— Это мой друг Сакакибара-кун. Это он звонил.
Едва Мей меня представила матери, та охнула, и ее лицо тут же переменилось. До этого момента оно было неживым, как у куклы, но за долю секунды на нем расплылась ненатуральная широкая улыбка.
— Добро пожаловать. Прошу прощения, что появилась перед тобой в таком виде, — произнесла она, стягивая бандану. — Нечасто моя дочь приводит к себе друзей. Сакакибара-кун, да?
— А, ага.
— Она мне никогда не рассказывает, как в школе дела. Ты с ней в одном классе учишься? Или в кружке живописи?
Кружок живописи? Мей ходит в этот кружок? Тогда, значит, она и Мотидзуки...
— А еще Сакакибара-кун ходит на выставку внизу. Он однажды случайно зашел, и, по-моему, ему понравилось. Мы сегодня весь день говорили о куклах.
Мей обращалась к матери как-то натянуто. Причем это выглядело как нечто само собой разумеющееся, не как особенное что-то.
— Ну нааадо же! — улыбка Кирики-сан стала еще дружелюбнее. — Как необычно для мальчика. Тебе всегда нравились куклы?
— Думаю, да, — ответил я, страшно нервничая. — А, но, нуу, я в первый раз видел таких кукол так близко... И, эээ, я был сильно удивлен...
— Удивлен?
— Это, нууу, не знаю даже, как объяснить...
Несмотря на чересчур старательно работающий кондиционер, я чувствовал, что меня вот-вот в пот бросит, — хотя раньше почти мерз.
— Эммм, эти куклы — это вы их все сделали в своей мастерской, Кирика-сан?
— Мм, да, я. Какая из тех крошек тебе больше всего понравилась?
Первое, что мне пришло в голову, когда я услышал этот вопрос, — кукла девочки в гробу, стоящем в дальнем конце подвальной комнаты, но...
— А, эээ...
Я был слишком смущен, чтобы ответить честно, и потому мой голос увял. Со стороны, подозреваю, выглядело смешно.
— Тебе уже домой пора, Сакакибара-кун, — вмешалась Мей и спасла меня.
— А... ну да.
— Я его провожу немного, — сообщила она матери и встала с софы. — Сакакибара-кун только в апреле приехал сюда из Токио. Он еще плохо знает дорогу.
— А, вот как?
Улыбка, еще секунду назад приклеенная к лицу Кирики-сан, исчезла без следа. Ее лицо стало таким же кукольно-неподвижным, как тогда, когда она только вошла. Однако голос сохранил шелковую дружелюбность.
— Заходи к нам, когда захочешь.
5
Я шел бок о бок с Мей по темным улицам — был уже поздний вечер. Мей шагала слева, я справа. Так ее нормальный глаз, не "глаз куклы", мог меня видеть.
Дул теплый, влажный ветер, предвещая наступление сезона дождей. При такой влажности он должен был бы противно липнуть к коже. Однако сейчас ощущение от него было приятное.
— У вас всегда так? — спросил я, разбив напряженное молчание.
— Что именно? — коротко уточнила Мей.
— Ты и твоя мама. Ты с ней так вежливо говорила... как будто с незнакомым человеком.
— Это что, так странно?
— Не знаю, можно ли это назвать странным, — я просто подумал, матери и дочери что, вот так друг с другом общаются?
— Думаю, обычно по-другому, — очень сухо ответила она. — Но у нас с этой женщиной всегда так. А в твоей семье как? Как мать общается с сыном?
— Моя семья без матери.
Вот именно; и поэтому всю информацию о том, как матери общаются со своими детьми, я черпаю извне.
— Что? Я не знала.
— Она умерла почти сразу после моего рождения. Так что я всю жизнь жил с отцом... А ему весной пришлось на год уехать за границу, и в результате я внезапно свалился сюда. Сижу на шее у маминой родни в Коикэ. Можно сказать, моя семья разом стала вдвое больше.
— ...Ясно.
