Скрамасакс

— У себя в горнице, иль кручинится, иль мебель ломает — не знаю.

Так я и познакомился с третьим претендентом на царский престол. Впрочем, как потом выяснилось, ханских амбиций он нисколечко не испытывал. Жизнь свободным от бремени власти его полностью устраивала. Ибрагим оказался весёлым, жизнерадостным балагуром и отношения у нас наладились почти моментально.

* * *

Знаете, что поразило меня больше всего в Казани, нет не архитектура и красота древнего города, а люди, конкретнее — социум. В круговороте жизни местного аналога мегаполиса мирно уживались различные народности и религии. Само собой — мусульманская община преобладала, но помимо последователей Магомеда тут жили православные и даже иудеи. Мечети находились недалеко от синагог поблизости с церквами. Христианами были преимущественно русские, хотя зайдя в храм — поставить свечку и отдать записочки за здравие родных, я заметил там и татар, и башкир, может, присутствовал ещё кто, не знаю, поскольку с антропологией у меня не очень. Иудейская община Казани представляла собой — осколки хазарского каганата, увы, в синагогу нас не пустили, по всей видимости, охота за сионскими мудрецами, тут ещё не началась...

Мечеть Нур-Али величественно возвышавшаяся на территории дворцового комплекса была очень красива, как снаружи, так и внутри, но по сравнению с тем же Владимирским Успенским собором показалась мне какой-то пустой, как в видимом плане, так и в незримом. Задав учителю по данному поводу вопрос, получил достаточно очевидный ответ:

— Намоленных икон, аккумулирующих энергию верующих — нет, а эгрегор Ислама для тебя — адепта другой религии, как бы не существует, — я в принципе, сам мог догадаться.

Народ в мечети тоже был разношёрстным и вообще, как показалось, город жил, невзирая на национальность и религию — большой дружной семьёй. Рабство место имело, но оказалось не столь распространено, как я думал. Казанцы в отличие от тех же Касимовцев, справедливо опасаясь ответки, крестьян по беспределу не обижали. Воевали исключительно с землевладельцем и в случае успеха, вассалы поверженного противника налоги начинали платить победителю, в принципе, для деревенских ничего не менялось. Захваченных на поле боя неприятелей обычно выкупали свои, пленники, ожидая вызволения, скорее были ограниченными в свободе передвижения гостями, чем арестантами. В рабство же, обычно попадали за долги и то, продолжительность пребывания в неволе ограничивалась временем — "вот тебе бабушка и Юрьев день". Рабами числились люди различных этносов, как славянских, так и тюркских, отношение к ним со стороны хозяев, при поверхностном взгляде казалось лояльным — всё же бывшие соседи, может даже друзья, как говорится — дружба — дружбой, а денежки врозь.

После описанных выше событий, приведших нашего прынца на ханский престол, в дальнейший путь мы отправились лишь три дня спустя, хотели тронуться следующим, однако Халиль — хан с нами, по понятным причинам, продолжить путешествие не мог, вот и уговорил погостить.

Всё это время из-за стола почти не вылезали, один за другим шли пиры. Я стал наречённым братом Казанского хана, Хал заявил о том во всеуслышание и отношение придворных к моей скромной персоне моментально улучшилось. Были и казни — куда при смене власти без оного, наша ватага на них не присутствовала — в это время мы знакомились с городом.

Хан Халиль, вообще, уговаривал перезимовать во дворце, однако в связи со спешкой — получил твёрдый отказ, потом тот стал настаивать на сопровождении экспедиции отрядом его нукеров, ввиду специфики предприятия это предложение дед также отверг.

Атанас на следующий день после переворота, увидев команду в добром здравии, был просто счастлив. По поводу нашей судьбы в городе ходили слухи — один страшнее другого. Он как тот шахид, заминировав судно, живым сдаваться не собирался, вот ведь мужик — а с виду не скажешь.

