Сказанное гунном в очередной раз заставило меня задуматься о том, что будет совсем не лишним заняться изучением истории. Если, конечно, нам суждено вернуться из этого Испытания.
Постепенно начальное напряжение будто разжало свои тиски. Ан и Фил, идя впереди, принялись болтать о байках. Хотей же по моей просьбе просвещал меня об Ордене, рассказывая, что знал сам. Конечно, никто не забывал смотреть по сторонам, но мечи у всех давно находились в ножнах.
Примерно через полтора часа, если у меня правильно получалось отслеживать время по движению солнца, мы вышли на широкий, мощеный камнем тракт. Это уже была самая настоящая римская дорога, по сравнению с которой та, по которой мы шли, не более чем захудалая тропа. Правда было в них и одно общее — обе были совершенно безлюдны.
— Не нравится мне эта тишина... — Довольно громко произнес Антон, положив ладонь на рукоять мразебоя.
От этих слов мне захотелось достать из рюкзака меч, и только осознание полной бесполезности этого поступка меня от него остановило. Тем более не успел я напрячься, как на дороге появилась амазонка и неспешным, расслабленным шагом приблизилась к нам.
— Нам на север. — Сказала она. — Там за холмами примерно в километрах пяти город или иное крупное поселение, обнесенное стенами. Людей в округе нет, точнее около дороги я никого не встретила. Волков, кстати, тоже нет, а следы я их потеряла.
Причина отсутствия людей стала ясна минут через двадцать. Обогнув очередной холм, тракт распрямился подобно стреле, оставляя за собой лес. В метрах трёхстах от кромки леса дорогу перегородила баррикада из сваленных друг на друга бревен. Завал скорее символический, нежели похожий на какое-то защитное сооружение. И над этими бревнами, прикрепленная к высокому древку, трепыхалась грязная, черная тряпка, на которой белилами был кое-как нарисован череп.
— Приплыли... — Произнес Фил, когда мы остановились шагов за тридцать от баррикады.
— Эпидемия... — Сказал Антон и недобро покосился в мою сторону, будто я виноват в этом. — Что-то мне вперед идти совсем не хочется.
— Идиоты!.. — в который раз за сегодня воскликнула амазонка. — Тряпка черная! А значит эпидемия черной оспы, а не чумы. А мы все привиты еще в детстве. Вспомните лица убитых торговцев, судя по характерным отметинам, они все переболели ранее, вот и не боялись сюда ехать.
— То-то народу нет и тракт пустой. — Бормочет Хотей. — Понятно, что все крестьяне разбежались по лесам подальше от любых чужаков, а город скорее всего закрыл ворота.
— Еще два дня назад здесь был пост со стражей. — Подойдя к баррикаде, Антон внимательно её осмотрел. — Но судя по вон тем, — Его ладонь показала на ближайший холм, — надгробным камням, больше в эту стражу никого загнать не смогли.
— Н-да... А может быть так, что эпидемия и нападения связаны друг с другом? — Вслух рассуждаю я. — Или это отдельные события, не имеющие общего корня?
— Если связаны, то одним волколаком мы точно не отделаемся. — Высказывается Фил. — Но есть в этом и плюс, если это и правда так, то наша Задача становится все более понятной. Хуже будет, если эти события не связаны, и одно не является следствием другого, тогда с Задачей по-прежнему все совершенно не ясно.
— Вам, мужикам, только бы языками болтать. — Отмахнулась Буреносная. — Пошли в город, что толку тут рассуждать попусту... — Сказав это, она уверенно зашагала по дороге.
— Как меня это не бесит... — Шепотом, чтобы амазонка не слышала, произносит Антон. — Но она права... Нужно идти в город.