Мей молча прошла несколько шагов, потом сказала:
— У меня с матерью по-другому просто не может быть. Понимаешь, я одна из ее кукол. Как и "те крошки" внизу.
Она не казалась какой-то унылой или, там, подавленной. Голос ее звучал по-обычному отстраненно. И все же мне эти ее слова чуток ударили по мозгам.
— Нет... не может быть... Ты же ее дочь, и ты живая.
Она ну ни разу не похожа на куклу. Так я хотел сказать, но Мей меня опередила:
— Я живая, но ненастоящая.
Эти слова меня поставили в тупик.
Ненастоящая? В смысле...
...Что? Я хотел спросить, но слова застряли у меня в горле, и я их проглотил. Потому что лезть так глубоко явно было бы неправильно. И я слегка подтолкнул разговор в сторону "нашей проблемы".
— Твоя мама знает про то, о чем мы говорили? Про то, что в классе с мая творится?
— Абсолютно ничего, — мгновенно ответила Мей. — Нам запрещено рассказывать родным. И даже если бы не было запрещено, вряд ли я смогла бы.
— Твоя мама бы сильно рассердилась, если бы узнала? Об этом кошмаре, который класс с тобой вытворяет?
— Не знаю. Может быть, это и встревожило бы ее немного. Но она не из тех, кто ругался бы и устраивал скандал в школе.
— А что насчет твоих прогулов? Ты и сегодня в школу не пошла... Ты ведь дома была, да? Она тебе ничего не говорит по этому поводу?
— Это можно назвать "политикой невмешательства". Хотя, может быть, тут больше подходит не "невмешательство", а "безразличие". Она по полдня торчит у себя в мастерской. И когда перед ней кукла или картина, она, по-моему, вообще обо всем остальном забывает.
— Значит, она не беспокоится, — я кинул взгляд на профиль Мей, идущей совсем рядом. — И даже сейчас не беспокоится...
— Сейчас? А что сейчас?
— Ну, как бы, ты провожаешь домой первого парня, который пришел к тебе домой, а уже темно, и... ну вот.
— Понятия не имею. Но это ее действительно не беспокоит. Она как-то сказала мне: "Просто я тебе доверяю", — но не уверена, что это правда. Скорее, это то, во что она сама хочет верить, — Мей кинула на меня взгляд, но тут же снова уставилась прямо перед собой. — Кроме... одного.
— Кроме одного?
...Интересно, о чем это она.
Я снова взглянул сбоку на ее лицо. Мей кивнула, потом медленно закрыла и снова открыла глаз, будто показывая, что не хочет больше говорить на эту тему, и неожиданно ускорила шаг.
— Эй, Мисаки! — громковато, пожалуй, крикнул я, пытаясь ее остановить. — Ты мне все объяснила, и теперь я вроде понимаю, что это за "тайна класса три-три", но... тебя саму это все устраивает?
— Ты о чем? — вновь ответила она встречным вопросом.
— В смысле, что с тобой творят ради этого талисмана...
— С этим я ничего поделать не могу, — на сей раз шаги Мей резко замедлились. — Кто-то ведь должен быть тем, кого "нет". Просто так вышло, что это оказалась я.
Голос ее звучал точно так же, как и всегда, но почему-то мне трудно было принять эти слова за чистую монету. Она сказала "с этим я ничего поделать не могу", но непохоже было, чтобы она испытывала сильные чувства типа "я тружусь ради общего блага". И такие понятия, как "самопожертвование" и "преданность товарищам" тоже, по-моему, не очень-то вязались с ее поведением...
— Ты хочешь сказать, что тебе все равно? — попытался копнуть я. — Может, тебе никогда особо не интересно было трепаться с подругами, вообще общаться с одноклассниками?
Может, именно поэтому она так бесстрастно реагировала на то, что с ней, единственной из всего класса, обращались так, будто ее не существует?
— Общение с людьми, всякая болтовня... да, по этой части я не очень, — и после короткой паузы она продолжила: — Как бы это сказать? Я для себя не пойму, неужели эти штуки, которые вроде всем нужны, действительно такие важные. По-моему, они иногда доставляют сплошные неудобства... А, но главное во всем этом, возможно...