Аяз, глава башкирского семейства, не теряя надежду, также дожидался нашего возвращения. В качестве благодарности за избавление из плена и возврат общественного добра, тот настоял на включении в состав команды своих сыновей Таймаса, Ульмаса и Тукая. Гребцы, да и местные проводники были необходимы, а поскольку, старший из братьев, по словам отца, не единожды ходил на Урал и знал его, как свои пять пальцев, то нас стало семеро.

Глава 16. Феофан

Встречное течение Камы могло крайне испортить всё плавание, однако выручил ветер — тот дул куда надо, и под его мощным напором, паруса, напоминающие барабан, стремительно влекли струг к вожделенной цели. Если бы не он — гребли бы и гребли, но слава богам, вёслами мы только подруливали.

Как я понял дедовы объяснения, путь наш лежал в район приуралья — в современный мне Пермский край, миновав Ягошиху — село, которое впоследствии даст начало миллионному городу, свернём на Чусовую, дальше Усьва, денёк и на месте. Старец обитал, где-то там.

— Постой, а как ты собираешься его искать?.. — узнав ориентировочный маршрут, справедливо заметил я, — Тайга — не Головинский лес...

— Примерное место землянки я знаю, думаю — сыщем. Вот, ежели дома его не застанем — придётся лезть волку в пасть — посетим каменный город, так называемое, чёртово городище. Язычники в тех краях обитают, и чтят они бога с именем Йын, по-ихнему — змей, а изображается он здоровенным одноглазым пресмыкающимся. Согласно легенде, я тебе её когда-то рассказывал — именно там, Перун схватился с демоном-змеем и город этот образовали удары молний. В камне появились широкие и узкие проходы, весьма напоминающие улицы. Сеть подземелий как естественных так и рукотворных, растянулась на десятки вёрст, как в стороны, так и вглубь. Прежде полноводная река, в водах которой скрылся демон, позже была полностью осушена Перуном, таким образом, он пытался найти скрамасакс, с тех пор носит она имя Косьва, что с коми-пермского наречия переводится как сухая река.

— Ах вот, где собака порылась, — осмысливая вновь полученную информацию, озадаченно крякнул я, — Выходит у друга Одина, есть ещё одно имя — Йын...

Дальнейшее путешествие проходило достаточно буднично, к ночи мы подходили ближе к берегу да бросали якорь — на сушу почти не сходили. Практически всю дорогу, никому не доверяя управление кораблём в неизвестных водах, работал лишь капитан. Навстречу изредка проплывали ладьи, со спешащими домой запоздалыми купцами. Необратимо надвигалась зима, навигация подходила к концу. Команда, либо ловила рыбу — рыбалка здесь была просто шикарной, либо бездельничала, но, увы, я вкалывал словно проклятый.

* * *

Всё путешествие дед терроризировал меня по полной — натаскивая, то в ментальном общении, то в телекинезе, лишь изредка выдавались минуты покоя, когда сам он был чем-либо занят. Телекинез, вписываясь в рамки уже полученных знаний, ничего сверхъестественного собой не представлял. В состоянии изменённого сознания, энергия, выходящая из кончиков пальцев, была отчётливо видна, точку на лбу я давно не использовал, и толкнуть не очень тяжёлый предмет мог запросто.

Трудность сего действия заключалась в непрерывности потока природной силы от сердца, места её скопления, к перемещаемому объекту и обратно, как бы по кругу. Выпускать энергию я умел, а вот, притянуть её же обратно — вызвало некое затруднение. Однако, в конце концов, я справился и с этим. Вначале добился устойчивого круговорота между широко расставленными руками, затем достиг этого и одной.

Следующий этап состоял так же в посыле природной силы, но уже двумя, так сказать, окружностями — навстречу друг другу. Отправлять и принимать энергию приходилось одновременно. В итоге получились два вращающихся разнонаправленных кольца. Силовые потоки, не сталкиваясь, проходили сквозь друг друга, но ежели между ними находился какой либо предмет, энергия пихала его и, чувствуя встречное сопротивление, будто опутывала. Дальше, объектом можно было манипулировать.

