Карис, не удержавшись, сполз на пол, прислонившись к стене под окном — под руку, словно сама собой, очень кстати подвернулась бутылка, стоявшая за ножкой кровати. Сорвав печать, Карис припал к горлышку — похоже, одной маловато: надо было ещё пару купить!
Впрочем, бутыль попалась вместительная, да и закусить было нечем, так что 'Виданское крепкое' подействовало быстро, но легче не стало — наоборот, память изводила еще сильней, с каждым глотком воскрешая всё мельчайшие подробности той безумной ночи.
Уже в хмельном тумане, Карис перебрался за стол, едва не сев на лютню, лежавшую на лавке. Струны недовольно звякнули, возмущенные подобной выходкой до глубины души.
'— Ну, Тень, довольна?'
'Да, — умиротворенно сообщила Волчица. — Мы хорошо погуляли'.
В последнее время, только эти ночные прогулки спасали меня от полного сумасшествия. Цепочка амулета привычно скользнула по шее и я переместилась к кровати. Платье полетело на сундук, а я нырнула в прохладные складки спальной рубашки — надо хотя бы немного поспать — и замерла.
От тяжелых мрачных переборов, доносившихся из окна Ари, веяло настолько нестерпимой болью, что меня затрясло, как от озноба, а на глаза навернулись слезы.
Так играют только для себя, разрывая сердце на кровавые клочья, когда больше нет сил терпеть.
Я словно примерзла к полу, а он все играл, выворачивая наизнанку душу — и свою, и мою.
Музыка резко оборвалась и, не помня себя, я бросилась к окну. Перемахнула через подоконник — ещё один прыжок, и я уже в его комнате. Осторожно подойдя к темной, устало ссутулившейся у стола фигуре, я опустила ладонь ему на плечо:
— Карис...
— Уйди, — глухо обронил он.
— Нет, — я села рядом, отодвинув лютню. — Не взваливай всю вину на себя, слышишь? Я тоже виновата.
Карис резко обернулся, и я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться: странный стеклянный блеск в глазах, румянец на скулах и этот запах... Мать Милосердная, да он пьян! Ну что он творит, ему же нельзя!!
— Дурочка, — он криво усмехнулся, — ты ни в чём не виновата. Своей Волчице спасибо скажи — с Леном не вышло, так я, сволочь последняя, очень кстати подвернулся.
Нет, мне не надо было даже вспоминать — я абсолютно точно знала, что быть с ним хотела я — именно я, а не Тень. Теперь я оказалась между двух огней — если соглашусь, он себя возненавидит; если скажу, что сама хотела — возненавидит меня. Что выбрать?
Впрочем, что тут выбирать... но сказать я ничего не успела.
— Что ты так смотришь, не веришь? Как же, любимый братик таким быть не может... — усмешка превратилась в хищный оскал. — Сейчас докажу!
Карис придвинулся ближе, и неожиданно припал к моим губам — властно, почти жестко, подчиняя себе.
Я едва не упала со скамьи, мысли путались и мешались — то ли обнять и ответить, то ли оттолкнуть и бежать.
Но он отодвинулся сам, и хрипло бросил, снова потянувшись к бутылке.
— Дара, уйди, пока я ещё хоть что-то соображаю. Потом будет поздно.
Я кое-как поднялась и молча направилась к окну — губы всё ещё саднило от его поцелуя. Еле добралась до своей комнаты, а вот заснуть удалось только с помощью сонной настойки.
— Ари, что с тобой?!
Но ответа не было. Я тряхнула головой и поняла, что сижу на краю пустой кровати. Нет, померещиться мне не могло — стон я слышала очень отчетливо. Или все-таки могло?
Медленно поднявшись, я всем телом прижалась к стене, напряженно вслушиваясь. Разум вкрадчиво нашептывал, что это был только обрывок сна, а сердце кричало: 'Нет!', твердо зная, что Ари на самом деле плохо. Как я ни пыталась пробиться к нему — ничего не получалось, разделившую нас стену невозможно было пробить и от осознания своей беспомощности было хуже всего...