— Что?
— Допустим, они выбрали бы не меня на роль "того, кого нет", а еще кого-то. Тогда мне пришлось бы стоять вместе со всеми и делать вид, что того человека не существует. Разве не лучше самой оказаться в этой роли? Тебе не кажется?
— Хмммм...
Я мог лишь неопределенно кивнуть. Мей вдруг двинулась в сторону. Я поспешил за ней и тут же обнаружил, что впереди левее дороги находится маленькая детская площадка. Мей направлялась именно туда, будто плывя над асфальтом.
6
В углу безлюдной площадки была песочница, а рядом стояли две железные перекладины разной высоты. Мей ухватилась за более высокую — впрочем, все равно это была низкая перекладина, для детей же — с легкостью крутанулась через нее и уверенно приземлилась. В тусклом свете фонаря ее фигурка в черных джинсах и водолазке как будто танцевала.
На миг обалдев, я тут же пришел в себя и направился следом за Мей.
— Аааххх, — выдохнула она, прислонившись к перекладине и выгнув спину. Это был усталый вздох — ну, мне показалось по звуку; таких я от нее раньше не слышал.
Я молча подошел ко второй перекладине и встал в той же позе, что и Мей. Она словно этого и ждала.
— Кстати, Сакакибара-кун, — ее правый глаз, не скрытый повязкой, неотрывно смотрел мне в лицо. — Осталась одна важная вещь, о которой мы так и не поговорили.
— Да?
— Эй. Ну, о том, как ты очутился в том же положении, что и я.
— А...
Да, точно.
Сегодняшние события в школе, позволившие мне на собственной шкуре испытать решение, принятое классом в отношении Мей. С моей колокольни, естественно, это выглядело громадной проблемой.
— Думаю, ты уже вполне можешь предположить, почему они это сделали.
...И все же...
Не прибедняясь, могу все же честно сказать, что свои мысли на этот счет я пока не привел в порядок. Видимо, Мей об этом догадалась — она принялась рассказывать голосом учительницы, вдалбливающей материал твердолобому ученику.
— Сестра Мидзуно-куна умерла, и Такабаяси-кун умер, значит, у нас уже две "жертвы июня". Значит, сомнений не осталось — этот год "такой". Я уверена, все пришли к естественному выводу: талисман не работает, потому что ты говорил со мной. Даже те, кто раньше до конца не верил, сейчас уже верят полностью.
— ...
— И что же им теперь делать? Если ничего не делать, "катастрофы" так и продолжатся. И умрет еще больше народу. Говорят, если уж это началось, то уже не остановится. Но должен же быть какой-то способ это остановить, или если не остановить, то хотя бы ослабить. Вполне нормальный ход мыслей.
Я вытянул руки в стороны и ухватился за перекладину, о которую опирался спиной. Потные ладони скользили по металлу. Мей продолжила объяснять.
— Скорее всего, они рассматривали две возможных стратегии.
— Две?
— Да. Первая — заставить тебя вести себя по правилам хотя бы сейчас и продолжать изо всех сил притворяться, что меня "нет". Но этого может оказаться недостаточно. И даже если какой-то эффект будет, едва ли это можно назвать переломным.
Поняааатно... наконец-то я начал догадываться.
Как только стало известно о гибели Мидзуно-сан, они начали обсуждать что-то вроде того, о чем сейчас сказала Мей. Это было в четверг. Когда меня отпустили следователи из полиции Йомиямы, я вернулся в класс, но там никого не оказалось. Хотя на том уроке должен был быть классный час. Просто они, чтобы я не узнал, о чем пойдет разговор, отправились в актовый зал корпуса S — как мне позже признался Мотидзуки.
— А второй из двух способов, значит... — произнес я. Мей кивнула и продолжила мою фразу:
— Увеличить количество учеников, которых "нет", до двух.
— ...Ххааа.
