Закуси горе луковицей

— О реванше, дорогой мой, и не мечтай. Даже учителя не могли его обыграть.

— А его кто-нибудь дразнил в школе? — по-прежнему зажато спросил Ромка.

— Конечно, — как можно более беспечно ответила Зоя. — В нашем классе почти у всех прозвища были. Вашего папу... только это секрет, договорились?

Ребята заговорщицки кивнули.

— Его дразнили мандаринчиком.

Мальчишки изумлённо захлопали ресницами.

— Почему? — спросил Ромка.

— А потому что мандаринами в Древнем Китае называли советников, иначе говоря, придворных мудрецов, — пояснила Зоя. — А меня, например, дразнили лягушкой-путешественницей.

У мальчишек озорно заблестели глаза.

— Я вообще-то была симпатичной девчонкой, и вскоре меня стали звать просто — путешественницей. Только один ваш папа до сих пор лягушонком меня дразнит.

Ребята весело прыснули.

— И вы не обижались? — поразился Ромка.

— Вот ещё, — фыркнула Зоя. — На такую чепуху? Конечно же, нет. С чувством юмора у меня всё в порядке.

— А вы всегда откликались на прозвище? — спросил Роман.

— Ну нет. Если случалось, что мне уж очень не хотелось от кого-нибудь слышать это, то я или вообще переставала его замечать, или придумывала ему в отместку такую обидную кличку, что он уже на другой день начинал звать меня только по имени.

— А какие клички, например, придумывали вы? — заинтересовался Ромка.

— Да самые простые. Что-нибудь с намёком на человеческие несовершенства. Ну, например: доходяга, лилипут, желудок, толстолобик, полено — да всё, что в голову приходило.

— А вам за это не попадало?

— Мне — нет. Я всё-таки девчонка.

— Рома, — вступил в их разговор Володя, — я думаю, мальчишке негоже бояться драк.

— А если враг намного сильнее?

— Не беда. Суворов со своим войском часто бывал в меньшинстве и всё равно побеждал. Смекалка, терпение и упорство — вот что ему помогало. Победа не всегда решается одной схваткой. Главное — не сдаваться. Отвагу и мужество ценят все, даже враги.

— Но драка — это такое же крайнее средство, как хирургиче-ская операция, — вмешалась Зоя. — Самое правильное в сложной обстановке из врага сделать друга. Здесь, ребята, нужен особый талант. Кстати, ваш папа умел это делать, да и сейчас умеет. У него нет врагов: все — или его хорошие знакомые, или друзья. Он в любой ситуации всегда находит единственно верное решение. Теперь знайте, что и у вас, как у китайского императора, тоже есть надёжный советник и чаще советуйтесь с ним. Только насчёт мандаринчика... — предостерегающе погрозила пальцем, — ни гу-гу.

Ребята заулыбались.

Вдруг чей-то женский голос прокричал во дворе: 'Зоя!'

Некрасова поспешила на улицу. У калитки стояла бабка Степанида — соседка Лидии Тимофеевны.

— Здравствуй, Зоя.

— Здравствуйте.

— У вас батюшка Анатолий?

— Да, у нас.

— Лида Бабкина помирает. Как узнала, что батюшка в посёлке, сейчас же попросила сходить за ним. Вы уж извините, что вашего гостя увести хочу.

— Смерть — веская причина. Что тут поделаешь?

Анатолий облачился в рясу, засобирался. Бабушка напросилась с ним. Усадили её в машину, и они уехали. Вернулись через час. Геляев привёл бабушку, забрал семью и уехал.

— Умерла Лида, — прошептала бабушка. — Поплакать хочется, да все слёзы выплакала. Говорит, ты своим нужна, вот и живи, а я даже себе в обузу. Жалко мне её, Зойка, и себя тоже. Все мои подруги умерли. Одна я осталась.

— Ты не одна, бабушка!

Внучка порывисто обняла её. Ласково погладила её тусклые покорные волосы.

— У тебя есть я, Володя, Артёмка, Алёнка, дочка. Мы ещё с тобой в новом доме поживём. Вот увидишь! Знаешь, как там будет хорошо! Воздух — как в лесу.

В эти дни Некрасовы старались надолго не оставлять её наедине со своими мрачными мыслями. Впрочем, это было и не трудно. По правде сказать, правнуки — отменное средство от скуки и одиночества. Бабушка их любила и с большим удовольствием нянчилась с ними: развлекала их, баюкала, кормила, подавала им игрушки, меняла ползунки и пелёнки.

