| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Чем больше Вероника приходила в себя, тем сильнее понимала, что у неё болит всё, что только могло болеть.
Всё её тело ныло от какой-то тупой боли. Оно словно горело каким-то внутренним чадящим едва заметным пламенем так, что ей казалось, будто его жарят на медленном огне.
Болели нестерпимо мышцы. Болели кости. Она ощущала, как ноет её истерзанное влагалище, как щиплет, словно порванный, анус. У неё было такое впечатление, что в них до сих пор что-то торчало, и это что-то было размером с черенок лопаты.
Веронике даже думать было больно, как будто всё её тело, от кожи до мозга, было одним большим сплошь обожжённым нервом.
Теперь она лежала и смотрела в стену, отвернувшись от блевотины и окна. И чтобы не было больно, старалась не думать.
Когда она прогоняла прочь все мысли и просто лежала, была как бы не человеческим существом, а набором клеток, их конгломератом, таким вдруг образовавшимся сообществом миллиардов одноклеточных, которые ни с того, ни с сего решили просуществовать вместе, прилепиться друг к другу, то боль становилась значительно слабее, поскольку мозгу, который сам был уже просто частью этого конгломерата, не надо было посылать раздражающие сигналы боли изо всех частей этого скопища, чтобы некто, тот, кто был хозяином и повелителем этого многомиллиардного сообщества, что-то сделал, чтобы облегчить его страдания. Ведь этот кто-то, её душа, ничего не могла поделать. И потому она отстранялась, а тело продолжало лежать, глядя немигающими, пустыми глазами на стену.
Да так её душе было не так больно. Но всё-таки боль приходилось терпеть, существовать с ней дальше и мириться с её присутствием. И, если бы ей не было так больно думать, то Вероника обязательно бы занялась вопросом, как ослабить эти ноющие жилы, которые привязывали её душу к её телу, как порвать их вовсе и отлететь от этого скопища боли.
День проходил, как тучи, которые гнало по близкому небу куда-то, без цели и смысла. Где-то на западе уже стало ясно, потому что вскоре красные, теребящие сознание лучи закатного солнца окрасили белую стену комнаты в розовые тона.
Вероника было по-прежнему так больно, что она даже не могла спросить у кого-то, кто не хотел, чтобы её жизнь прекращалась: "За что?!"
Вскоре сознание, натерпевшееся принявшее достаточную дозу страдания, покинуло её, вняв её мольбам, и Вероника впала в полуобморочное забытьё.
Когда она вернулась в сознание, и её забытьё отступило, Вероника поняла, что так и лежала с незакрытыми глазами, которыми ничего не видела, всё это время.
Очнувшись, она снова окунулась в океан боли.
В номер к ней кто-то вошёл. Она услышала, как клацает замок. Звук больно резанул по её ушам.
Она по-прежнему, как и до того, как ушла, отключилась, лежала на постели голая и не прикрытая, но ей так больно было думать, что даже не было никакой возможности устыдиться своего срамного вида. Она не могла пошевелить не то, что рукой или ногой, даже мыслью! Даже голову повернуть в другую сторону, чтобы увидеть, кто зашёл в номер, было нестерпимо больно, и она лежала и слушала разговор вошедших, который резал мозг через её слух, как пила.
Это были две женщины, во всяком случае, голоса были женские. Слышно было, как они прохаживаются по номеру, что-то обсуждают между собой.
-"Мамка" сказала тут прибраться! — донеслось до Вероники режущее мозг звуковое колебание. Это говорила одна из вошедших. Звук шёл издалека, видимо, они были ещё в прихожей номера.
-А-а-а! А чё тут было-то? — прорезал мозги Вероники вопрос другой.
По колющему сознание звуку шагов было понятно, что женщины вошли в комнату.
-Фу, как воняет! Кто тут обосрался?! — возмутилась первая, снова доставив Веронике своим вскриком боль, которая была сильнее, поскольку говорили уже где-то рядом.
-А вон! На постели лежит, сучка! Обделалась под себя! — пояснила вторая, ударив по её сознанию новой звуковой волной.