...В виски раскаленными иглами впивалась боль. Пронзительная, сводящая с ума — почему-то сегодня не помогали даже браслеты. Сцепив зубы, Карис поднялся с кровати и, пробредя через комнату, привалился к разделяющей их стене.
— Дара..., — словно молитву, шепчут пересохшие губы, и кажется, что она здесь, рядом, совсем близко.
...нежные прохладные ладони на висках... родное уютное тепло, уносящее боль...
'Дара, вставай же! Ты меня слышишь?! Вставай, наконец!!'
'Встаю, встаю, — обронила я. — И чего ты так разоралась?'
Я с трудом села, все тело нещадно ломило — дрова, что ли, на мне возили? И почему это я лежу на полу, да еще рядом с кроватью Кариса?
Поднялась только со второй попытки, уцепившись за изголовье кровати. Добравшись до таза с водой, вяло плеснула в лицо пару пригоршней и, натянув платье, подошла к зеркалу. Волосы заплетала почти не глядя, было бы на что смотреть: кому приснюсь, тот с перепугу не проснется. Перед тем как выйти из комнаты, уже привычно помедлила, принюхиваясь — Карис еще у себя.
Впрочем, я теперь даже жила по привычке, не зная сама — зачем и для кого. То, что было раньше, сгорело в огне кэренны, а после вчерашней выходки Кариса, я окончательно поняла — от прежней жизни и пепла не осталось.
В голове сами собой всплыли строчки:
Если ты уйдешь,
Станет мне темно...
Словно ночь пришла под мое окно,
Не горящая ни одной звездой.
Словно птицы все улетели прочь,
И осталась мне только ночь да ночь...
Напророчила — он ушёл, а мне осталась даже не ночь, а тьма. Рядом, но не вместе — и кто я теперь для него? Любовница, сестра, или уже никто?
Что толку гадать, и спросить не могу — не услышит или не ответит. Да и надо ли спрашивать? Самое страшное — совсем не ненависть, а равнодушие, и этого я просто не смогу перенести, а пока Карис молчит, у меня остается надежда.
Заперев дверь, я бесшумно проскользнула по коридору, потом в общий зал. Народу было немного — ночная стража и подметальщики улиц уже ушли, а до полудня, когда в зале становилось тесно, было еще далеко.
Поздоровавшись с хозяйским семейством, и с Севетом — ни Рона, ни Айри не было — я устроилась в своем уголке у самой стены и потянула к себе первую попавшуюся миску с ближнего подноса. Но не успела съесть и пары ложек похлёбки, как услышала знакомые шаги.
— Доброго всем утра, — Карис опустился на лавку напротив.
— Доброе утро, — негромко обронила я в ответ, пристально изучая добела выскобленную столешницу и, не поднимая глаз, взялась за ложку. Есть не хотелось, но пришлось: на нас и без того уже косятся.
Кое-как ополовинив миску, я отодвинулась в угол, прихватив со стола кружку отвара. Сделала несколько глотков, стараясь даже не смотреть в сторону брата и невольно поймала пристальный взгляд хозяйки. По спине пробежал холодок — неужели почтенная Верета догадалась? Я поперхнулась и, поставив кружку на стол, сорвалась с места.
Госпожа Верета невольно покачала головой, глядя вслед стремительно исчезнувшей Даре. Плоха та актриса, что не умеет разбираться в людях, но Карис и Дара поставили бы в тупик кого угодно.
Иногда, глядя на их репетиции, можно было подумать, что они друг у друга мысли читают. Но сейчас женщина могла бы поклясться, что с этими двумя что-то очень не так. Слишком уж они изменились после того выступления, до сих пор оживленно обсуждавшегося всей Вельтой.
Дару и раньше пышечкой было не назвать, а теперь от неё, и вовсе, одна тень осталась — похудела, осунулась, одни глаза на пол-лица и почти все время молчит. Да и Карис не лучше — белый, как мука и круги под глазами, будто месяц пил без перерыва. Неужели поссорились? Но из-за чего и как такое вообще могло произойти? Они же друг с друга чуть ли не пылинки сдували.
