Дом всех тварей

— Для простоты давайте я буду вот это, а остальное будет — мой дом. Добро пожаловать в мой новый дом! Я буду рад, если вы разделите со мной мое новоселье! Тем более это ведь одна юная и сметливая девушка подала мне идею про бал!

Отец Свет наклонился к Эли, подмигнул ей, закрыв правый раз. Он был одновременно невероятно красив и безумно отвратителен. Даже смотреть на него было чуточку больно, но и отвести взгляд Амти не могла.

— Кого-то ты мне напоминаешь, — сказал он, рассматривая Эли. А потом стукнул тростью по тени от жасминового куста и, буквально из ничего, а руке у него появились три пакета, довольно внушительных по размеру. И один — ювелирно-крошечный, будто бы игрушечная копия трех предыдущих.

Первый пакет он протянул Эли со словами:

— Для моего бессмертного вдохновения.

Второй Яуди:

— Для моей любимой дочки.

Третий — Амти и Шацару:

— Для милой пары.

Последний он повесил на клюв Мардиху.

— И для пташки, — закончил он. — Приоденьтесь, вы ведь первые люди в этом саду.

— А ты, — Отец Свет улыбнулся Вишенке. — Приоденься сама.

Вишенка попрядала крыльями, может быть, в знак понимания.

— Я покажу вам ваши покои, — весело, будто они играли в интересную игру, продолжил Отец Свет.

— Покои? — спросила Амти.

— Да! И буду ждать вас через два часа, в... еще не придумал, где. Да и про время могу передумать!

Шацар поднял руку, он был бы похож на примерного школьника, если бы не был очень-очень пьян.

— Отец Свет, — сказал он. — Я хотел бы побриться. Я очень давно не брился, и пока я этого не сделаю, мои первичные потребности не будут удовлетворены, и я не смогу продвигаться дальше к самореализации.

— Может, — сказал Отец Свет. — Мне просто стоило не придумывать бритвы, если одно это могло бы оградить мир от твоей самореализации. Но сегодня я милосерден.

Он щелкнул пальцами и сказал:

— Встретимся тогда, не знаю когда, там, не знаю где!

Над ними в небе снова сияло яркое, апельсиновое солнце, которого Амти не видела во Внешних Землях прежде.

12 глава

Она сидела в кресле, и думала, что у нее есть почти все, о чем она мечтала в последние несколько дней. Они с Шацаром приняли душ с горячей, чистой водой, Шацар побрился и протрезвел, Амти нашла в мини-баре несколько шоколадных батончиков, способных поднять уровень глюкозы в ее крови.

Все было настолько хорошо, что производило впечатление совершенной ирреальности. Комната, куда их проводил Отец Свет, напоминала номер в дорогой гостинице или, скорее, представления о гостиничных номерах — кровати, конфетки на подушках, стеклянные перегородки в душевой, стеклянные стаканы безупречной чистоты, мини-бар, принимающий настоящие монетки, к счастью завалявшиеся у Амти в кармане. В телефонной книге, ужасно огромной и с невероятно мелким шрифтом, значилось невероятное количество имен, однако ни одного настоящего номера — везде нули да единицы.

Амти чувствовала своеобразный гостиничный запах: чистота, зубная паста и, едва уловимо, — чуть проржавевшая сантехника. Амти сидела на кресле и с интересом рассматривала безликие картины, изображающие неизвестные ей города.

А потом вдруг засмеялась, и не могла перестать смеяться, пока Шацар не перехватил ее за щиколотку. Он сидел перед ней на полу, снова молчаливый и мрачный. Шацар сосредоточенно натягивал на ее ногу чулок.

В пакете, который дал им Отец Свет, как он и говорил, была одежда. Для Шацара — военная форма с парадной шинелью и даже фуражкой, а для Амти — белое, кружевное платье под горло.

— Ты себе представляешь, как это абсурдно? — спросила Амти, положив ногу Шацару на плечо, после того как следом за чулками, он надел на нее белье, такое же белое и кружевное.

