Колдун не побрезговал обоими кинжалами. Лошадиный оказался способен на "Бессилие" из 4-го круга школы Некромантии, а демонический на "Обескровливание" из 7-го той же школы. Еще он взял для плаща воющую фибулу, способную на "Звуковой удар" раз в сутки. (иллюстрации 139-141) Балларду я сам предложил на выбор вещи, которые самостоятельно легко опознал — стоило только присмотреться. Кулон орлиного величия (иллюстрация 142) и кожаные шорты движения, повторяющие чары браслета, ставшего бусиной: "Свобода движения", "Ускорение" и "Подвижность". Укоризненно вздохнув и покачав головой, седовласый мужик молча выбрал труселя. Остальное скрутили в узел и положили рядом с волком — дар для тирцев, как я и обещал лорду Нашеру.
Иллюзии колдуну удались на славу. Знатный поднялся переполох в подворьях, ближайших к бывшей Куриной Роще. Усиленный фибулой волчий вой разбудил всех в Лласте, кто еще дрых с пьяну или после ночных трудов. Я не стал пускать столь важное дело на самотек и сделал бросок до храма, пока гном-храбрец изображал охоту на страшного зверя, терроризировавшего всю округу более райда.
— Доброе утро, милорд де Хьюга! Рад видеть вас в нашей часовне. Чем мы можем вам помочь? — Разразился речью клирик. Рассвет уже прошел, и я не сомневался в том, что именно его застану на месте службы.
— Приветствую, капеллан Ньюрик, — произнес я, терпя простреливающую боль в позвоночнике, на сей раз, показавшуюся чуть менее сильной. — Я поймал Алхеора Черного Волка.
— Пресвятой Тир! — Охнул хафлинг, схватившись за свой символ веры.
— Боддинок Глинкл через двадцать-тридцать минут доставляет его к храмовым стенам. В связи с этим у меня к вам просьба, — выделил я для внимательно слушавшего клирика. — На моем допросе он вел себя достаточно мужественно. Казните его быстро и милосердно, окажите потом воинские почести.
— Будь справедлив во всем. Проявляй милосердие к врагам своим, — повторил Ньюрик на неизвестном, но понятом мною наречии. Цитаты из святого писания или заповедей Тира? — Не сомневайтесь в нас, милорд де Хьюга. Суд Божественный и Земной разберется, все сделаем честь-по-чести.
— Простите, Ньюрик, я не хотел никого обидеть. Вы знаете, что внизу под новым храмом заперта нежить? — Сменил я тему.
— Сей прискорбный факт известен нам, — еще больше помрачнел священнослужитель. — Нежить изолирована и подходов к ней нет, милорд де Хьюга. Мы еженощно молимся Тиру о ее упокоении.
Неужели там обращены в нежить бывшие клирики Тира? Расставаться на столь минорной ноте я не хотел.
— Капеллан Ньюрик, у меня есть просьба личного характера.
— Излагайте, дитя Кореллона.
— У вашей церкви много храмов. Обширная сеть порталов. Можно сделать особый заказ? — Дождавшись кивка, я продолжил: — Я прошу вас достать для меня собу — лапшу из гречневой муки, или саму гречневую муку. Несколько бочек лучшей сельди: свежей, соленой, копченой, маринованной и в виде филе. Возможно, что где-то распространены хаси — палочки для еды. Мне желательно из столовой древесины круглого сечения с коническим острием. Так же мне нужен набор для каллиграфии: специальная тушь, чернила, кисти и перья для изобразительного письма. Я соглашусь на переход к торговцу, если таковой найдется и не сможет сам прибыть сюда со своим товаром.
— Ваши пожелания услышаны, милорд де Хьюга.
— Благодарю, — я поспешил уважительно поклониться, не желая слышать велеречивые намеки на отказ. — Не смею больше отвлекать вас от подготовки. До встречи.
— До встречи.