Работы по дому Зое хватало с лихвой: стирка три раза в день, сушка и глажка белья, кормление, пеленание, готовка еды, уход за животными и ещё тысяча всяких мелочей. Просто нескончаемый круговорот дел.

Володя чаще всего пропадал в мастерской. Когда же у него было время помочь ей, то он гладил бельё, готовил и тоже нянчился с ребятами. Читал им сказки, рассказывал стихи, пел песни. Малышам уже исполнилось по полгода, и они с любопытством слушали его.

Глава 21. ДЕРЕВЕНСКИЕ БУДНИ

Зима подступала нерешительно. Ночью морозец накрепко прихватывал землю, сковывал лужи, а днём опять отпускал. Однако снег уже не стаивал.

Однажды по пути в магазин Зоя встретила Наташку Трибушную. Та спросила её:

— Ну, как живёшь, подруга? Справляешься с обязанностями?

— Всё нормально, справляюсь.

— Не тоскуешь по прежней жизни?

— Что ты? Другой мне и не надо.

— Но ведь трудно же... врёшь, наверное?

— Нисколечко. Хочешь — верь, а хочешь — нет, но мне нравится такая жизнь. Она наконец-то наполнилась реальными вещами. А трудности преодолимы. Да и ребята подрастают. Скоро полегче будет. А у вас как с Федей?

Наташка досадливо поморщилась.

— Да ну его. Если бы не зима, выгнала бы паразита.

— Что так?

— Пьёт, подлец. Как только работы нет в гараже — обязательно упьётся. Когда шли расписываться, попросил меня купить ему сто граммов водки для храбрости. А я ему тогда и сказала: 'Мне алкаша не надо. Если собираешься пить — регистрация отменяется'. Упросил ведь негодяй бутылку пива купить. Выпил и говорит: всё, это последняя. И хрясть ею себе по лбу. Бутылка вдребезги. А на лбу — ссадина. Я и поверила ему. Посчитала: видать, проняло человека. И что ты думаешь, теперь он домой через день с таким шишаком приходит. Понравилось дурню лбом орехи щелкать! На водку спорит. Вот обормот несчастный!

Вчера жду с работы, а его нет и нет. Ну, думаю, и Бог с ним: проспится — придёт. Утром привели его мужики еле тёплого в одних носках. Рассказывают, идут на работу, видят, прямо на дороге из колеи белое изваяние торчит. 'Что за чудеса?' Подходят ближе — Федька. Провалился в лужу и вмёрз в неё, как мамонт. Подумали: пропал человек. А он спит, мерзавец.

Мужики говорят, такую величественную позу даже нарушать было жалко: он словно герой на амбразуре вражеского дота. Начали вытаскивать, с трудом штаны отодрали — благо новые, не порвались. А сапоги так и остались во льду. Протрезвеет — пусть сам идёт вырубать их. Другой бы уже всё себе поотморозил, а этому хоть бы что. Сейчас все на работе, а он спит. Вот так-то, подруга: ны було баби заботы — та купыла порося.

Дома эта история всех развеселила.

Новый год Некрасовы встречали за праздничным столом в кругу семьи, но не по московскому времени, а по читинскому, то есть в шесть вечера по Москве. Они решили, что следующее новогодье будут встречать по-иркутски — в семь вечера и так далее. Так им удобней.

Ребята сидели у родителей на руках и радостно колотили по столу ложками. Бабушка, помолодевшая за этот год, словно у неё начался обратный отсчёт времени, восседала тут же. Она нетерпеливо посматривала на испечённый Зоей шоколадный торт с весёленькой кондитерской посыпкой.

Свечи уже были зажжены. В углу на табуретке, загадочно поблёскивая своими украшениями, стояла небольшая пластмассовая ёлочка. Под ней стояли Дед Мороз и Снегурочка из шоколада.

Для малышей были выставлены соки, яблочное пюре и под тряпичным петушком — манная кашка. Кстати, молодёжь начала обзаводиться собственными зубами: у Алёнки уже прорезались три зуба, у Артёмки — два. И Зоя при кормлении их грудью повизгивала от их задумчивых прикусов. Это была ещё та пытка.