Амти потрогала большим пальцем блестящую звезду на его погоне.

— Да, это крайне абсурдно, я никогда не был в звании генерала.

— Я не об этом, Шацар. Ты можешь себе представить, мы в гостях у бога, но это не какие-нибудь там сияющие престолы. Это гостиница вроде "Халдеи".

Шацар поймал ее за руку, чуть потянул к себе и принялся надевать на нее белые, такие же кружевные, перчатки.

— Мне нравится тебя одевать, — сказал он.

— В детстве ты переиграл в куклы.

— Слишком много сестер, — хмыкнул Шацар. — Но я правда любил играть в куклы. Больше всего нравилось их хоронить. Устраивать небольшие процессии, делать гробы, забрасывать их цветами и засыпать землей.

— Ужас, — сказала Амти.

— Но ты ведь сама говорила, что хочешь узнать меня получше, — совершенно искренне сказал Шацар.

— Теперь происходящее кажется мне жутковатым.

А потом Амти засмеялась и поцеловала его в губы. Он притянул ее к себе, застегивая на ней лифчик. Амти чувствовала эту особенную связь между ними, которая зародилась еще в момент их встречи во Внешних Землях и становилась только сильнее, только туже связывала их теперь.

— Как ты думаешь, что это значит, говорить с богом?

— Не знаю, — сказал Шацар. — Я еще никогда не говорил. Наверное, впервые за всю жизнь нет никакого смысла лгать. Хотя, на мой взгляд, язык и есть ложь, поэтому избежать ее в узком смысле вообще невозможно.

— Не умничай.

— Повернись, я хочу застегнуть платье.

Пока Шацар возился с крючками на платье, Амти стояла на коленях в кресле, рассматривая потолок. Шацар еще некоторое время молчал, а потом спросил:

— Тебе страшно?

— Страшно, — кивнула Амти. — Даже очень. А тебе?

— И мне.

Весь абсурд, все эти земные декорации, даже то, что Отец Свет помог им избежать неминуемой смерти — все это было ничем перед божественной мощью мироздания исходившей от этого чуждого бога.

— Полагаю, так и должно быть, — добавил Шацар. — Это все равно, что говорить, будто не боишься цунами. Ты просто смотришь на него и прекрасно знаешь, оно снесет твой прибрежный город, и за минуту уничтожит все то, что ты строил десятилетиями. Поэтому ты боишься.

Амти кивнула. Она чувствовала то же самое.

Как только Шацар застегнул последний крючок на платье, и Амти влезла в туфли на низком каблуке, она увидела на полу дорожку из рассыпанных хлебных крошек, как в сказке. Они блестели и переливались чуточку иллюзорно, но пахли сладостью свежего теста.

— Ты ведь видишь то же, что и...

— Да. Пойдем найдем наш пряничный домик.

Шацар подал ей руку, будто слезть с кресла Амти было высоко. А потом Амти поняла, что это галантный жест, один из тех, которые мужчины проявляют к женщинам в красивых платьях на балах и званых ужинах. У Шацара этот жест выглядел почти саркастично. Амти вцепилась в его руку, скептически оглядела себя.

— Даже творец этого мира считает, что я синий чулок.

Шацар задумчиво кивнул, а потом вдруг поцеловал ее в щеку, и они пошли вслед за хлебными крошками. Коридор оказался непропорционально длинным, искривленным. Лампочки то и дело мигали или казалось, что они мигали, потому как вокруг них кружились мотыльки с огромными крыльями. Стены были матово-красными, в неровном, мигающем свете, они производили жутковатое впечатление. За одним из поворотов их ждала Эли. На ней было платье невероятной красоты, черное, полупрозрачное, закрытое и в то же время демонстрирующее тело. Эли совершенно не стеснялась этого. Она стеснялась совсем другого — ее черный, жуткий глаз, будто залитый первобытной тенью, был заботливо прикрыт челкой.

— Ну? — спросила она. — И как же я выгляжу?