Только теперь, когда об этом сказали, и сама Вероника почувствовала вонь — ощущения запаха тоже давили мозг болью — и поняла, что это запах её испражнений.
Одна из вошедших бросилась к окну. Слышно было, как она лихорадочно пытается его открыть, и эти резкие звуки кололи мозг Вероники, как иглы.
-Не! Я не поняла юмора! — кричала та, что дёргала фрамуги окна. — Я сейчас задохнусь! Почему мы должны за какой-то обосранной сучкой убирать?!
Окно открылось. Вероника почувствовала, как в номер врывается ледяной ветер, обжигая её неприкрытое ничем тело.
Каждое прикосновение дуновений воздуха, каждый его порыв, который касался кожи, доставлял Веронике такую боль, словно по её телу скоблили ножом.
-Слушай, успокойся! — урезонила возмущавшуюся вторая, опять саданув по ушам Вероники близким звуком. Ей казалось, что они говорят так громко, словно стреляют из пушек. — Я же говорю тебе: "мамка" попросила! Ты чё, не помнишь, что с тобой было, когда тебя посвящали?!
-Ну, уж, что не обосралась — так это точно! — ответила та откуда-то подальше, от окна.
-Откуда ты знаешь, что с ней делали?! — говорила вторая где-то совсем близко, и Веронике было больнее от этого голоса. — Тебя, можа, не так ябли, как её! Её, слышала я, дня три драли подряд! Посмотри вон: пиздень-то вся красная, аж с синевой! Навыворот! Как жопа у мортышки! Её вон спермой вырвало! С литр, наверное! Ты представляешь, сколько ей в рот наспускали?! Тут что, весь "Космос" побывал, что ли?!
Первая теперь тоже подошла ближе и ответила второй у самого уха Вероники так, что она снова едва не потеряла сознание от оглушающего звука:
-Да, ништяк, ей зарядили! Обалдеть! Мама не горюй!
Теперь они говорили где-то над ней, и Веронике их речь долбила по голове с частотой барабанной дроби, всё больше выгоняя из неё жизнь.
-Досталось тёлке! — согласилась вторая.
-Ну, не знаю! Чем-то она "мамку", видать, прогневила, что с ней вот так вот! Меня, помню, культурно отъёбли три бугая, и всё! На том посвящение и закончилось! А эту!.. Эту как целое стадо бизонов ёбло во все дыры!
-Смотри! Она не спит! — заметила первая. — Отвернулась, в стенку смотрит! Подслушивает, что ль!
В поле зрения Вероники попала женщина. Кто-то заглядывал ей в лицо, перегнувшись через тело.
-Красивая! — отрезюмировала первая, это она заглядывала ей лицо. — Ой, какая смазливенькая! Слушай, подруга, была бы мужиком, тут же, наверное, её отъёбла бы ещё разок! И не посмотрела бы, что обосранная вся лежит! У меня аж в трусах помокрело!
Женщина говорила прямо над ней, и Веронике казалось, что ей в ухо кричат из рупора, оглушая её воспалённый мозг децибелами:
-Слушай, да я от этой тёлки прямо возбудилась вся!
Кто-то ещё заглянул в лицо Веронике, перегнувшись через её тело.
-Да-а-а! — протянула вторая.
-Чё да-то?!
-С такой мордашкой и с таким точёным телом достанется ей тут, по самое не балуйся! — участливо посочувствовала вторая. — Нарасхват будет!
-Ты прикинь, Мань, я возбудилась-то вся! — не унималась первая, крича Веронике в самое ухо, словно специально стараясь доставить ей побольше боли. — Не на шутку! Со мной, не помню когда, такое было в последний раз! А?! Чтоб от бабы возбудиться-то! Ну, уж! Вообще!
Подруги отдалились от Вероники, и стало не так больно терпеть их разговор.
-Давай её отмоем поскорее! Смотри-ка, какой сочный, пухлый клитор! Как слива! И пульсирует так маняще! Я б к нему так губками и припала!
-Да что ж мешает?! Извращенка, а! Возьми, да и отсоси!
-Так говно ж кругом! Давай её отмоем поскорее!
