— Сейчас придет лекарь, сейчас, — женщина тканью прижала окрасившееся красным пятно, которое появилось на месте отсутствующего пальца. — Что же произошло? За что? — Тихий всхлип выдал волнение, но герцогиня быстро взяла себя в руки.

Девочка чувствовала, как кто-то осматривает ее, как комната заполняется запахом трав и настоек. Жгучая боль смешивалась с видениями и наконец утихла, чтобы принести темноту.

-А-а-а-а! — Девочка вскочила на перине, потому что ей приснились разорванные, изуродованные трупы, гроздьями висящие на связанных руках.

— Тише, успокойся, — мать в огненно-алом халате, до этого обнимавшая дочь во сне, потянула ребенка поближе, начала гладить белые, шелковистые волосы. — Скоро все пройдет. Я здесь! Я здесь, моя маленькая...

Голубые глаза внимательно посмотрели на женщину: что произошло с красавицей, которая всегда находилась рядом, целовала и играла с беззаботной малышкой? Щеки ввалились, чернота легла на веки, волосы поседели... Мамочка, милая моя мамочка! Девочка ринулась к единственному в мире существу, которое любило ее, и зарылась в пышной груди, чтобы вдохнуть знакомый аромат.

Знаешь, мамочка, я чувствую его присутствие. Он везде! Прячется в углах комнаты, за окном, спит под кроватью. И ждет, когда я спущу ноги. Теперь ты рядом, но разве ты сможешь меня защитить?

— Успокойся, я рядом, — как эхо мыслей, успокаивала герцогиня. — Никто не обидит мою дочь. Никто! — Она внезапно заплакала, орошая голову бывшей жертвы горячими каплями, и забормотала что-то под нос про месть и отмщение. А еще девочка услышала, как мать вспоминает тот день и спрашивает у самой себя, почему позволила несчастной гулять в кленовой роще. Ведь нельзя ходить туда, где обитают чудовища. Нельзя! Девочка прижалась плотнее к матери, согрелась и практически перестала слушать. Она очень хотела спать. И забыть про увиденное и испытанное.

Голоса. Девочка через силу отомкнула веки. Жарко пылало пламя камина. Наглухо задернуты портьеры, которые не пропускают уличный свет. Каменные стены завешаны коврами, чтобы сохранить тепло в комнате. В дальнем углу, на столе с резными ножками, мерцают новые свечи. Никого! И в то же время за дверьми слышится приглушенный разговор, которые то переходит в негодование, то срывается на крик.

Девочка поползла к краю перины и выскользнула из-под одеяла, вздрогнула от того, что стены надвигаются и разговаривают, и нырнула в угол, чтобы сжаться там в неестественной позе и затихнуть. Пальцы ног сразу замерзли. Тонкая шелковая рубашка плохо защищала от холода. Чепец сполз в сторону, а пряди волос рассыпались по тощим плечикам. Горели лишь символы на лице.

— Вы плохо ищете! Плохо! — Голос принадлежал матери, которая бесновалась и злилась. — Вся округа обшарена. Соседние графства перевернуты вверх дном! Я так дела не оставлю! Нет! Король обещал найти убийцу... — Крик сорвался на скрежет. — Это немыслимо... Немыслимо!

— Вы должны принять случившееся... Молиться о том, что дочь спасена и вернулась домой.

— Пока не поймают виновного, я не успокоюсь.

Дверь в комнату открылась, шаги прошелестели к кровати и на мгновение смолкли:

— Кларисса, где ты? Милая, где ты?

Девочка боялась пошевельнуться. Густая тень ползла по потолку прямо к ней. Тень не похожа на мать. Это уродливая копия, живущая другой жизнью. Тонкие руки тьмы коснулись лба, угрожающе зашипели и скрутили девочку в паучий кокон. К сердцу прижалось острое жало. Даже заскулить не удалось.

— Ты наша, — красные глаза из щели вытягивали последние силы. — Ты вернула нам зрение. Наша, наша, наша... Ты теперь никому не принадлежишь, не дадим...

— Мама, — девочка вынырнула из-за кресла и оказалась в человеческих объятиях. — Здесь карлики! Карлики...