Я вышел из храма, когда триумфальное шествие Глинкла собрало уже множество народу — более двух сотен. Покинув одинокие стены, я издалека и незримо продолжил следить за разворачивающимися событиями. Наблюдал до того момента, как толпа возликовала: блистательная и бодрая Арибет, вовремя и красочно вернувшаяся из Невервинтера, собственноручно снесла голову Алхеору Черному Волку. Харизматичная паладин Тира оставила костер на мэра Кендрака и капеллана Ньюрика, а сама увела изнуренного колдуна-героя в казармы, где для Клевера отводились две крохотные смежные спальни. За поворотом с площади перед храмом Боддинок окончательно сдал, упав в обморок от истощения всех сил. Медная эльфийка довольно ловко подхватила на руки коротышку-гнома, так и не выпустившего из рук ни посох, ни орб. После короткой фразы аура славы паладина уменьшилась в три раза и смягчилась до изумрудно-зеленой ауры жизни.
Мне не хотелось ни спать, ни есть, ни тренироваться — медитировать подальше ото всех. Однако следовало подстроиться под вынужденно изменившийся режим дня напарника и добиться того, чтобы собранные сегодня данные уложились в голове естественным образом — для лучшего синтеза новых знаний или актуализации имеющихся. Недаром говорится — утро вечера мудренее, хотя сейчас пик сна выдастся около полудня. Опередив Арибет с Боддиноком, я пробрался в отведенную для нас с Эйноли комнату, выставил статуэтки и улегся в чистую постель, пахнущую травами, вроде как благоприятствующие хорошему сну. Надеясь на понимание Арибет и защищенность казарм, выпил быстродействующее снотворное. Попытавшись дать Великой Киира установку на обработку заклятий, я предварительно убедился, что Арус не возвращался, после чего прозапас сбросил в священный кулон девять десятых своего резерва. Когда Арибет принесла Боддинока, я уже провалился в медикаментозный сон — с мыслями об Эйноли...
Глава 11, интерлюдия 3.
Плетеное ротанговое кресло. Вокруг порхают бабочки самых разных расцветок. Качаемая в кресле лунная эльфийка, погрузившаяся куда-то в себя и глядевшая в никуда с грустным и отрешенным лицом. (иллюстрации 143-145)
Худощавый подросток, стоящий за плетеной спинкой, все еще пребывал в смятении чувств. Ему запретили летать на грифонах, оторвали от ухода за перьями и послали. К Эйноли. Распекавшая его Раилда не стеснялась в выражениях, злясь от того, что сама оказалась бессильна успокоить подружку по Академии. А он чего? Беречь от волков он был готов всегда, но их нет на борту Лунного Лебедя — подстерегающие на корабле опасности оказались иного рода... Парень терпеливо качал кресло, в котором девушка обнимала колени, защитив несколько клеточного зародыша двойным забором из ног и рук.
Мерное поскрипывание. Журчание ручья. Шелест крыльев.
Ирвэс никто не вызвал. Эйноли — забыла. Раилда — не смогла. Кевэ — обиделся. Вчера с юного рейнджера сорвали пелену эйфории. Ирвэс — защитница и вассал Дома Хьюга, а не личная питомица какого-то там сбоку-припеку Арвэ, которого можно легко и непринужденно выставить за дверь. Всученную Крапивой (а не Эйноли!) фигурку пантеры парень сунул на дно подсумка, чуть было не запертого в подаренном архимагом платяном шкафу, в данный момент плавающем где-то в океане Эфирного Плана.
Мерное журчание. Поскрипывание ручья...
— Кто здесь? — Очнулся от дум Кевэ, нервно оглядываясь. Он как раз размышлял о том, что кругом враги, что на Лунном Лебеде не им добра желают, а всё себе и своим близким.
— Я Элеанора, — из-за кустов появилась и представилась пигалица, сделав книксен. — А ты? — С детской непосредственностью спросила маленькая девочка, склонив голову набок, но так, чтобы выгодно показать незамысловатую заколку с жемчугом, гармонирующую с перламутровой раковиной на груди. Носимое на груди украшение было великовато для маленькой девочки, но ту это ничуть не смущало — она вовсю пыталась по-взрослому выпячивать свою пока еще совершенно плоские формы.
— Кевэ Арвэ... — ответил подросток, вовремя прикусив язык, чтобы не сболтнуть про то, что он из Дома Хьюга.
