом, произнес:

— Людей не дам, покалеченных много, грести некому. Еды и лошадей — пожалуйста. Опасное дело удумали, никто от островников еще не возвращался. Я в Волыни день под разгрузкой стоять буду, потом назад за новым товаром пойду. Дай Бог свидимся еще.

— Обязательно, — кивнул я.

Караульные подняли нас затемно. Лошади уже оседланы, две запасных гружены провиантом, Сажа озаботился. Надеюсь назад они вернуться с седоками вместо поклажи.

Позавтракали лепешками и копченым мясом, напоследок пустили по кругу флягу с вином. Васька так увлекся, что обломал зубами края.

— Тебе-то, зачем пить, — пробормотал Евсей, отбирая флягу. — Вам с Ванькой дури и так хватает.

— Не дурней некоторых, — огрызнулся Васька.

Я не дал разгореться спору, подавая пример, первым влез в седло. Немного замешкался Федька, раненый в плечо он не мог как следует ухватиться. На помощь пришел Ванька, сгреб Подельника в охапку и подкинул. Федор, не касаясь седла, перелетел через лошадь и упал с другой стороны.

Евсей съязвил:

— Я ж говорю — с дуростью у Шестерок порядок, умности бы вот добавить.

Вторая попытка оказалась удачней. Глядя, как скривился Федька, я предложил:

— Может, с Сажей останешься?

Вместо ответа Подельник пришпорил коня. Спасательная экспедиция началась.

Едва солнечные лучи коснулись земли, мир сразу преобразился. Бесцветная равнина заиграла красками. Под копытами лошадей мелькали васильки, ромашки. Берега протоки вдоль которой мы скакали, были утыканы тальником. Заливные луга через пяток километров сменились редким полесьем.

Несколько раз дорогу перебегали зайцы. Антоха не выдержал, смастерил из кусков кожи пращу. Глаза пастуха кровожадно рыскали по сторонам. Свежее мясо вместо опостылевшей солонины пришлось бы кстати. Но зайцам было начхать на наши гастрономические планы, желающих превратиться в жаркое не нашлось.

В полдень жара стала нестерпимой, рубахи пропитались потом, пришлось повернуть к березовому околку. Только устроились обедать, Федор заметил дичь. Антоха схватил пращу.

— Ща с мясом будем!

На суку в пяти метрах от нас бесшабашная перепелка чистит клювом перья. Мяса в ней, как в беляше, но для навару сойдет. У Антохи от напряжения побелели губы. Бросок. Камень ушел на орбиту. Перепелка удивленно проводила снаряд взглядом и полетела в другую сторону, а из кроны, схватившись руками за лоб, выпал человек.

Обед пришлось прервать. "Подранок" — парень лет двадцати, катался по траве. Обмотанное шкурами тело вспахало десятину земли. От ругани сгустился воздух. Антоха узнал много нового о себе, как о человеке и еще больше как об охотнике. Над любителем лазить по деревьям склонился Евсей.

— Ба! Пахан, да это же беглый пленник, я его рожу из сотни узнаю.

Согласен, такое лицо забыть сложно. На бульдожью челюсть с неправильным прикусом насажен свернутый набок нос. Маленькие злые глаза с редкими ресницами прикрывает длинная челка из жестких, давно не мытых черных волос.

— Пытать будем? — поинтересовался Васька.

— Посмотрим, — ответил я и задал пленнику первый вопрос:

— Как звать?

— Ахтах, — гордо ответил парень и, поднявшись с колен, нагло добавил: — Спорим на лошадь, я вам больше ничего не скажу?

Говорил он с акцентом, слова звучали шершаво, словно обработанные рашпилем, но общий смысл был именно таким. Ахтах не блефовал, в глазах азарт, такой и дыбу стерпит, лишь бы выиграть.

К особым людям следует искать особый подход. Но Ванька не я, у него подход ко всем один. Мелькнул кулак, бульдожья челюсть клацнула и вместе с хозяином отлетела на пять метров.

Долго Ахтах тряс головой, приходя в чувство, затем принялся искать в траве выбитые зубы.

— А шпорим, не угадаете школько выбили? — прошепелявил парень.

Сдерживая стон, я брякнул наугад:

— Три.

— Правильно, — вздохнул Ахтах и тут же вытянул два сжатых кулака.

— А в какой руке?

Ваньку еле удержали. Еще миг и выбитые зубы не вместились бы Ахтаху в ладони. Досчитав до десяти, я спокойно сказал:

— Если угадаю, говорить будешь?

— А ты угадай шначала.

— В правой.

— Правильно, — ответил Ахтах печально. — Шпрашивай, ты выиграл.