— Успокойся, никого здесь нет. Успокойся, посмотри, — герцогиня взяла свечу и осветила пустой угол. — Я здесь, я никому не дам тебя в обиду. Ты теперь со мной...

Девочка не верила во всемогущество женщины, но продолжала держаться рядом. Она была слишком слаба, чтобы выходить из комнаты. И чем дольше находилась рядом с человеком, тем хуже себя чувствовала. Прошло несколько дней, прежде чем карлики появились опять. Когда мать уснула, они вспрыгнули на стол и резво принялись уничтожать несъеденный ужин, а потом вдруг обратили внимание на нервно вжавшуюся в подушку, измученную лихорадкой девчонку.

Самый резвый оказался на одеяле через секунду. Пополз через спящую женщину, чтобы внезапно исчезнуть и появиться со сверкающим мотком ниток:

— Сегодня ты никуда не денешься. Крепко заснула ее покровительница? — Мелкий монстр начал обматывать ноги бывшей жертве, и так до самой шеи. Впавшая в оцепенение та даже не пошевелилась, а лишь мычала, потому что в рот ей запнули край одеяла.

— Давай, пошевеливайся, — подбодрил знакомый монстрик, которого нельзя не запомнить. Кажется, его звали Пинки. Он продолжал стоять на столе и оглядывался. Не ровен час пожалуют твари. — Тащи ее под кровать. Там еще один вход есть.

Они уронили девочку на пол и за волосы потянули прямо к дыре, что зияла мраком за бахромой перины. Самый крупный из карликов довольно усмехнулся:

— Кто бы мог подумать, что мы найдем подходящую девчонку. Столько поисков! Сегодня она перестанет подчиняться приказам и послужит для благого дела. Согласна, малышка! Не спряталась бы в лесу, не побывала бы в лапах чудовищ. — Он похлопал малышку по щеке. — Сейчас! Еще немного. Мы тебя спасем от них.

Наверное, из-под кровати торчали лишь тонкие ножки, когда что-то потянуло девочку обратно. Неведомая сила оказалась не просто настырной, она причиняла боль. Хотя, что такое страдание, наследница земель Авали испытала в изощренной форме. Ты никогда не сможешь жить, как прежде, прошептали беззвучно доски над головой. Пока твоя мать спит, ты принадлежишь не себе. Твое тело полностью захвачено и поделено на мелкие страны для целого полчища потусторонних духов и дьяволов.

— Испугалась? — Кто-то одним надрезом освободил девочку от нитей, взял ее на руки и начал качать, как в колыбели. — Хочешь поесть?

Не принимавший пищи до этого, желудок призывно завыл.

— Мерзкие твари хотели утащить тебя от меня. Хотели сделать тебя другой. Нехорошие, нехорошие козявки! Мы их накажем. Теперь пей, — горячий мед обжигал горло, кружил голову. Какое лицо у ночного няньки? Кто он?

Ответа не требовалось. Ты же видела, что это человек, только странный, болезненно бледный. Он похож на... на слугу, потому что одет, как все домашние. Потому что выглядит и пахнет именно дворцовой пылью и другими кухонными запахами.

Осторожные пальцы отодвинули засов, скрипнувшая половица заставила замереть очередного похитителя, а внизу замельтешили карлики, которые настойчиво протянули руки вверх, требуя вернуть им их жалкую и такую желанную добычу.

Сейчас же дверь распахнулась, и девочка задохнулась от ужаса. Она дернулась в чужих руках, но была бессильна, когда оказалась захвачена древними изгоями. Кошмар только начинался.

Говорят, старинные замки кишат привидениями, но привидения ничто в сравнении с тем, что желают люди с монстрами внутри.

Малышка оказалась во власти давно знакомых людей. Они часто приезжали к матери, гостили у нее по несколько дней, уезжали снова по делам и возвращались. Один из них был церковником, второй владел поместьем в соседнем графстве. Третий, тот, что прокрался в комнату, заведовал казной.