Теория незамысловатая, а вот на практике — порядочно пришлось попотеть. Тем не менее, под конец четвёртого дня плавания, я уже легко, хоть и как-то дёргано, перемещал по своему усмотрению небольшие предметы. Дед же, поднимал килограмм сто, причём, используя одну только руку, однако, видя мои успехи, старый светился как самовар.

Обронённая учителем во время очередного разговора фраза, приоткрыла одну из любопытнейших исторических загадок. Оказывается на месте силы, египтяне таким оригинальным образом — с помощью совместного телекинеза, и состряпали свои пирамиды. С тех пор они, концентрируя на вершинах энергию, там и стоят...

* * *

Однажды, из-за поворота реки показалась выжженная деревня, вся команда, рассматривая пепелище, заворожённо уставилась на берег. Поселение когда-то было рыбацким — остатки сетей развешанных по берегу близ дюжины остовов сгоревших лодок явно о том свидетельствовали. Пожар, по всей видимости, случился недавно. Огонь, поглотив практически все сооружения, порезвился вволю, лишь на околице устояла пара построек, да и те закоптились по самую крышу.

Пришвартовавшись, живых не обнаружили, впрочем, относилось это и к мёртвым — словно на момент нападения деревня пустовала. То, что мы увидели последствия агрессии сомнений не вызвало, поселение было христианским, обгоревший крест, некогда венчавший часовню, порубленный валялся в грязи, скорее всего, разборки случились на религиозной почве и язычники вдоволь над ним поглумились. Тревожный звонок поступил, однако должного значения ему мы не придали, и как позже выяснилось — зря.

В таком ритме прошло восемь дней, наступил ранний вечер девятого, в скорости планировали вставать на ночёвку. Кама осталась далеко за кормой, приближаясь к Усьве, струг уже шёл по Чусовой.

Дед, в очередной раз, пытаясь связаться со своим загадочным другом, находился в каюте. Мальчишка возился с Беляшом. Атанас, как и положено капитану, зорко вглядываясь в чёрные воды да выискивая коварные топляки, правил судном. Башкиры были поглощены какой-то игрой, отдалённо напоминающей нарды, я, дивясь красотам нетронутого цивилизацией мира, тупо таращился по сторонам.

Струг, разрезая водную рябь, скользил мимо огромных, почти отвесных скал и восхищаться чем — имелось. Заходящее солнышко весело подсвечивало угрюмые горы. Принося прелые запахи осеннего леса дул попутный ветер и жизнь казалась безмятежно прекрасной. По ночам наступали заморозки, корпус судна покрывался ледяной коркой, а вчера, ненадолго укутав палубу тонким слоем, впервые налетели "белые мухи". Скоро Покров — под мощным пластом льда встанут реки, и зимовать мы будем на месте — ежели конечно доберёмся.

Прервал мои размышления огромный чёрный ворон, тот внезапно приземлился на резной нос струга, и пристально глянув в глаза, громко скрежещуще каркнул. От неожиданности да каких-то зловещих ноток присутствовавших в звуке — по телу волной прокатились мурашки.

— Берегись! — узнав птицу и моментально почувствовав опасность, выкрикнул я.

Попытавшись избежать удара, бросился ничком на палубу, однако чуть-чуть опоздал. Огромная, тёмная тень, хоть и не схватила меня, как хотела, но всё же мощным хлёстким шлепком столкнула в студёную реку — на мгновение я потерял сознание. Моментально намокшее снаряжение потянуло ко дну. Ледяная вода взбодрила, я несколько пришёл в себя, вынырнул, проплыл пару метров и снова вниз...

Ставшие тяжёлыми доспехи, не давая надолго подняться, тянули в чёрную, стылую глубину. В момент нападения, огибая прибрежные плавни, шли мы по самой стремнине. Весьма мощное течение, прижимая ко дну, несло меня будто тряпичную куклу, вертя да переворачивая — турбуленция была знатная. Время от времени, нечеловеческими усилиями удавалось, вынырнув глотнуть вожделенный воздух. Отнесло далеко, сил не осталось: — "Ну, вот и конец..." — заставить себя всплыть я уже не мог.