— Потрясающе, — сказала Амти с восхищением. Ей нравилась раскованность Эли, она ей почти завидовала. Эли вскинула голову, гордо вздернула нос и зашагала впереди. Теперь коридор уходил вверх, безо всякой лестницы, пол будто бы просто поднимался в гору.

— Вот это жесть, — сказала Эли. — А если я как в фильме, просто попала в аварию и там, умираю, и мне все это глючится?

— Тогда уж мне, — сказала Амти. — Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в собственной реальности.

— А я в твоей — сомневаюсь, — пожала плечами Эли. Она скользнула взглядом по Амти и Шацару, и фыркнула. Амти снова стало стыдно и неловко перед ней. Амти не чувствовала себя обманщицей, в конце концов, она была честной и с Эли, и с Шацаром. Однако, она чувствовала себя злой дурочкой, которая заставляет страдать ту, которую любит. И того, которого любит.

Дальше они шли молча, и Амти была безумно рада наконец толкнуть блестящую дверь, к которой привели их крошки. За дверью оказался зал невероятной красоты, напоминающий о фильмах о начале века. Маленькие столики, темнота, рассеиваемая лишь теплым светом нескольких небольших ламп, запах табака, осевший в помещении давным-давно, старомодная музыка. Впереди Амти увидела сцену, на которой стоило бы петь какой-нибудь очаровательной певичке с губами, накрашенными алым и голосом, хриплым и женственным, со следами выкуренных сигарет.

Яуди уже сидела за одним из столиков. На ней вместо обычных милых платьев, был полный рыцарский доспех из далекого прошлого. Он сиял в неверном свете, будто драгоценность. Рядом с Яуди у столика, как забытая сумка, лежал тяжелый меч. На ее латах была эмблема с мотыльком, мятущимся к огню. И он действительно двигался, Амти видела шевеление маленьких, вышитых на ткани крыльев, видела колыхание огня.

— Это просто смешно, — говорила Яуди.

Отец Свет сидел рядом с ней, он вертел в руках сигарету, золотую, как и его костюм.

— Конечно, это просто смешно! Ты не замечала, что мир просто смешной? Иначе зачем по-твоему я придумал звездоносов и гигантских саламандр, политические партии, детей и зубных врачей?

Отец Свет приобнял Яуди за плечи, ностальгически вздохнул:

— А как чудесно было, когда вы все жили в пещерах и воздавали мне хвалу за мамонтов.

И тут же Отец Свет повернулся к ним, приветливо помахал.

— Заходите! Для вас все тоже уже готово.

— Я не так себе представляла бал, — сказала Эли недовольно.

— А программа изменилась!

Отец Свет указал рукой на столики ближе к нему и Яуди, за одним из них, вернее прямо на нем, сидел Мардих в маленьком фраке, похожий на птичку из мультфильма или крошечного пингвина.

— Дамы, — сказал он, и поклонился, Амти засмеялась. Она села за один из столиков для одного, где была табличка с ее именем. Шацар и Эли устроились за соседними. На столике лежало блюдо на котором сияла начищенная клоша. Амти все еще была изрядно голодна, ей было почти все равно, что предложит им съесть Отец Свет. Она была уверена, что сможет употребить все. Однако, Амти ошибалась. Под блестящей крышкой на ее тарелке лежали три гадальные карты. На каждой из них был изображена сама Амти. На первой карте Амти была в длинном, бесформенном платье в пол, она была связана, на ее глазах была повязка, босыми ногами она ступала по болотистой земле, и ее шаг окружали восемь воткнутых в землю, длинных, в ее рост, мечей, похожих на могильные кресты. Вокруг нее кружило воронье, и Амти почти слышала издаваемое птицами карканье. Вторая карта изображала Амти, проснувшуюся после ночного кошмара. Она сидела на кровати, обхватив голову руками. В воздухе за ней парили девять мечей, таких же длинных, острых и опасных на вид, вниз по ним, как по лестнице, скользило что-то черное и бесформенное. Третья карта, пронумерованная цифрой двенадцать, изображала Амти почти два года назад — Амти в школьной форме, совсем девчонку, висящую вниз головой. Одна ее нога была привязана к увенчанному листвой дереву, другая свободна, а юбка задралась, обнажая бедра. Все рисунки были будто бы выполнены ее рукой, в них была ее мечтательность, пастельные тона, которые она выбрала бы и ее тонкость линий.