— Тащи ее, — передав девочку в руки церковника, поверенный делами быстро прикрыл дверь. — Поднимайтесь в верхние покои, я проверю, нет ли поблизости гобби, — зловещая ухмылка завораживала карикатурной добротой. — Она не сможет сопротивляться, добрая порция пьяного меда не помешает. — И похититель повернул ключ в замке. — Чтобы герцогиня не выбралась раньше времени, хотя, я думаю, она не проснется до утра.

Двое подельников понятливо заулыбались. А девочка под мышкой у церковника затрепыхалась и внезапно затихла. Она видела, как летит над лестницей, как висит в лапах перед очередной дверью, а затем погружается в полный мрак.

Сопротивляться бесполезно, утверждал поплывший разум. Тебя не собираются убивать или читать над тобой молитвы. Тебя не станут спрашивать о произошедшем с крестьянскими девчонками. Тебя волокут не люди. Они только похожи на настоящих, но на самом деле — жадные твари, которым необходимо воспользоваться символами.

Страшные воспоминания о живом мертвеце и могиле на несколько коротких секунд заставили извиваться и кусаться малышку, но три здоровые взрослые твари сильнее одной маленькой девочки. Они справились с ней довольно жестоко и просто.

Казалось, когда тебя рвут на части, когда пользуются твоим телом, этому не наступит конца, но вот ты погружаешься в серебряный мрак пещеры, и к тебе склоняется знакомое лицо убийцы:

— Ты боишься тварей? — спрашивает дьявол в человеческом обличье. — Они будут использовать тебя в своих целях, пока ты не сломаешься! Пока я не скажу им прекратить. Теперь только мое слово сделает их покладистыми и заставит служить тебе.

— Я все сделаю! Все, что ты захочешь, только помоги мне!

— Сейчас я не верю тебе. Ты должна познать до дна боль, страх, унижение... Понять, что плоть ничего не значит. И лишь потом мы поговорим... А сегодня — нет! Сегодня ты опять будешь умолять своего дурацкого несуществующего Бога о милости.

Девочка выдохнула и очнулась в кровати. Первый снег сделал это утро белым, холодным, крошащим мир, как кусочки хлеба. Руки и ноги заледенели, а прошедшая ночь превратилась в кошмарный сон.

Мать еще спала, уткнувшись носом в подушку. Плотно укуталась в одеяло. Лишь локоны вились по пуховым холмам.

Боги. Бывшая жертва с трудом скатилась на шкуру, поползла к тазику с водой и окунула туда горящее лицо. Затем стянула с тела порванную окровавленную рубашку и вытерла ноги. Она тихонечко взяла одну из заколок матери и бессмысленно разглядывала острый конец витиеватого золотого цветка, а потом с ожесточением попыталась вонзить украшение себе в грудь, но промахнулась и резанула по ребрам.

То ли шум тогда разбудил герцогиню, то ли черти подтолкнули ее от кровати, но мать внезапно вскочила и подлетела к обезумевшей дочери и вырвала изменившую цвет заколку. Ее девочка, совершенно голая, упала на пол и закатила глаза, начав биться в судорогах. Но Бог мертвых и не думал отпускать свою жертву из цепких объятий, потому что смерть являлась его послушницей.

— Помогите, — мать подхватила малышку на руки, непроизвольно начала прикрывать своей рубашкой кровоточащую рану и совершенно не обращала внимания на другое кровотечение, которое ускоряло процесс ухода в тот мир. Распахнула дверь и сразу же столкнулась с поверенным, который словно все это время дежурил под дверью.

— Немедленно, лекаря сюда...

Оказанная помощь, конечно, принесла облегчение телу, но не уменьшила страданий обезумевшей женщины, когда прибывший врачеватель склонился к самому уху герцогини и прошептал:

— Ее изнасиловали, и не раз... Здесь что-то неладно, понимаете? Здесь что-то совсем не так... Убийца явно в вашем доме. Или это заговор. Возможно, даже политический!

