— В моём распоряжении была секунда, если б я не вырвалась из рук Алёнки, он бы меня убил, — Катя неожиданно начинает оправдываться. — Думаешь, мне её не жаль? Говорила, пройдусь к башням сама, нет, попёрлась за мной, не камнями же её отгонять!
— Ты специально искала Вову? — с осуждением произношу я.
— Он посчитал нас своей дичью, не просто так тебя подранком назвал. Я уверена, здесь бродят и другие оборотни, у башен разбросаны кости.
— Человеческие? — напрягся я.
— Лошадиные ... или коровьи.
— Вот видишь, может он за людьми не охотился.
— Да, конечно, — насмешливо парирует Катя, — он с ума сходил от запаха твоей крови!
— Ты ... их спрятала? — угрюмо спрашиваю я.
— Как-то не подумала.
— Завтра кинутся их искать, определённо найдут два трупа и не нужно быть наивными, все ниточки потянутся к нам.
— Как-то не подумала, всё произошло так быстро: ночь, луна и оскал Вовы-оборотня. А в личине дракона, о таких мелочах, как припрятать трупы, если честно, мне было бы смешно. Это сейчас я начинаю испытывать кое-какие эмоции ... и то, в упрощённом виде. А, в тот момент во мне бушевала ярость, и хотелось сжечь весь лагерь спелеологов, словно они были виноваты, что приютили оборотня. Я хочу тебе признаться, Кирилл, мне все сложнее и сложнее быть в человеческом обличии, мне не хочется прятаться в этой мягкотелой оболочке, хочу всегда летать, уносить с пастбищ быков, сжигать города!
— Что? Что ты сказала, какие города? — поперхнулся я.
— Это я сказала? — у Кати округлились глаза, затем неопределённо пожала хрупкими плечами, и с вызовом заявила: — Я имею в виду вражьи города!
— Не имела, — я укоризненно покачал головой.
— А может и так, что нам до никчемных людишек!
— Катюша, как ты можешь так говорить, да в тебе самой человеческое сердце!
— Очень маленькое и весьма не совершенное. А я хочу иметь своё, огромное, раскалённое, и чтоб бухало так, чтоб земля содрогалась!
— Остынь, девочка! — я тряхнул её за плечи.
Катерина громко засопела, уткнулась мне в плечо: — Кирюша, ну почему мы должны ползать по земле как улитки, а мне летать охота!
— Метлу б тебе и ступу, — усмехнулся я.
— Примитивно, ведьмы мне не ровня, — неожиданно серьёзно реагирует она на мою шутку.
— Что-то ты совсем расклеилась, — покачал я головой.
— Ловлю отходняк после перевоплощения, — Катя прикрыла светящиеся глаза и тоскливо произносит: — Ты прав, необходимо их куда-нибудь оттащить, нам лишняя возня с представителями закона не нужна, у нас своих дел по горло, в Москву надо ехать.
Поспешно покидаем спящий лагерь спелеологов, окунаемся во мрак тоннеля, выходим к пещерному монастырю. С опаской смотрю на выбитый в скале вход. Что творится в его подземельях, жизнь или там обитает смерть, непонятно. Мне кажется, из чёрных провалов окон монастыря, вырывается тусклый свет. Внезапно в проёме чёрного окна мелькнула крылатая тень и, ошпарив раскаленным взглядом, исчезла во мгле ... но может, то были две зажженные сигареты?
Прижимаясь к древней стене, пытаемся как можно быстрее миновать кладбище. Днём такое безобидное, сейчас оно словно просыпается и, о ужас, вздох прокатывается между надгробий ... или это ночная птица выдала непонятный звук?
Чувствительно вздрогнула земля, кресты со скрипом наклонились.
— Ой! — пугается Катюша и влипает в меня, её тело сотрясла крупная дрожь.
— Похоже, землетрясение, — неуверенно произношу я.
— Нет, это не землетрясение, — от ужаса закатывает глаза девушка, — Кирилл, давай быстрее отсюда уйдём.
— Сам хочу, — я хватаю её за руку, и мы бежим по узкой тропе.