Но, что бы там ни было — это совсем некстати. Их выступления — главный номер труппы, жаль только, что еще раз сыграть вместе 'Сказание о Лерне и Эвельде' и Дара, и Карис отказались наотрез. Фелла, конечно, неплоха — материнская любовь не мешала видеть очевидное — но до Дары ей еще далеко.
Позволить в труппе такую роскошь, как ссоры, хозяйка просто не могла и, решив выяснить всё, приступила к делу немедленно.
— Карис, можно тебя на пару слов?
— Да, конечно, — отозвался он без малейшего удивления.
— Скажи, что у вас случилось? — негромко, но настойчиво спросила почтенная Верета, отойдя к стойке, подальше от лишних ушей.
— Ничего, — обронил Карис.
— Конечно, — согласилась женщина. — А то, что вы с Дарой теперь на привидения похожи и друг от друга шарахаетесь, как нечисть от серебра — чистая случайность.
— Не волнуйтесь, — криво усмехнулся Карис. — Со своими делами мы как-нибудь разберемся.
— Может быть и так, — не стала спорить хозяйка, — только не руби сплеча. Что бы там между вами ни было, а роднее, чем Дара, у тебя никого нет.
— Я знаю, — твердо, явно ставя точку в разговоре, произнес Карис, и странная смесь боли и нежности промелькнула в глубине зеленых глаз. Но, прежде чем хозяйка успела еще что-то сказать, он направился к двери.
Месяц назад я просто не смогла бы поверить в то, что совместные репетиции станут для меня самым тяжким испытанием. Напряженное, пропитанное горечью, молчание, изредка прерываемое двумя-тремя словами, и обжигающий холодом лед в его глазах.
Продев руки в петли, я прислонилась к щиту, уходя в свои мысли.
К счастью, хозяин купил у какого-то сочинителя сразу целых три истории с ведьмами, и теперь я была очень занята. На представлениях я выкладывалась подчистую, так что зрители надрывали животы от смеха или поёживались от страха, а почтенный Шалис довольно потирал руки, подсчитывая ежедневную выручку...
— Дара, на сегодня довольно.
— Как скажешь, — высвободив запястья из петель, я начала привычно выдёргивать кинжалы из щита.
— Оставь, я ещё потренируюсь.
— Держи, — подойдя к Карису, я подала кинжалы, стараясь не коснуться его руки.
— Дара, как ты?
Я мельком глянула на него:
— Ничего, — потом присмотрелась внимательнее, и то, что я увидела, мне очень не понравилось.
Если тени под глазами ещё можно объяснить бессонницей, то такая бледность слишком хорошо мне знакома. Я на мгновение прикрыла глаза, пытаясь 'причувствоваться' к нему, и ощутила уже привычную стену. И всё же, всё же... где-то близко, на самой грани восприятия плавали отголоски боли. Значит, мне вчера не почудилось!
— Почему ты мне не сказал?! — я, забыв обо всём, бросилась к нему.
— Зачем? — Карис криво усмехнулся. — Всё обошлось.
'Вот только врать не надо! Я же чувствую!' Я быстро, чтобы брат не успел отстраниться, уронила руки ему на плечи, прижав ладони к скрытым под тканью рубашки браслетам.
'Сейчас узнаешь, зачем!' — за Грань я ушла почти без усилий, и Силу отдавала уже не по капле, а полной чашей, стирая даже память о боли.
'Хватит!' — проснулось чутьё. Я осторожно, медленно отделила себя от Кариса и вернулась.
Но, кажется, всё-таки перестаралась: в глазах потемнело и голова закружилась, чтобы не упасть, я уцепилась за Ари.
— Дара, что с тобой?! — неприкрытый страх в его голосе подействовал на меня как ведро ледяной воды.
— Ничего, — я разжала пальцы, стиснувшие его рубашку, и отступила на шаг.
— Дара... — я нехотя взглянула ему в глаза.
'Ты не...?' — он не смог спросить вслух.
'Нет', — тоже безмолвно ответила я, отступая на шаг. Но движение вышло слишком резким и я, не удержавшись на ногах, почти упала Карису на грудь. Он уронил кинжалы и... обнял меня.
— Извини, я нечаянно, — голос предательски дрогнул. Я попыталась высвободиться, но кольцо его рук неожиданно сжалось теснее.