— Мрачно, — прошептала Амти. — И пошло. Кроме того, в какой-то мере жестоко, мы ведь голодные.

Она подалась к Шацару, изучая карты, лежавшие на его тарелке. На одной было изображено сердце на фоне грозовых туч. Это сердце, очень натуралистично изображенное, надо сказать, пронзали три меча. Амти видела кровь, текущую из него, как дождь, который должен был вот-вот разразиться в небе. Вторая карта изображала Шацара, его глаза тоже были завязаны. Он сидел на скамейке у моря, и Амти безошибочно узнавала неухоженность и очарование бедного курортного городка — Гирсу. Шацар скрестил руки на груди, держа два меча, расходящиеся остриями в разные стороны. На небе сиял серп растущей луны. На последней карте под номером четыре Шацар сидел на троне, отделанном драгоценными камнями и золотом, напоминающем престолы средневековых монархов. Однако сам Шацар был одет современно, ровно так же, как и сейчас — в парадную форму военного. В правой руке он сжимал пистолет, ноги его покоились на горе из черепов, с подошв его сапогов капала на белизну костей густая кровь.

Все рисунки на картах Шацара выглядели очень реалистично, они больше напоминали фотографии, в них не было следа художника.

Амти с любопытством подалась к Эли, и Эли сама продемонстрировала ей свою тарелку, кивнув на тарелку Амти, которую она тут же подвинула ближе к краю, чтобы Эли сумела все рассмотреть.

Карты Эли были выполнены как рисунки в комиксах — яркие, гротескные и по-своему очаровательные. На одной из них Эли в плаще и больше ни в чем стояла перед тремя опрокинутыми кубками, из которых лилась, впитываясь в землю, кровь. За спиной Эли стояли еще два кубках, полных, и извилистая река вилась, определяя ход к заброшенному замку, будто из старых фильмов ужасов.

На другой карте Эли сидела под яблоней, со скучающим и пресыщенным выражением лица, свойственным порно-актрисам. Перед ней стояли три опустошенных кубка, в воздухе над ней парил еще один, полный кровью, но Эли с безразличием смотрела в другую сторону.

Последняя карта, на которой подростковым шрифтом, будто из девичьей тетрадки, была изображена цифра девятнадцать, Амти понравилась больше всего. На этой карте маленькая Эли, казалось ей не больше девяти, ехала на белом коне, как принцесса, за ухом у нее торчало красное перо, а вместо короны ее голову венчал венок из одуванчиков. Она была озарена огромным солнцем, а позади нее из-за каменной стены выглядывали мордочки подсолнухов.

Амти и Эли одновременно повернулись к Яуди:

— Эй, псс! Покажи! — сказала Эли. Яуди взяла с тарелки карты и продемонстрировала им. На первой две луны, закрывали друг друга на ночном небе — пребывающая и убывающая. Внизу Амти увидела пирамиду из восьми золотых кубков, однако расставлены они были так, пять в основе и три — стоящих сверху, что очевидно было — не хватает какого-то одного, ровно в промежутке, и крохотная пустота, обнаружившаяся из-за этой дисгармонии ужасно раздражала, мешала. Спиной к этим кубкам, опираясь на палку, пересекала реку Яуди. Ярко-розовые пряди в ее волосах блестели в свете луны.

На второй картинке Яуди с удивленным видом, которого Амти еще не видела у нее в реальности, чуть склонив голову набок, смотрела на семь кубков, паривших в объятиях облаков. Из кубков выглядывали причудливые видения — из одного змеи, из другого силуэт воздушного замка, из третьего гора драгоценностей, из четвертого венок. Все силуэты были дымными, казались призрачными и иллюзорными, однако лицо Яуди задумчиво-изумленное, было крайне серьезным, будто она раздумывала что из всего этого выбрать.