Время выбора

— А жить мы будем, как и раньше жили. Только что делами ведать будут не бояре продажные, а мужи Вечем на то назначенные. Вече же будут звать не абы кто, и абы когда, а они же вместе с князем. Ну, что вы никак не уйметесь, сделаю, сделаю я вам князя, а пока считайте, что я вам посадника сделал. Так вот, вы их назначать будете, а они перед вами раз в год ответ держать за сделанное. И, коли не покажутся они вам, других найдете, сейчас же, что бы, не искать долго, можно поставить, тех, кого вы на Великий княжеский Совет посылали. Мужи они вам известные, и во всех делах сведущие. Князь же, а пока что посадник, смотреть будет, что бы все по Правде делалось, она единая на все царство будет, и суд княжеский править. Я в такие дела входить не буду, не царское это дело. Мне об едином войске, единой Правде, да о том, как соседними властителями бок о бок жить, забот будет хватать. Коли согласно с этим Вече, пусть приговорит оно такой порядок. Думать здесь долго нечего, а устали мы все изрядно. Тем более на подворье у меня столы накрытые ждут, а для тех, кому там места не по чину бочки с пивом и брагой на улицы вывезут. Только, Чур, ковши свои нести, нету у меня столько ковшей.

Ничего возмутительного князь не сказал, усталость, в самом деле, чувствовалась, да и потребность согреться, простояв полдня на морозе, как не верти, была. Поэтому собравшиеся, кто криками, кто молчанием поддержали княжеских закоперщиков, и Вече начало расходится. Около сотни именитых горожан ушли трапезовать на княжеское подворье, а остальные, без лишних слов, направились к ожидавшим их бочкам. Согреться крепкой брагой было и в самом деле не лишним. И ковшей всем хватило, только что переходили они из рук в руки. Но было их много, так что великой гужвы** к бочкам не было.

*Зашто (пошто) — почему (зачем)

**Великая гужва — большая очередь.

Глава 17

Начало травеня в Киеве, лепое время. Все вокруг зелено, а если нет, то, значит, в цветах. В такое время только жить, да радоваться. Только, какая уж тут радость, если менее чем через час надо идти к Владимиру. В письмах, кои тот привез из Новгорода, Елец прочел то, что сам бы должен ему рассказывать. Стыдно то, как! Когда прочел о предательстве новгородских жрецов Велеса, то сперва даже не поверил. Почти десть лет по поручению Совета Верховных ему надлежало знать, все, что происходит на Руси и за ее пределами, и до сего дня, он был уверен, что и в самом деле знает. И такой удар! Не в заморских землях, не в княжеских теремах, а у себя же под боком проглядел измену. Даже и не проглядел, попросту в ту сторону и не смотрел, будучи уверенным, что уж оттуда беды ждать, не приходится. А теперь выходит, что безоглядно доверять всем волхвам никак нельзя. Но на волхвов у князя, а теперь уже у царя, расчет особый, так что, хочешь, не хочешь, но надо начинать, как говорит Государь, чистку рядов. И начинать, само собой, с Новгорода. И Плескова. Там Гюрьга гнездо свил, один из тех, несогласных с ним и Зорецом, Верховных. Надо думать от него к измене, на которую Владимир наткнулся, нити тянуться. Значит, придется самому туда ехать и на месте смотреть, что и как. В Киеве с делами Зорец сам управится, он их как бы и не получше знает. К Владимиру нужно вместе с ним идти, и надо в Тмутаракань к Даляте гонца слать. Пусть он у себя все как следует проверит. Проверять, конечно, придется всех Верховных и старших, но уж если и этим не доверять, то и затеваться нечего.

Послав служку к Зорецу, Верховный волхв, в глубокой задумчивости, стал ожидать его прихода.