-Слушай! В натуре! — урезонила первую вторая. — Вон дидло валяется! Возьми и помастурбируй! Остынь!
-Мне чё, твоё дидло?! Мне и вибратор кончить не помогает! Давай её отмоем поскорей!
-Отмоем-отмоем! Только не для того, чтобы ты её трахала! — ответила вторая. — Видишь, баба без чувств лежит! Больно, наверное, ей! Даже глазами поводить не может — смотрит в одну точку! Тут, можа, "Скорую" придётся вызывать, а ты — клитор сейчас отсосу! Дура!
-Не, ты же знаешь, "Скорую" "мамка" не даст вызывать! Девку, если неладное заподозрит, в расход пустит! Тут уж пусть сама выкарабкивается!
Было слышно, что женщины принялись убирать в комнате. К звукам их голосов теперь прибавились доставляющие боль шуршание, хруст и скрябание.
-Жалко, если сдохнет! — рассуждала первая. — Красивая! Я красивых, молоденьких тёлочек ой как люблю! Жива останется — чур, моей подружкой будет! Я её к себе возьму! Ангелину выгоню! Пусть идёт в другое место!
-Да ей и без тебя работы будет невпроворот, успокойся ты! — возражала ей вторая.
Женщины некоторое время убирались молча, и Вероника словно радовалась, что по мозгам ей больше не строчит дробь их разговоров.
-Ладно, где ты дидло-то видела?! Пойду драчну чуток! — согласилась первая.
-Слушай, конопатить дырку потом будешь! — возмутилась вторая. — Давай порядок наведём сперва! Хватай её за ногу! Я за другую! Потащили в ванную!
-А ты знаешь, что когда возбудишься, то надо обязательно кончить, а?! — не унималась первая. — Возбуждаться без оргазма вредно! Я не хочу, чтобы у меня губы потом, как сливы раздувало из-за того, что я игнорировала торчок!
-Ох, грамотейка! Ну, иди, иди! Только скорей!
-Да я в пять сек! — радостно отозвалась первая.
Вероника ощутила, как что-то взяли с постели, и от этого лёгкого содрогания кровати её тело, все её мышцы, пронзила нестерпимая боль. Она едва сдержала стон, который хотел вырваться у неё из груди, потому что стонать было так же больно, как и всё остальное.
Из ванной минут пять раздавались какие-то всхлипы и вздохи.
-Мань! Помогла бы?! — послышался оттуда призывный голос первой.
-Давай-давай! — отозвалась Маня от постели Вероники, ударив ей по мозгам волной звука.
-Ну, Мань?! — звала первая.
-Брала пять сек, а уже минут пять в пёзде своей колупаешься! В дупло пару пальчиков вставь — помогает! — дала она ей дельный совет Маня.
-Слушай, мне бесплатные советы не нужны! У нас итак — страна советов! Шла бы лучше б, помогла! — призывала её первая.
Но Маня не шевельнулась с места. Вероника ощущала, что она стоит рядом с её постелью и смотрит на неё.
Минут через пять послышались приближающиеся шаркающие шаги.
-Фу-х, на силу справилась! — резануло по мозгам Веронике от близкого разговора. — Ну, ты, Мань, стерва! Нет, чтоб помочь бедной девушке завершить процесс!..
-Ты когда девушкой-то была?! — усмехнулась Маня. — Двести лет назад?!
-Ладно, я тебе припомню! — пообещала первая.
-Хватит выпендриваться! Кончила?! Хватай её за ноги, и понесли в ванную! — приказала Маня, взяв быка за рога.
Вероника почувствовала, как её берут, словно куклу, набитую ватой: от боли она не могла напрячь ни одну мышцу. Её сняли с постели и за руки, за ноги понесли через номер в ванную комнату.
Голова девушки безвольно повисла вниз, запрокинулась навзничь, высоким лбом почти касаясь пола и метя по нему прелестными, переливающимся локонами русых волос. Рот открылся под тяжестью головы.
При каждом шаге несущих её тело, доставлявшем ей боль, перед глазами Вероники теперь качались вверх тормашками пол номера, его стены, двери и шагавшие перед лицом толстоватые ноги в чулках в крупную сетку.