Лёгкие сдавил жуткий спазм, полной грудью вдыхаю чёрную, ледяную воду — и темнота... лишь по пустой голове разносится гулкий звук барабанов, вскоре, унося с собой остатки эго, утих и он.

* * *

Долго ли я пребывал в кромешной тьме и полной тишине — осталось загадкой, однако, возвращение сознания было намного стремительней, чем его исчезновение — чик и проекция моего разума, именно так можно было охарактеризовать данное состояние, оказалась в огромном, сером, каком-то многомерном, сюрреалистическом лабиринте.

Узкие и широкие проходы тянулись в стороны, некоторые терялись из вида, другие же, сворачивая, исчезали. Огляделся по сторонам — всюду та же картина, а посмотрев вверх, элементарно остолбенел — там было то же самое.

В очередной раз, осознавая собственную смерть, я медленно опустил взгляд и от ужаса, поскольку боязнь высоты присуща мне с детства, вскрикнул, прямо под ногами расположились всё те же стремящиеся в никуда туннели. Я стоял пятками на самом краю пугающей бездны, носки же, опоры вообще не имели. Покачнувшись, удерживая равновесие, взмахнул руками...

"Да и хрен с ним, в конце концов, я умер — хуже не будет..." — с этой мыслью сделал шаг в колодец, и... ничего не произошло. Тело моё развернулось на девяносто градусов, и встал я на вертикальную поверхность, по инерции пройдя пару метров, замер. Теперь, для моих органов чувств верхом и низом стали первоначальные перед и зад.

"С ориентацией — засада, — промелькнула очевидная мысль. — Чудеса — да и только, гравитация исчезла — хотя, не совсем так", — попытался перепрыгнуть на потолок — не вышло. Сделал шаг в зияющий провал и заново оказался в плоскости первоначального пребывания.

"Странное место, а если мне надобно прямо, как быть?.. Перепрыгнуть, вряд ли получится, хотя..." — Разбег, прыжок и уже в полёте осознаю — не обязательно так напрягаться, достаточно просто идти туда, куда хочется... Развернувшись, шагнул в пропасть, но уже с мыслью, не как в прошлый раз упасть на дно, по всей видимости, не имеющего конца туннеля, а продолжить движение по другую сторону от серого чрева провала. Одно движение и пятиметровой ширины бездна — сзади. Чуть подпрыгнул, с желанием продолжить путь по вертикальной штольне, и уже на месте.

"Точно компьютерная игра... интересно, где я был изначально? В какой, так сказать, плоскости? Вроде бы там, вернёмся на исходную позицию, есть, что дальше?"

Стены лабиринта давят на уже крайне неустойчивую психику серой многотонной массой, по ощущениям — вроде бы камень, тишина прямо звенящая. Отсутствие звуков весьма угнетает — чувствую себя не в своей тарелке и это нервирует. Отважившись на рассуждения вслух, разрушаю безмолвие:

— Надо что-то делать. А что?.. Непонятно... наверняка, сие есть преисподня, на рай определённо, не тянет. Вывод — пойдём вверх — может быть, куда-нибудь выберемся. — Пообщавшись, таким образом, сам с собой, завсегда ведь приятно поговорить с умным человеком, подпрыгиваю и несколько ободрённый решением целенаправленно устремляюсь по штольне от первоначального пребывания ввысь.

Порой боковые ответвления лабиринта заканчивались странными дверями, миновал несколько, а когда в поединке между осторожностью и любопытством верх одержало последнее — робко подошёл к одной из таковых. Прислонился ухом к ледяной стали её полотна, прислушался и через пару секунд различил не громкий звук, тот точно приближаясь, нарастая от тихого шёпота к пронзительному визгу, перерос в жуткий наполненный болью и скорбью не человеческий крик. От неожиданности, подскочив на пару метров, сломя голову, не разбирая дороги, рву что есть мочи — подальше.