— Приятно познакомиться, Кевэ Арвэ, — еще раз присела вежливая девочка. Она раскрыла подол платьица, словно хвастаясь, какой у наряд прекрасный и что бабочки по нему летают как настоящие! (иллюстрация 146) Никто из присутствующих даже не задавался вопросом, какие из насекомых настоящие, а какие плод магии. Некогда творчески переработанное в Доме Махаон заклятья "Пытливые глаза" из 5-го арканного круга. — А твою же...
— Элеанора! — Раздался издалека гневный мужской голос. — Не смей без меня ходить, несносная девочка!
— Ой!
Округлив глаза и пискнув, малышка дергано повернулась спиной, покрутила головой и поспешно юркнула в ближайшую тень, исчезнув из виду. Кевэ не заметил, как по лицу девочки криво пролетели тени роя летучих мышек, косоватых и диков вихляющих. Подросток нахмурился и сцепил зубы, с прискорбием видя, что даже девочки лет двадцати умеют лучше него маскироваться и прятаться.
Эйноли на эту сцену и ухом не повела, так и сидела, в прострации глядя в никуда. За прошедший месяц ее жизнь была перенасыщена событиями, эльфийка столько пережила и перечувствовала, что устала реагировать. Ройлио Махаон имел справедливые опасения, что девушка замкнется в себе из-за обстоятельств последнего потрясения. Но одна его догадка уже полностью оправдалась: черное и белое уравновесили друг друга. Эмоциональный пожар девушки с белым глифом на лбу передался юноше с черной копией и почти зажившими следами сведения предыдущего татуированного глифа, размещавшегося на левом виске. Обратно от Кевэ к Эйноли ушло спокойствие и терпеливость, которые выродились в апатию.
По мнению Ройлио, эта пара хорошо смотрелась: совсем молодые, но с серьезными лицами парень и девушка, качаемая им в кресле. Умилительная девочка — Эйноли, сама непосредственность. Такие подкупающе естественные и незамутненные реакции, что впору самому влюбиться. Ройлио вполне понимал и поддерживал выбор своего иномирского собрата, принца крови. И выбор слуги одобрял — до мозга костей верный. Ройлио задумался о том, что до завершение перевозки стоило бы избавить Арвэ от подростковой угловатости, придать вид постарше и основательно натаскать в манерах, отучить от вредных привычек и привить полезные.
Пристально следя за оранжереей, эльфийский грандмаг еще раз убедился, что не стоит разлучать этих двоих, как того хочет интриганка Бриуин. Ройлио уже сделал для себя вывод, что Хьюга и сам живет в ритме, который не всякий человек выдержит, и за собой вполне успешно тянул этих двух лунных эльфов, всю свою юность проведших в темпе быстроживущей расы волосатых уродов. Богатый опыт взаимодействия с людьми говорил дипломату, что любые долгосрочные планы в их отношении не выдерживают гонки с реальностью. Особенно если пустить все на самотек, не отслеживая положение и состояние дел на их стороне — минимум дважды в иву. Из этих соображений Ройлио нехотя оторвался от созерцания сцены, сбоку казавшейся идиллической картиной из жизни молодоженов. Подозвав Киньюхира, он надел на его рога перстни многих посланий и отправил фамильяра за пределы защитного поля корабля, чтобы через его посредничество подготовить почву к прибытию на Эвермит. Грандмаг, в добровольно принудительном порядке ставший затворником в "шкафу", обустроенном им со всем комфортом, сам мог обмениваться шифрованными "Посланиями" — прямо из нутра корабля, — но решил в очередной раз отработать взаимодействие с фамильяром.
Мерное поскрипывание. Журчание ручья. Шелест крыльев.
Кевэ постепенно пришел в норму. И своим умом дошел, что, получается, трех котят подарили Ирвэс с невысказанным расчетом на него, глупого юного рейнджера без приживалы. Ему ненавязчиво дали на выбор аж трех малышей, а он, болван недопоротый, что вчера их бросил на палубе, что сегодня только сейчас о них вспомнил, из собственной обиды не выпустив к ним взрослую кошку — их приемную мать.
— Он меня любит! — Вдруг вскричала Эйноли. Девушка с просиявшим взглядом мигом развернулась в кресле, коленями уперлась в сиденье и схватилась за руки Кевэ. — Неджи. Меня. Любит! — Восторженно заявила она, тряся нового сородича, одной кровью с ней повязанного.