А Владимир, межу тем, вовсе не был так всем этим обескуражен, как Елец. Можно даже сказать, что история с новгородскими волхвами была, в чем-то, ему на руку. О том, что бы поверить рассказам Елеца о бескорыстии и единомыслии жреческого сословия, у него и в мыслях не было. В спокойное время такая система работала не плохо, и если где реалии расходились с идеалом, то общей благостной картины это особенно не портило. А Елец, так сказать, плоть от плоти ее, да еще и в странствиях своих от жизни несколько оторвался. Опять же, после возвращения нацелен был Верховными на сбор внешней по отношению к волхвам информации. Так, что осталось у него, воспитанное с младых ногтей, отношение к жрецам, как единому семейству, кои, как жена Цезаря, вне подозрений. Теперь с ним разговаривать будет полегче, а это важно, так как зачищать волхвов никому другому, кроме него, со товарищи, некому. А без этого никак не обойтись. Помнил академик Вехов, как развалилась великая держава, из за того, что прогнила главная идеологическая организация, после чего разрушились моральные скрепы, сдерживающие у людей животное начало. Здесь и сейчас все только начинается, и Елецу пора понять, что надежда сделать все чистыми руками не что иное, как детские мечты. На таких крутых поворотах, коих, кстати, он сам и причина, действенны, только, такие же крутые меры. Иначе события, как норовистый конь, выбросят тебя из седла, и помчаться дальше сами по себе. Потом только и останется, что ловить конский топот.

Поэтому, когда волхвы вошли в царскую горницу, Владимир их встретил весьма приветливо, и, как бы подчеркивая свое к ним доверие, после обычных приветствий разговор завел совсем другой, чем ожидал Елец.

— Есть у меня, друзья мои, дело, о котором я долго раздумывал, а теперь хочу спросить вашего совета, как людей знающих, и, так сказать, умудренных. Сейчас, вот только, Добрыня подойдет. А пока освежитесь, кто, чем хочет. Тут и вино ромейское, и квас, и взвар из трав. Говорили мне травницы, что до солнцеворота самая в них сила. А я еще долго пожить, намерен, чего и вам желаю.

При этих его словах дверь открылась, и вошел Добрыня.

— Будь здрав, дядюшка. Присаживайся к столу, наливай в чашу, что тебе по нраву, и будем совет держать, как нам дальше жить. Божьим попущеньем, в Новгороде все обошлось, как было задумано. Бояр там больше при власти нет, а есть Совет, где теперь дела ведут люди проверенные. Следующее Вече будет собираться через год, и какое оно будет, то нам решать. Можно сказать, что вместо Веча, там теперь венок из луговых цветов. Только то и есть, что красиво. То же и в Полоцке, и в Киеве. Об Овруче, так и вовсе речи нет. Так что, считай год-два изнутри плохого нам можно не ожидать. Польша в руинах лежит, в империи Оттона Николай хорошо поработал, а ромеи в Константинополе пока внутри себя разбираются. Остаются печенеги, а вот чего от этих ждать неведомо никому, даже и им самим. Можно огородиться от степи цепью из частых крепостей с воинами, кои набеги будут пресекать, но, то дорого, и устоит только против небольших родовых отрядов. А как соберется их сотен несколько, цепь эту они без труда порвут. Зорец, ты у нас по делам со степью самый знаток, можно ли сделать так, что бы с печенегами миром жить?

— Можно, Государь, — Зорец отпил из чаши, усмехнулся, и продолжил — но вряд ли получится. Первое, надо, что бы в степи был такой князь, который всех других в кулаке мог держать. Ныне же у Елдея кулак слабый, и желания младших князей в нем держать, у него нет. Они от нас часто, хоть и с прибытком уходят, но сильно битые, а значит, в соперники к нему не вырастут. Второе, должен тот князь нас сильно опасаться, что бы задевать. Опять же Елдей привык, что Киев у него все время воинов нанимал, а это значит, что своя дружина слабая, и хорошего ответа ему не будет. Но самое главное, это третье. Какой бы там князь ни был, но коли в степи засуха, то во время бескормицы идти им, кроме как к нам, некуда. А засуха там в десять лет один раз всегда бывает. Тут уж никакой князь их не удержит.

— Значит, и затеваться с эти не стоит?

— Я бы не стал, но ты, как я понимаю, что-то уже задумал, а пока что все твои задумки были удачны. Как-то ты иначе все видишь, нежели чем я.