-А пёзду-то ей и вправду разворотили! — раздался откуда-то сзади сочувственный голос первой. — Надо будет какой-нибудь компресс приложить!
-Да! — согласилась Маня где-то рядом, над головой Вероники. Это были её толстоватые ноги, маячившие перед лицом девушки. — Досталось девке! Пусть спасибо скажет, что жива осталась!
-Осталась ли? Вдруг окочуриться? — засомневалась первая.
-Да не должна бы! Очухается! — оценивающе произнесла Маня.
Веронику положили в ванну, наполненную тёплой водой. Она испытала некоторое подобие блаженства. Боль в теле стала значительно слабее.
Теперь ей были видны Маня и та, другая, которая открыла окно.
Вероника увидела своё тело, ноги в синяках и лиловых кровоподтёках от крепко сжимавших её бёдра мужских пальцев. Лобок её лона был припухшим, воспалённым, словно налившимся кровью от возбуждения. Кожа на нём отливала синевой. Из-под промежности стало расплываться коричневое пятно растворяющихся в воде экскрементов, которыми она испражнилась, пока лежала одна в номере.
Если бы не было так больно думать, она испугалась бы своего вида, возможно, что даже заплакала от горя, но ей теперь было всё равно, лишь бы не было так больно, как прежде.
Женщины принялись отмывать Веронику, водя по её телу губками.
Маня посмотрела ей в глаза, пытаясь понять, в сознании Вероника или нет, а потом спросила:
-Подруга, ты, вообще, в чувствах?
Вероника не ответила ей ничего. Ей было очень больно не то, что напрягать мышцы, даже слышать звуки, чувствовать запахи, думать.
Глава 6.
Вероника проснулась после забытья. Вроде бы и сна то не было.
Теперь она лежала в чистой постели, такой чистой, что бельё даже скрипело.
Сверху тёплое одеяло в хрустящем крахмалом пододеяльнике.
Сначала она не могла сообразить, что с ней происходит, где она.
Кровать её была окружена каким-то балдахином, непрозрачным, из плотного белого шёлка. За балдахином был свет искусственного освещения, и она сперва решила, что находиться в какой-то больнице.
Она не могла толком вспомнить, что с ней произошло. Какие-то воспоминания, а может быть, это был всего лишь сон, проносились в голове. Они были отрывчатыми и мерзкими, и Веронике казалось, что это был тяжёлый и кошмарный сон.
Последнее светлое, что она помнила, так это разговор со школьной подругой, которая обещала взять её к себе в компаньонши на рынок.
На этом воспоминании она и решила сосредоточиться, чтобы дурной сон, этот фантасмагорический кошмар, ушёл из её сознания навсегда.
Однако, как только она попыталась пошевелиться, дикая боль во всех мышцах, во всём теле, во влагалище, в матке, в заднем проходе — везде, — выстрелила как молния.
От этой вспышки она пронзительно завыла.
В эту секунду, следующую после пробуждения, Вероника поняла, что это был не страшный сон, а ещё более кошмарная явь.
Вой её перерос в стон горечи, из глаз брызнули слёзы.
Балдахин зашевелился, его полу отворили, и внутрь заглянуло женское лицо.
-Очухалась, подруга! — сказало лицо.
Вероника что-то хотела спросить, но языком больно было пошевелить, в горле всё пересохло, и она только замычала, как корова.
-Да, тёлка, досталось тебе! — произнесло женское лицо. — Мне скажи спасибо! Мамка тебя хотела в расход пустить, поскольку решила, что ты окочуришься всё равно опосля такого крутого изъябения. Но я уговорила еле-еле, чтоб она отменила своё распоряжение. Она уже приказала тебя в мусорный бак бросить! А там мусоровоз и свалка!
Лицо замолчало и смотрело на неё некоторое время, видимо, ожидая благодарности, но, не дождавшись, продолжило:
-Я за тебя пятьсот доллариев "мамке" отстегнула! Понравилась ты мне! Сразу, как увидела, влюбилась в тебя! Была бы мужиком!.. Э-эх! Ну, чё молчишь-то, говори!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