— Пожалуйста, — еле слышно выдохнул Карис, и я не выдержала — прижалась к нему, обняла за шею и замерла, желая только одного — чтобы время остановилось.
Слишком страшно и больно жить с половинкой души, а без Ари у меня не будет ничего — и жизни тоже.
Его тепло, родной любимый запах — как летний дождь... от почти забытых, но нахлынувших с новой силой ощущений, закружилась голова...
Карис что-то прошептал мне в волосы, кажется, 'не пущу' или 'не отдам'.
— Ари? — чуть отстранилась я, подняв на него взгляд, и поняла, что пропала, что должна немедленно бежать, иначе...
Друг от друга мы отшатнулись одновременно — Карис застыл мертвенно-белой статуей, а я, не оглядываясь, бросилась за угол.
Как только Дара скрылась из вида, Карис почти упал на ступеньку фургона. Впервые в жизни, он как никогда был близок к тому, чтобы завыть в голос. День за днем он ненавидел себя, глядя, как сестра превращается в бледное подобие прежней Дары, но иначе поступить не мог, как не мог и оставить одну. Выбора не было — и Карис пошел единственным возможным путем — закрылся наглухо, почти оттолкнув Дару от себя.
Но сегодня не выдержал и если бы она не опомнилась...
— Карис, — его осторожно тронули за плечо. — Ты чего?
— Авет... — Карис перевел взгляд на замершего рядом парнишку. — Что-то случилось?
— Нет, — мальчишка, чуть замявшись, протянул сложенный вдвое листок. — Это тебе.
— Спасибо, — Карис взглянул на печать — два скрещенных меча, и чуть не уронил послание.
'Лен!'
После той встречи на площади, сет эн-Вьерре больше не давал о себе знать. Карис вскрыл письмо: на листе размашистым почерком были написаны всего три слова: 'Приют'. Сейчас. Срочно".
Карис опустил записку в поясной карман, недоумевая: 'Что должно было произойти, чтобы Эллент назначил встречу? Вряд ли он решил вспомнить о прежней дружбе?'.
Перешагнуть через недавний бой Эллент, как и сам Карис, мог только ради одного-единственного человека — Дары. И поэтому Карис не раздумывал ни мгновения — через десять минут он перешагнул порог таверны.
Лен уже сидел за своим любимым столом в самом укромном углу зала, спиной к стене, словно опасаясь нападения из-за угла, и, судя по мрачному выражению его лица, причина для встречи была очень серьёзной.
Карис не обладал чутьём сестры, но по спине холодной змейкой скользнуло неприятное предчувствие. Не подавая виду, что встревожен, он не спеша прошёл к столу и опустился на скамью напротив Эллента, мимоходом отметив странную деталь: несмотря на полуденный час таверна была абсолютно пуста. Куда-то исчез даже хозяин.
Однако, он ошибся: из-за задней двери за стойкой бесшумно появилась темноволосая девушка в сиреневом платье и вежливо осведомилась, чего желает гость. Перед Леном стояло жаркое из оленины с брусничной подливой, и Карис заказал то же самое. Девушка принесла блюдо и так же незаметно исчезла.
Лен дождался её ухода и спросил, не став ходить вокруг да около:
— Карис, ты знаешь, что Дара — оборотень?
Карис сумел сохранить на лице непроницаемое выражение, ответив вопросом на вопрос:
— И что?
— Уже неплохо, — вздохнул с явным облегчением Лен. — Теперь слушай внимательно. Сегодня ночью не спускай с неё глаз и ни в коем случае не позволяй ей обернуться.
— Почему?
— Если будет нужно — свяжи её.
Кариса передёрнуло: после той истории шесть лет назад, связать Дару почти невозможно.
— Лен, объясни, зачем?
— Сегодня Чёрная ночь, бывает раз в десять лет. В оборотнях просыпается не просто зверь, а зверь, требующий человеческой крови. Те, кто утолят свою жажду, убьют в себе человека и навсегда останутся в зверином облике. Для Дары это особенно опасно, она наполовину волк. А тебе невероятно повезло, будь ты тоже оборотнем, вы бы, наверняка, убили друг друга.