Часы пробили восемнадцать, и у Некрасовых начался пир.

Зима — пора благодатная. Володя восстанавливал свои силы после стройки, Зоя отдыхала от огорода, бабушка — от детишек. Молодые родители более основательно занялись развитием малышей: возобновили ежедневное пение, чтение детских книжек, совместные игры.

Володя любил детей самой нежной любовью. Как-то раз, неслышно войдя в комнату, Зоя увидела такую картину. Он склонился над лежащей в кроватке Алёнкой — ей шёл восьмой месяц — и, легонько поглаживая её животик, говорил ей:

— Ах ты, доченька наша милая! Солнышко наше ненаглядное! Песенка наша звонкая! Мы с мамой любим тебя.

Алёнка широко-широко улыбнулась ему. Причём не бессознательной улыбкой ребёнка, а по-взрослому мудрой. Как бы соглашаясь с ним: 'Конечно, я хорошенькая. Что с вами поделаешь? Любите уж'.

В свободное время Зоя распускала свои шерстяные вещи и вязала малышам шапочки, шарфики и носочки.

Однажды Володя попросил её сходить в библиотеку и по-искать там что-нибудь по вышиванию крестиком. Зоя была удивлена, но принесла ему увесистую книгу по художественному вышиванию. Он весь вечер с интересом листал её, что-то высчитывал. А через сутки показал ей орнамент, которым он собирался украсить стены их будущей столовой. Это было неожиданно и оригинально. Зое понравилось.

В начале марта к Некрасовым заявился связист.

— Будем телефон подключать. Аппарат имеется?

— Да. Купили кнопочник.

— Хорошо. Ждите.

И пропал на неделю. Но зато на восьмой день он пришёл и за полчаса провёл в дом телефонный кабель, привинтил розетку и подключил телефон. Зоя переписала на почте немногочисленный список абонентов, с которыми они могли общаться. И, прежде всего, установили связь с друзьями — Геляевыми и Шевченко. Это значительно разнообразило их жизнь.

И вдруг Зое жгуче захотелось позвонить родителям. Неделю она терпела, борясь с соблазном, но чем дальше гнала эти мысли, тем больше хотелось позвонить им. За всё время её замужества они получили от них только телеграмму и одно письмо без единого тёплого слова. Это было демонстрацией их неодобрения её выбора. Зоя, в свою очередь, уязвлённая их отношением к её семье, не захотела сообщить им о рождении внуков. И вот именно теперь её душевный дискомфорт обострился и стал мешать ей быть счастливой.

Ночью Зоя лежала и думала: 'Ну, почему у меня всё так плохо складывается с родителями? Ведь я никогда не была для них проблемным ребёнком. Но они всегда держали меня на расстоянии, словно я чем-то провинилась перед ними. Может, я своим появлением на свет спутала их планы?

Странное детство. У меня были новые платья, туфли, игрушки. Но я совершенно не помню ощущений родительской ласки. Да. Моя судьба их никогда всерьёз не интересовала'.

Прохладная заскорузлая ладонь легла на её разгорячённый лоб, чуть подрагивающие пальцы скользнули по мокрым щекам.

— Зоенька, ангел мой, что случилось? — встревожился Володя. — Ты устала, милая? Или я тебя чем-то обидел?

— Нет, — качнула она головой. — Всё нормально.

— А слёзы? Уж не клянёшь ли ты судьбу, что связалась со мной?

— Вот дурачок. И как только тебе такое в голову могло прийти?! — возмутилась Зоя. — Запомни: до тебя у меня ни-че-го не было. Я даже и не подозревала, что могу так сильно любить — тебя, Алёнку, Артёмку, бабушку.

Зоя прижалась к Владимиру и, горячо поцеловав его, сказала:

— Ты дал мне то, чего у меня никогда не было.

— И чего же?

— Семью и счастье. Таких симпатичных и смышлёных ребят ни у кого нет. Спасибо тебе.

— А чего же тогда плакала?

— По родителям соскучилась. А они ведут себя словно чужие.

— Я бы от отца с матерью любую обиду стерпел. Только бы они были. У твоих есть телефон?

— Да, есть.

— Так чего же ты мучаешься? Завтра же с утра и звони.