— Сказал ты, друг мой, почти слово в слово, как и я думаю. А задумал я с Ирынеем переведаться. Был от него ко мне гонец. Он после польского похода в большую силу входит. Хабару оттуда привез немерено, казначей мой только десятине, что они с Ролло мне передали, нарадоваться не мог, так, что с серебром у него все в ряду. У соседей своих в большом уважении, они тоже после этого похода сильно поднялись. И теперь сей муж думает потягаться с Елдеем за первенство в степи. Но у самого его, кишка для того тонковата. А с нашей помощью все у него может получиться.

Добрыня с интересом посмотрел на племянника, — Ты же не думаешь, что за помощь он тебе до конца жизни благодарен будет. Как появится у него интерес свой в наших землях, враз обо всем забудет.

— Может и забудет, — рассмеялся Зорец, — но муж он, по-моему, достойный, поэтому не враз, а сперва немного совестью помучается.

Остальные тоже слегка развеселились. Отсмеявшись Владимир продолжил

— И то уже хорошо, но еще лучше, что он-то, коли князем у печенегов станет, спуску никому не даст. Опять же и войско наше теперешнее в деле видел, так что не только совестью помучается, но и опаску иметь будет, если какая дурная мысль придет в голову. А дабы у Ирынея и мыслей таких не возникало, нужно его интерес в сторону от нас устремить. И не просто в сторону, а в ту, где и мы с прибытком будем.

Елец слушал это в пол-уха. Понятно, что для себя царь уже все решил, а теперь хочет знать, как на это смотрят ближники. То есть, вдруг он что-то пропустил, тогда можно решение свое и изменить. Редко, но такое бывало. С мыслями Владимира был он согласен, а потому ждал, когда тот с этим делом закончит и вернется к вчерашнему разговору. Беда была в том, что он так и не придумал, что еще может предложить, кроме своей поездки в Новгород.

— Ну, раз так — сквозь туман дошел до него голос царя, — то подумай Добрыня, чем мы Ирынею в этом деле можем помочь. Это не горит, он не ранее, чем через две седмицы здесь будет, но и не затягивай. Далее мы делами, что промеж волхвов творятся, заниматься будем. Знаю, ты в них входить не любишь, поэтому не держу, но если интересно, останься и послушай. Может и твой совет потребуется.

— Пойду я тогда, Елец мне друг, но дела волхвовские не по мне. А если совет мой нужен будет, ты только скажи, что смогу, присоветую.

Когда дверь за Добрыней закрылась, Владимир обратился к волхвам.

— Сразу скажу, ждал я, когда такое вот случится. И все на вас удивлялся. Ума у каждого, княжеская палата, а простых вещей не понимаете, и в облаках летаете. Что вы со вчерашнего надумали, мне рассказывать не надо. Не до разговоров теперь. Дело надо делать. Тебе, Елец, прямой путь в Новгород. Там всех своих старших через мелкое сито просей. Сроку тебе три месяца, после мне список принесешь, кто надежен, как скала, а кто скользкий, как змея, мелочью не занимайся, разве что походя. Тебе, Зорец, делать тоже самое, но Киеве и Овруче, так же за три месяца должен управиться. В Тмутаракань к Даляте гонца, не медля. Ему, сделав все тоже, что и вам, быть в Киеве не позднее пятнадцатого дня зарева. Тогда будем решать, как дальше поступать. А я за это время разберусь с Тюрьгой в Плескове и Сновидом в Полоцке. И не смотрите на меня так, на землю спуститесь. Как говорится, кончилось глухое неприятье, и началась открытая борьба. Начали ее не мы, так что нет теперь другого пути, или мы всю гниль промеж волхвов вычистим, или наши планы под удар подставим. Когда еще говорил я тебе, Елец, кто не с нами, тот против нас. С нами же, и вы оба это знаете, Светлые Боги, нам их волю исполнять, а им нас судить по делам нашим. На этом сегодня и закончим, нас трапезная ждет.