Вопросы следовали один за другим. Ахтах отвечал подробно и обстоятельно. Увлекательный натюрморт нарисовался. Лёньку с Аркашкой ждало познавательное путешествие на жертвенный алтарь бога Зару, где с ними заключат пари, в вольной трактовке Ахтаха звучащие примерно так: "А спорим, я угадаю длину твоего кишечника". Выигравший мог просить что угодно. Правда, после процедуры выявления победителя не все участники спора могли это делать.

Толстые губы Ахтаха растянулись в улыбке, когда он понял, что мы едем в гости.

— Вас тоже отведут на алтарь, у каждого будет шанс выиграть.

Я думал по-другому. Если пленник не врал, что он единственный сын вождя племени, то возможны и другие варианты...

Следовало торопиться, чует сердце — на Черном озере хирурги работают без анестезии.

Опять замелькали поля-перелески, заныл мозоль на заднице. Ахтах на запасной кобылке держался рядом, улучив момент, я поинтересовался:

— Твое племя все такое азартное?

Парень серьезно ответил:

— Зару любит победителей, он дарует им вечную жизнь.

Надо было что-то ответить, умное, разъясняющее. Я собрался с мыслями, но случилась оказия: впередиидущая лошадь подняла хвост и с шумом испортила воздух.

— Спорим, я громче могу? — заорал Ахтах.

Я воздержался от ответа, ни очень-то хотелось быть победителем, а уж тем более проигравшим.

Но польза, и несомненная, от Ахтаха была. Здешние места он знал превосходно, протока петляла хлеще пьяного мужика, а мы, срезая углы, ехали напрямки. Очень сомнительно, что Ахтах указывал дорогу исключительно ради гостеприимства, но, тем не менее, уже к вечеру мы были на месте.

Я выскочил из седла и подошел к воде. На песок накатывает вполне приличная волна. Дальний берег озера еле различим, а местами теряется из виду. Множество островов и островков смотрятся на водной глади, как нарывы на прокаженном теле.

В сотне метрах от берега в длинной долбленой лодке двое аборигенов проверяют сеть. Заметив соплеменников, Ахтах издал гортанный вопль и замахал руками. Рыбаки ответили взаимностью, через несколько минут нос лодки врезался в песок. Любой тренер по гребле отдал бы пол жизни, чтоб заполучить таких гребцов.

Согласно разработанному сценарию Васька с Ванькой нежно, по-братски, до хруста в костях прихватили Ахтаха за руки, так, на всякий случай, чтоб родные Палестины голову не вскружили, а то сиганет в воду и лови его, Ихтиандра.

Очная ставка состоялась, рыбаки опознали сына озерного повелителя и заблеяли на местном наречии. Ждать конца излияния верноподданнических чувств, если такие конечно имелись, я не стал. Может в этот момент Лёнькины кишки на линейку наматывают, в воспитательных целях это полезно, но вот для здоровья крайне вредно. Я взял быка за рога или применительно к местным реалиям — русалку за жабры.

— Если через час я не увижу пленных из последнего набега, то поспорю с Ахтахам, что его сердце находится справа. Обмен будем производить здесь. И передайте вождю — с ним должно быть не больше трех человек.

Аборигены оказались на удивление понятливы. Лодка отвалила от берега и с завидной скоростью скрылась за ближайшим островом. Ждать пришлось минут тридцать.

Вождя узнали сразу, не смотря на то, что нос свернут в другую сторону — та же прическа, та же челюсть, только зубов больше.

Хозяин озера важно ступил на берег, на влажном песке отпечатался след босых ног. Из моих условий выполнено лишь одно — с ним всего три человека. Хотелось верить, что Лёнька с Аркашкой находятся в одной из лодок, десяток которых кружит в отдаление.

Кореша демонстративно брякнули оружием, Евсей приставил нож к горлу Ахтаха. Вождь оценил серьезность наших намерений и сделал пару шагов навстречу. Из дипломатических соображений пришлось поступить так же.

— Я Лакат, чего ты хочешь, слизь озерная? — рявкнул вождь.

Правила игры обозначены. Будем соблюдать местный этикет:

— Верни моих людей, жабий выкидыш!

— Ты туп, как икра карася, на озере нет чужих, последний набег неудачен. Верни сына и убирайся!

— Не ври, пожиратель щучьего помета, твои люди забрали большой ящик с моей ладьи.

— Ящик брали, — согласился Лакат и, почесав за ухом, вполне дружелюбно поинтересовался: — Открыть сможешь? Жалко ломать, где я еще такой возьму.

Вот это номер! Лёнька с Аркашкой там как шпроты в банке — жопа к морде лежат. Вторые сутки пошли...

— Верни ящик и получишь сына. Тебе сказали, что я сделаю, если не согласишься?

— Ты глупее, чем я думал. Ахтах победит, сердце не может быть справа! — гордо ответил отец.

Такого я не ожидал. Заботливый папа попался. Со вскрытой грудной клеткой праздновать победу, скажем так, не совсем приятно — джигу не станцуешь, внутренности вываливаются.