Часть 3

Как посмел рыцарь признаться даме в своем коварном плане, если замыслы его были окрашены до первой встречи жаждой мести за отнятое и покореженное спокойствие? Завоеватель, неприкаянный скиталец, безумец — вот как называл себя Арли. Он получил от отца запущенное королевство, которому требовался сильный хозяин, способный подчинить многих господ — владельцев замков, — и заставить их служить себе, а не мальчишка, обожающий фантазировать и обуреваемый страстями. Мыслимо ли, чтобы вся мера вины легла на одного неоперившегося юнца с короной на сумасбродной голове?

Война как игра. Разорение как итог. Раздоры и склоки между вассалами. Далонцы на границе и непомерно огромные амбиции. Арли стал заложником собственной власти. Он погребал врагов в застенках крепостей. Менял пышные казни на такие же пышные балы, и всякий раз смешивал вино с кровью. А "кровь" сжирала золото казны и сводила счеты с беднотой, топя под грузом налогов и так разоренные селения и города.

Понимал ли король, что творит? Интересовался ли, как возникает истинная власть? По его мнению, всякое превосходство ниспослано Богом, а не заслуживается долгим и опасным путем познания. А потому, если что-либо лежит без присмотра, его следует отнять и присвоить. Вот почему карлики вынуждены были отдать волшебный голос. Вот почему заключенный договор не тревожил правителя до самого последнего момента.

Мужчина притормозил у дерева и стянул беспомощную Клариссу из седла, чтобы уложить в сорную траву, как в единственную желанную постель. Его душа, смятенная и изнуренная, вернулась в прошлое — это чудовище из мельницы глубоко заглянуло в сердце и начало усмехаться.

Так вот, кто ты такой? Огромная огненная пасть улыбнулась королю. Ты был на балу Теней, ты продал душу горным уродцам за звон монет, за то, чтобы побеждать в войнах, пользуясь волшебными свойствами чужой силы, и дальше наслаждаться гордыней. Жалкий мальчишка! Сколько стоит душа избранника? Сколько дали поганые нечестивцы в зеленых доспехах за Клариссу? Неужели решили вернуть тебе жалкую свободу? В тот миг огненные всплески заглянули внутрь мужчины и узрели биение страха, подчиненного желаниям и грехам.

"Я люблю ее! — взмолился Арли. — Я не хочу теперь ее страданий. Я справлюсь сам! Я могу...". Но чудовище лишь иронично закачало головой. Оно знало правду, говорило ее без стеснения. Издевалось над слабостью и двуличностью, презирало и утверждало, что нет ничего страшнее и хуже людей, возомнивших себя сторонниками и свидетелями света, поставивших себя выше богов.

— Помолимся! — Секира встал на колени, перекрестился, пытаясь избавиться от видения, и склонил голову над Клариссой. Верные спутники последовали примеру господина, предчувствуя скорую смерть. — Во имя Господа и спасения наших душ, во имя избавления государства... отрекаюсь от тьмы!

— Отрекаюсь, — Иша сглотнул и сложил руки в молитве. Его еще продолжало передергивать от неприятной сцены в работной комнате. Глаза боязливо косились на покореженную мельницу, губы шептали что-то совершенно свое — то ли проклятия, то ли молитву.

— Отрекаюсь, — повторил белобрысый громила Агат и бухнулся прямо в жирную землю коленками. Уронил рядом мешок со в спешке собранными доспехами и тяжело выдохнул. — Если, конечно, это поможет... — неуверенно заметил он.

— Отрекаюсь, — прошептал Оторва и осенил себя знамением как единственной защитой. — Сегодня наш последний день. Помощи ждать неоткуда.

Они бы так и молились каждый своему богу, если бы Секира почему-то не открыл глаза и не окунулся в полные льда глаза Клариссы, что не шевелилась, одеревенела и странно изменилась. Возможно, это видел лишь мужчина. И милая, гордая, потерянная, но любимая провидением, спутница просто так и не пришла в себя. Ведь она почти не дышит, не шевелится, бледна и холодна на ощупь.

Только зачем тогда горят знаки? Только почему в глубинах зрачков ждут путников бесконечные черные коридоры? Ответ рядом. Ты собирался использовать ее! Ты предал ее с самого начала, потому что не поделишься богатствами карликов ни с одной земной красавицей, и клады их, безграничные и неисчерпаемые, влекут правителей куда сильнее, чем женское обаяние.