После трапезы Владимира ждала беседа еще с одним человеком. К этому его подтолкнула все та же история с новгородскими волхвами. Настало время озаботится созданием собственной тайной службы. Волхвы, они, конечно хороши, да не всякое дело им поручить можно. И за ними тоже пригляд не помешает. Важность этого ясна была с самого начала, но военные дела не оставляли времени, к тому же, найти того, кто этим будет заниматься задача не простая. О Момчиле, хозяине постоялого двора в Новгороде, он знал еще из рассказов Добрыни, и сейчас тот проявил себя весьма ярко. Похоже, что человек находчивый, решительный, и, пожалуй, какое-то время ему можно будет доверять. Во всяком случае, Добрыню и Усыню он ни разу не подвел. Впоследствии власть, а она у начальника тайной службы немаленькая, его может испортить, но в истории немало было и таких персонажей, которые поняв, что они на своем месте, были до конца преданы своему сюзерену. Время покажет.

Войдя в палату, Момчил низко поклонился и, произнеся слова приветствия, остался стоять у двери, стараясь не смотреть прямо на царя.

— И тебе, Момчил, здравствовать, — ответил Владимир на приветствие, и указал ему место, за столом напротив себя. Тот робко подошел и уселся на краешек скамьи, — а чего же ты робкий такой? По делам твоим и не скажешь. Устраивайся плотнее, потому как разговор у нас будет долгим.

— Как же не оробеть, чай к царю просто так в палату не привозят. Может статься, что и на плаху отсюда отведут.

— С плахой пока повременим, а сейчас расскажи мне, как ты решился на такое, что бы боярский дом обокрасть, да после его и спалить? Ведомо мне, что для посадника ты старался, так что вины на тебе никакой нет, но неужто посадник для тебя дороже собственной шкуры? Дело-то ведь отчаянное, и кабы не удачливость твоя, лежал бы сейчас на дне речном. Помочь тебе для Усыни получалось невместно.

— Прости, Государь, что перечу, — Момчил подвинулся на скамье ближе к столу, — а только удачливость в том деле ни причем была, я седмицу целую про это дело думал, что и как сделать. Тот, кто замки открывал-закрывал, мне с детства знаком, и не раз мы друг друга выручали. И холоп Кулотко, что мне помогал, никак подвести не мог. Его боярин похолопил обманом за дочку, что ему отказала, а с холопкой-то разговоры короткие. Так что Кулотко, не для меня старался, а за себя мстил. Хотя от серебра все же не отказался, мыслю, что сейчас он уже и не холоп вовсе. Что же до шкуры моей, то твой дядя мне ее спас когда-то, и с серебром помог, что бы постоялый двор обустроить. За то и просил только, что разговоры постояльцев в трапезной слушать и ему передавать, когда интересное услышу. Сначала просто добром ему отплатить хотел, потом понял, сколь это для него важно, и тут уж всерьез стал стараться. Да ведь и не бесплатно.

— Говоришь, седмицу думал, что и как сделать. А теперь подошло время думать вместе.

Думали они долго. Когда Момчил преодолел первоначальную скованность, а произошло это быстро, как только он начал понимать, зачем звал его царь, первое, что он попросил это сократить его имя до привычного Момо. И дальше подробно поведал о своей службе новгородским посадникам. Слушая его, Владимир все больше убеждался в том, что перед ним сидит настоящий самородок. По сути, на общественных началах он за несколько лет создал в Новгороде целую сеть по сбору информации, используя весь арсенал средств, что применялись спецслужбами и в куда, как более поздние времена.

Комнаты, куда он селил наиболее интересных гостей, легко прослушивались, девицы для утех пересказывали ему разговоры клиентов, почитай в каждом богатом доме было по два-три холопа, а уж один обязательно, которые щедро делились новостями из хозяйского дома. С этими Момо работал особо тщательно, выбирая тех, кто был сильно обижен хозяином, поэтому кроме серебра, которое платилось щедро, был у них и личное интерес, то, что впоследствии назовут моральным стимулом. Не гнушался с татями иметь дела, и был у них, весьма уважаем, при случае выручая особо нужных из житейских передряг. По их жизни куда-то соваться, так сказать, не зная броду вовсе нельзя, потому и оттуда шли к нему вести. Было дело, случалась нужда попользоваться их особыми умениями, но плаченое на это серебро, всегда окупалось сторицей.