— Они решили, что, может быть, если они так сделают, это усилит талисман. Кто это первым предложил... вполне возможно, ответственная за безопасность, Акадзава-сан. Она мне с самого начала показалась — как бы сказать? — сторонницей жестких мер.
Мне вполне верилось, что выбор Идзуми Акадзавы новой старостой от девчонок в тот день мог повлиять и на другие решения класса.
— Так или иначе, они обсуждали новую "стратегию" и приняли такое решение. И с сегодняшнего дня ты стал таким же, как я.
То собрание утром — его проводили, чтобы окончательно утвердить "дополнительные меры", предпринимаемые с сегодняшнего дня; и, естественно, от меня это держали в секрете. Когда стало известно о смерти Икуо Такабаяси на выходных -
— Но смотри, — я все еще не мог в полной мере принять случившееся. — Такая стратегия... совершенно не факт, что она сработает. И все равно они на это пошли?
— Я же сказала, все в отчаянии, — с нажимом ответила Мей. — В мае и июне четыре человека взаправду умерли. Если так пойдет и дальше, следующим может оказаться любой из них, или из их родителей, или из братьев-сестер. Если рассуждать так конкретно, их решение уже не кажется таким сумасшедшим.
— Мда...
...Все верно.
Если предположить, что каждый месяц кто-то из людей, относящихся к классу три-три, становится "жертвой", то в следующий раз это может быть и Мей, и я. И Кирика-сан, мать Мей, с которой я только что познакомился, и мои бабушка с дедушкой. Нереально на первый взгляд, но — не исключено, что умереть может и отец, который сейчас в Индии. Я вполне мог все это представить, но все равно как-то не возникало у меня ощущения отчаяния, о котором говорила Мей.
— Ты считаешь, это нелогично? — спросила она.
— Да, считаю, — тут же ответил я.
— Попробуй подумать об этом вот так.
Мей отодвинулась от железной перекладины и повернулась ко мне. Даже не пытаясь придержать волосы, которые трепал ветер, она продолжила:
— Конечно, никакой гарантии нет... Но если есть хоть маленький шанс, что эта стратегия остановит "катастрофы", разве одного этого недостаточно? Я всегда так считала, я поэтому и согласилась стать той, кого "нет".
— ...
— Нельзя сказать, что в классе у меня есть "подружки", как их называют. И то, что Кубодера-сэнсэй говорил про "преодолеть беды плечом к плечу" и "закончить год всем вместе", звучит абсолютно фальшиво и по-идиотски... Но когда люди умирают, это грустно. Даже если мне самой не очень грустно, есть множество людей, которым очень.
Не в силах ничего ответить, я молча стоял и неотрывно смотрел на губы Мей.
— Мы не знаем, помогут ли эти "дополнительные меры". Но если мы двое "перестанем существовать", может быть, этот ужас прекратится. Может быть, никто больше не будет грустить из-за чьей-то смерти. Если на это есть хоть крохотный шанс, я думаю, на такое можно согласиться.
Слушая Мей, я вспомнил слова Мотидзуки, которые он сказал в субботу.
"Просто скажи себе, что это для общего блага. Пожалуйста".
Но мне на подобные красивые идеалы было наплевать. Даже с учетом объяснения Мей выражение "для общего блага" несло в себе некий дополнительный нюанс. Я это чувствовал, и вдобавок -
Если я сейчас подниму лапки кверху и смирюсь, что меня "нет"...
Интересно, как это повлияет на наши — то есть мои и Мей — отношения?
Мы сможем общаться как два товарища по "несуществованию", не беспокоясь о том, что думают другие.
В любом случае, мы будем "не существовать" для всех. А значит, с нашей точки зрения, "не существовать" будет остальной класс...
Ну и ладно, может, так и ничего.
Вместе с этой мыслью пришли легкое замешательство, легкое сожаление, легкое беспокойство — что это за чувства, даже я сам толком не понимал.
Мы ушли с площадки и двинулись по набережной реки Йомияма. Круглая луна в ночном небе выглядывала между облаков... Дойдя до моста через реку, мы распрощались.