До сих пор не знал такого ужаса, кладбище словно становится на дыбы, ломаются кресты, выворачивается земля, в разные стороны летят человеческие кости и черепа, болотного цвета газ, выползает из всех щелей и, как живой, устремляется за нами в погоню.
— Молодые люди, помогите нам выбраться! — раздаётся шамкающий, старческий голос.
Это было последней каплей, одновременно испускаем вопль и стремглав вылетаем на поверхность плато. Несёмся к башням, нам кажется, там мы будем в безопасности, но откуда-то взявшийся ураганный порыв ветра бросает нас на землю и волочёт к кладбищу. Судорожно цепляемся за камни, мимо проносится всяческий мусор, как мяч скачет голова Вовы-оборотня, за ним кувыркается мёртвая Алёнка.
Жилы на руках едва не рвутся, толстые корни полыни, за которые мы судорожно держимся, шевелятся в почве, скоро их выдернет и тогда ...
Краем глаза вижу, Катя вцепилась в руку зубами, брызжет кровь. В ноздри бьёт пряностями и зверем, тело девушки изгибается, вытягивается, раздаётся вширь, слышится звонкий хруст суставов, появляются лапы с серповидными когтями, яростно хлестнул по сторонам шипастый хвост, и над землёй поднимается лобастая голова дракона, из ноздрей вырываются раскалённые искры, а глаза излучают чарующий изумрудный свет.
Корни с хрустом рвутся, кубарем несусь к кладбищу. Внезапно сверкают страшные когти, напарница легко меня ловит, подносит к своей морде, нечто смешка вылетает из зубастой пасти, раздаётся голос, и словно басовито заиграл орган: — Как самочувствие, Кирюха?
— Нормальное, но такое ощущение, что ты хочешь сломать мне рёбра.
— Твоё тело как у слизняка, хочется взять и раздавить, — звучит её насмешливый голос.
— Э нет, Катюша, ты не балуй! — пугаюсь я.
— Это просто милая шутка, напарник, — и словно громыхнуло в небе.
Она резко ударяет крыльями о землю и легко взмывает вверх, душа мгновенно уходит в пятки, но и появляется восторг. Кручу головой, внизу свирепствует ураган, а в центре мечется, облачённая в призрачный балахон, старческая фигура, а из открытой могилы выбирается ещё один мертвец.
— Это Раббан и Датан! — восклицаю я в удивлении.
В несколько взмахов преодолеваем бухту, летим над Севастополем. Как он красив с высоты! Чёрное море, с застывшими военными кораблями, множество огоньков, силуэты зданий и огромное небо в жемчужных звёздах.
Никем незамеченные мы пролетаем центр города и опускаемся на пустыре, за радиозаводом. Катя разжимает страшные когти, едва не падаю, она со стоном перевоплощается в девушку.
— На это раз мне сложнее было сделаться человеком, — её лицо бледное как простыня, — в следующий раз сам будешь перевоплощаться, — с обидой заявляет она. — Вот мужики пошли, всё норовят на бабах поездить! — в сердцах восклицает она.
— Очки тебе просто необходимы, Катюша, твои глаза — нечто запредельное, — я пропускаю мимо ушей её ехидное замечание.
— Сильно светятся?
— Не то слово!
— Жаль, что такую красоту придётся закрывать, — она явно взгрустнула. — Попасть бы в такую страну, где это было бы нормой, — мечтает она.
— Есть такая страна, — вспоминаю я свой сон, — но дорога нам туда пока закрыта.