И Зоя решилась. С трудом дождавшись утра и почти не надеясь, что ей удастся по коду дозвониться до Сибири, а тем более застать родителей дома, она всё же позвонила. Чуть ли не минуту в трубке слышались коммутационные попискивания и щелчки. Бабушка, предупреждённая о возможном разговоре, сидела рядом и недоверчиво посматривала на внучку. И вот пошёл вызов. Страх быть непонятой внезапно вернулся, и тотчас возникла невидимая глазу стена.

— Нет, не могу, — смалодушничала Зоя. И протянула бабушке трубку. — Если ответят, поговори ты, пожалуйста.

Та приложила трубку к уху и сразу же спросила:

— Тамара?.. — помолчала. — Ты что ж, дочка, уже и мать не узнаёшь?.. Из дому звоню... Да, поставили... Зоя твоя с мужем... Хорошо живут: дом строят, огородом занимаются... Новый, конечно. Уже стены поставили из сосны. Как только деньги появятся, кирпича купим на пристрой... Кто строит? Да Володя же и строит. И друзья ему помогают... Ну, и что же, что безногий. Зато у него голова на месте и руки работящие...

На полях газеты Зоя крупно написала номер их телефона и, положив её перед бабушкой, пошла в спальню, утихомирить расшалившихся ребятишек.

— ...Зоя? Да здесь она, в спальне. Ребятишек усмиряет... Хороша бабка! Даже не знает, что у неё двое внучат есть... Ходить начинают. По десять месяцев уже... А вот приедь, да сама на них и посмотри... Э-э-эх! Мать называется. Коза городская. Ты, Томка, доскачешься: растеряешь и то немногое, что у тебя есть... Ладно уж, записывай телефон.

И продиктовала в трубку номер их телефона.

— ...Зою? Сейчас позову.

Зоя выглянула из спальни. Бабушка поманила её пальцем.

— Когда в отпуск-то приедете?.. Ну-ну. Зятю поклон от меня.

Бабушка улыбнулась и вложила трубку в повлажневшую ладонь Зои.

— Мама? Это я, здравствуй.

— Здравствуй, дочка, — услышала Зоя усталый голос матери. — Больше года не пишешь. Обиделась? Так ты тоже хороша: не посоветовалась, не предупредила. Раз — и замуж вышла. Мы что же тебе, чужие?

— Извини, мама, но ты меня давно уже приучила всё решать самой. И вот результат.

— Ладно, дочка. Мы обе виноваты. Слишком увлеклись своими личными делами. Это неправильно. Ведь жизнь пролетает, и ничего не возвращается.

— К сожалению, да, мама, — вздохнула Зоя.

— Удивляюсь, как ты решилась остаться в Ольховке?

— Так сложилось.

— Понимаю. Спасибо, что маму поддержала. У неё такой бодрый голос, даже не узнала её.

— Да она и в самом деле помолодела.

— У тебя близнецы?

— Двойняшки: Артёмка и Алёнка.

— Поздравляю. Ты молодец, дочка.

— Спасибо, мама. Я так соскучилась по вам. Когда мы увидимся?

— Отпуск за этот год мы уже отгуляли в январе. Никуда не ездили. А наш контракт заканчивается через два года. Тогда и приедем. Потерпим?

— Потерпим. Папе привет. Ну, пока, мама.

— Будь счастлива, дочка.

Зоя положила трубку, подошла к бабушке. Разговор был настолько прозрачен, что им ни о чём не нужно было расспрашивать друг друга. Глаза бабушки лучились задором и счастьем.

— Спасибо, что помогла мне, — сказала Зоя.

— Тебе тоже, внучка. Вот уж не думала, что доживу до такого. Из собственной хаты звоню в Сибирь и говорю с дочкой, как с тобой. Чудеса. Теперь, чую, она напишет нам.

Недели через три от Зоиной матери пришёл внушительный по нынешним временам перевод на семьсот тысяч рублей. На почте к таким переводам не привыкли. И когда через два дня деньги доставили из района, кассирша, дородная тётка с причёской под мальчика, выкрашенной в морковный цвет, выдавала их так официально и торжественно, словно вручала Некрасовой государственную премию. Кассирша ликующе певуче считала: десять тысяч, двадцать, тридцать... И когда Зоя, пересчитав деньги и буднично поблагодарив её, выходила из почты, вид у женщины был почти оскорблённый. В письменном сообщении гоѓворилось, что эти деньги — для новостройки и на подарки детям.