— Ага, — кивнул Кевэ, стыдливо отведя взгляд. Уши предательски запылали. Слишком близко оказалось лицо Эйноли.
— Ты!!! — Догадалась девушка. — Ты подглядывал! Дурак! Извращенец! Дебил! — Ее кулачки затарабанили по его груди, межуясь с хлесткими ударами по бесстыжим щекам. Кресло опасно накренилось назад. — Да как ты только посмел!?
Кевэ мужественно терпел женское избиение, ведь если отступится и отпустит спинку, то кресло перевернется, а вместе с ним упадет и только-только забеременевшая от сюзерена. Но и просто так сносить несправедливость было не в его духе. Лихорадочно соображая, оправдывающийся подросток промямлил:
— Это все Ирвэс... Я мешал ей напасть на вас...
— Да-а-а?! Ну неужели? Вот тебе, паскудник, на тебе!..
— Она п-потом от-твела м-меня, — запинаясь, выговорил он, дергая набухшей губой и заплывающим глазом, — и -ввернулась. Но вы справились с-сами...
— Мы-ы-ы?! — Эйноли даже застыла, прекратив град ударов.
— Я был у обрыва и не знаю, что у вас произошло, — на одном духу выпалил Кевэ. — Но вы точно справились. Я видел ее фигурку рядом с вами... — подросток в оправдательном запале оговорился, чистосердечно во всем признавшись. В тот момент у руин он убедил себя, что должен проверить. И действительно намеренно подглядел посредством магии снайперского лука...
— Ах! Ты видел фигу-урку! Рядом с на-ами! Ах ты поганый вуайерист! Вот тебе, вот тебе!..
Насущное желание выбраться из ловушки еще больше подстегнуло смекалку ни за что ни про что поколачиваемого подростка. "Она ведь как-то услышала лорда Неджи!" — смекнул парень и сделал закономерный вывод, что магические помехи связи носят наведенный характер!
— Нас украли... — шепеляво выдохнул он сакраментальную фразу из разбитого рта.
— Украли?! Что ты там такое блеешь в свое оправдание? — Грозно вопросила разгневанная клирик. Ей просто требовалось спустить накопившийся за плавание пар — вместо манекена для битья попался Кевэ.
— Нас украли, — увереннее повторил подросток со слезящимися глазами. Несмотря на сильную тряску и побои, он так и не отпустил ручек начавшего разваливаться кресла-качали, не предназначенного для подобных "забав".
— Украли... — эхом повторила Эйноли, до которой дошел весь смысл сказанного. Кевэ через силу и боль начал вслух делать выводы, разъясняя для себя и для нее:
— Божественная миссия... — преодолевая боль, заговорил он. — Раньше терпела... многие часы. Л-н-г... Он мог уйти в порт Лласт... если был уверен, что... мы вскоре проснемся и последуем за ним... А мы проснулись — в море. В пути на закат... — Подросток шмыгнул разбитым носом и сглотнул кровавую слюну.
— Ой-ёй! Ик... П-прости меня! Пожалуйста, прости меня, Кевэ! — Эйноли порывисто обняла избитого родственника и расплакалась у него на груди, за все прощая и самого Кевэ, и далекого Неджи, заделавшего Сейне ребеночка — до признания в любви самой Эйноли. От жрицы распространилась сильная лечебная магия, избавившая единственного и ближайшего ее друга и защитника от боли и гематом, вправившая нос и расправившая губы.
— Прощаю, Эйноли, — сконфужено и нехотя выдавил Кевэ, совершенно не понимая девчонок. Ну как можно сперва избить до кровищи, а потом обнимать нежно-нежно и гладить по голове? Зато Арвэ из Дома Хьюга отчетливо осознавал, что они с Фриэст вдвоем оказались в недружелюбной и даже враждебной среде. Не на кого здесь больше рассчитывать или надеяться. Кевэ так же избыл детскую обиду и внутренне простил Ирвэс, не имея возможности немедля достать ее фигурку. А еще он пока еще не отдавал себе полного отчета в том желании, чтобы между наливными девичьими сисями и его богатырской грудью отсутствовала преграда в виде спинки кресла-качалки.