Мы идём в сторону завода, ощущаем доносящийся от него гул, он и ночью работает. Гордостью наполняется сердце за советский народ и моментально ухает вниз, я знаю, что его ждёт. Наступит время Перестройки и Гласности, откроется "дверь" в большой цивилизованный мир и непрерывным потоком хлынут "западные ценности", а с ними жулики всех мастей. Цеха разграбят, людей выкинут на улицу, помещения заварят стальной арматурой, за бесценок скупят разгромленные цеха и сдадут под магазины и склады. Тогда я думал, это просто бандитский беспредел, теперь знаю, то глубоко продуманный план уничтожения целых стран, нити которого идут из глубины веков. Сначала навязывается рабская идеология, и как только массы дойдут до нужной кондиции, начинают действовать. Рабы уже не станут сопротивляться, будут безропотно смотреть, как уничтожают страны, убивают их самих, навязывают фальшивую культуру. Но, а сейчас ещё процветают фабрики, гудят заводы, ресурсами занимается государство, конституция священна: "Эх, хорошо в Стране Советской жить!" — выплывают строчки из патриотической песни. Неожиданно рядом чихает двигатель, мы выходим из-за заводского забора и замечаем, у клумбы с кипарисами, светящиеся фары милицейского уазика, у открытого капота возятся несколько сержантов.
Стараемся пройти незаметно, впечатления от встреч с представителями власти у меня остались не очень лестные.
— Опять менты, — вздыхает Катя. — А другой дороги нет?
— А чего это они должны к нам приставать, мы что, нарушаем чего? Идём себе спокойно.
— Ага, и "примус починяем", — у Кати вырывается язвительный смешок.
Как некстати нас замечают, подходят двое: — Что делаете ночью у режимного предприятия? — раздаётся властный вопрос?
— Гуляем. Я в отпуске, вот с ... сестрой решили пройтись, — от сержантов не укрылась моя неуверенность.
— С сестрой? — насмешливо замечает один из них.
— Да, какая вам разница, мы ничего не нарушаем, — слегка вспылил я, но это стало той искрой, чтоб милиционер конкретно разозлился, видно с их машиной большие проблемы и нервы начали сдавать, а может натура такая.
— Вот что, лейтенант, иди домой, иначе передадим тебя в военную комендатуру. Всю форму себе испоганил, пока кувыркался с этой, так называемой сестрой. Сказки другим рассказывай, а девушку отвезём в участок ... для выяснения личности, — у сержанта вырвался смешок.
— Таки в участок? — у меня недобро застучало сердце.
— Лейтенант, не нарывайся, топай домой, другую бл...дь себе найдёшь! — с наглостью произносит он.
Катя вздрагивает, словно прямо в сердце получила удар током, на всю ширь открывает прищуренные глаза и в упор смотрит на патрульных, её глаза излучают слепящий изумрудный свет и явственно виднеются щели чёрных зрачков. На милиционеров взгляд действует гипнотически, от пронзившего ужаса они застывают, лица заливает серость, словно они встретились с нечто потусторонним.
— Мелкие людишки, слизняки с тухлой водицей вместо крови, вам ли вякать на нас, лютой смерти ищите? — неожиданно её голос звучит на сверхнизком диапазоне.
— Катя, — дёргаю её за рукав, — пошли!
— Пока их не сожгу...
— Напарница, не сходи с ума, с них достаточно, видишь, обмочились.
— Действительно штаны мокрые,— мигом отходит Катюша, — хорошо, пошли отсюда, воняет
Быстро юркаем на соседнюю дорожку. Девушка посмеивается: — Вот интересно, что скажут начальству, почему обмочились?
— И какую сказку расскажут своим жёнам, как так получилось, что трусы мокрые, — я не могу сдержать смех. — Вот видишь, не всем нравятся твои глаза, завтра же купим тёмные очки.
— Уже сегодня! — весело смеётся Катя.
— Точно, сегодня, быстро ночь прошла. Столько событий за такой короткий срок.
— О да! А под занавес с этими козлами встретились. Знаешь, у меня такое желание было их растерзать, даже зуд изнутри шёл. Повезло им, что в штаны напрудили ... развеселили, даже гнев куда-то делся.
— В последнее время у тебя частенько такое желание начинает появляться, не к добру. Часто камень поишь кровью, смотри, в зверя не превратись, — осторожно произношу я.
— Да знаю, сама не хочу, ситуации подталкивают, но в тоже время, сам посуди, наказываем лишь тех, кого нужно, а ведь это так приятно! — она передёрнула худенькими плечами, и, спасаясь от студёного ветра, подняла воротничок.
— Ага, а как же Алёнка? — хмурюсь я.
— То был несчастный случай, — сникает Катя.
— Смотри, как бы много не было этих, несчастных случаев.
Катя молчит, вздыхает, идёт рядом такая несчастная, я обнимаю за плечи, она прижимается ко мне, такая доверчивая и хрупкая девушка.
— Эрик, Эрик! — раздаётся властный женский крик.
На встречу выскакивает доберман пинчер, короткая шерсть лоснится, высунул язык, такой радостный, что вывели погулять.
— Ты, наверное, Эрик? — Катя присаживается на корточки, с умилением смотрит на собаку и тянет к нему ладошку.
Внезапно пёс взвизгивает, и с воем шарахается в сторону, ломая кустарник, несётся прочь, вероятно, ещё долго, хозяйка будет его искать.
— Чего это он так? — пугается Катюша, в изумрудных глазах обида и непонимание.
— Привыкай к новому статусу, напарница, — усмехаюсь я.
— Молодые люди, собаку не видели? — на дорожку вылетает взъерошенная, не выспавшаяся хозяйка добермана пинчера.
— Видели ... такой милый пёсик, — вздыхает Катюша, — туда умчался, вы поторопитесь, он очень быстро бежал.
— Беда с ним, непослушный, в пять утра постоянно будит! — всплёскивает руками хозяйка и как трактор ломится сквозь колючки вслед за своим питомцем.
— Вот они, будни всех собачников! Вместо того, чтобы сладко спать, затем, не торопясь, заниматься макияжем, в пять утра начинают носиться по буеракам, — в недоумении произносит Катя и вздыхает: — Такой милый пёсик, всю жизнь мечтала завести собаку.
— Не суждено, купи лучше золотых рыбок ... или хомячка.
С полчаса ждём дежурный троллейбус, который перевозит работников. Договариваемся ближе к двум встретиться в Камышовой бухте, там фарцовщики предлагают различные товары, которые не купишь в магазине, ей хочется найти очки в итальянской оправе. Цены на них заоблачные, свыше ста рублей, но не советские же солнцезащитные покупать по три рубля за штуку. Катя уезжает в галдящем троллейбусе. Странные люди, едва проснулись, ну и езжайте себе, молча, думайте о хорошем! Нет, надо бормотать громко, на пределе голосовых связок обсуждать прошедшие и будущие события и всё в монотонном тоне, какие нервы выдержат, бедная Катя!
Мать, как обычно ночь не спала, дожидалась меня. Хорошо, что не заметила перевязку, точно грохнулась бы в обморок. Пытаюсь объяснить ей, что я уже взрослый, но виновато извиняюсь, топаю под холодный душ, горячей воды, естественно нет. Раны, к моему удивлению, полностью стянулись, лишь багровые рубцы напоминают о встрече с Лихо Одноглазой.
После бодрящего купания вытягиваюсь на кровати, хочу поспать хотя бы до двенадцати. На тумбочке лежит мой чёрный камень, с него слетели все доисторические ракушки, теперь он абсолютно гладкий и по его поверхности часто проскальзывает золотистая плёнка, он словно дышит. Сапфир, что я вынул из истлевшего креста, некоторое время внимательно рассматриваю, он огромный, как кусок синего льда. В глубине вспыхивают холодные огни, хочется приблизить его к глазам и заглянуть в кристалл, но я боюсь это делать, сейчас в голове такой винегрет из сумбурных мыслей, может швырнуть в такие места ... мне стало страшно.
Под причитания матери, она обнаружила, что моя форма сплошь изорвана и теперь настраивает швейную машинку, а я с наслаждением вытягиваюсь на хрустящих простынях. Сапфир выпадает из рук и подкатывается к лицу, я это чувствую, но от усталости не в силах его оттолкнуть, так и засыпаю ... жаль забыл, что во сне иногда открываю глаза.
Вижу странный сон, но он невероятно реальный, даже начинается закрадываться мысль, что всё происходит наяву. Озираюсь по сторонам, пространство наполнено всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками синего цвета. Я на пересечении путей времени, они струятся из каждой грани кристаллов. Стоит прикоснуться к одной из них, и увижу чужие миры, дух захватывает от такой невероятной возможности.