Как и говорила Ифито, вскоре за холмами появился городок, окруженный земляным тыном и частоколом. Небольшой, по меркам современности едва тянущий на поселок. Видно, что к обороне своего поселения местные подходят со всей серьезностью, все деревья и крупные кустарники были вырублены за три полета стрелы от городских стен. То, что город не вымер, стало понятно почти сразу, так как на предвратных башнях находились стражники. Над массивными, дубовыми воротами развевались уже знакомые нам черные стяги с белым черепом.
— Стой! — Окликнули нас, когда до стен оставалось еще почти сотня шагов. — Город закрыт. Уходите!
— Нам нужно в Храм. — Прокричал в ответ Антон.
— Вы слепые что ли? — Заорал стражник. — Флаги не видите?
— Это ты слепой?! — Не остался в долгу Ан. — Глаза протри и на наши плащи погляди внимательнее.
Стражники на башне пригляделись и начали шептаться друг с другом.
— Мы послали за жрецом. — Донеслось до нас через некоторое время. — А пока стойте там где стоите, если жизнь дорога!
— Никакого уважения... — Пробормотала в ответ амазонка, но дальше возмущаться не стала, а, сняв с плеч рюкзак, кинула его на землю и уселась на него.
— Не будем лезть в бутылку. — Разглядев в бойницах взведенные арбалеты, сказал Антон и последовал её примеру. — Подождем, с нас не убудет.
Вот странно, если в своё первое паломничество я точно знал, что мир за Аркой не настоящий, иллюзорный, и он прекратит быть, стоит паломникам вернуться. То в этот раз меня не покидало чувство полной реальности происходящего. Будто мы и правда перенеслись в далекое прошлое, а не находимся в божественном срезе псевдореальности. И только сейчас, когда стражники незнакомого города заговорили на вполне понятом нам языке, я как будто очнулся от этого наваждения. И те тела, оставленные нами на тропе, и этот город с его стенами и стражей — все это перестанет существовать, растает в небытии, как только Арка вернет нашу группу в материальный мир...
Из мыслей на подобные философские темы меня выдернул скрип плохо смазанных дверных петель. Сами городские ворота остались закрытыми, это скрипела небольшая по размерам, в проеме которой едва мог протиснутся боком не очень толстый человек, но очень тяжелая и крепкая дверь в одной из привратных башен. К нам вышел молодой едва разменявший второй десяток мужчина в характерной жреческой тунике.
— Мир вам, Охотники Храма. — Не доходя до нас шагов десяти, жрец приветствовал нас, поднимая руки.
— И тебе мир, служитель ТриЕдиного. — От нас вперед вышел Антон.
— Болезнь проникла и в город. — Едва Ан сделал шаг вперед, как жрец тут же отошел назад, сохраняя дистанцию. — Мы не можем вас принять, вы можете заразиться.
— Послушай... — Амазонке надоело ждать, и она вскочила на ноги. — Ты... Недоросль, по какому-то недоразумению носящий жреческое... Ты держишь Орден за дураков? — Ифито подобно тарану надвигалась на молодого человека в тунике, а тот стоял на месте и как кролик, загипнотизированный удавом, не в силах сдвинуться с места, смотрел на неё. Парень не отрываясь смотрел на грудь амазонки, и в его глазах плескался самый настоящий ужас. — Мы уже давно переболели оспой, и нам ничего не грозит. — Буреносная подошла к жрецу на расстояние шага и положила руку на рукоять меча.
— М... — Молодой жрец сглотнул и вдруг упал на колени. — Смиренно приму любую кару за то, что не узнал сразу Избранницу дщери ВсеЗаступника нашего, и посмел перечить.
— Узнал... — Амазонка пробежала пальцами правой руки по своему ожерелью и улыбнулась. — Прощаю. Живи...
Да, видимо, даже жрецы древности разбирались в женских украшениях гораздо лучше современных ювелиров. Этот вот сразу узнал ожерелье Ифито, а то, что я видел в продаже в нашем времени, на него совершенно не похоже. То, что прикрывает грудь Буреносной, — это скорее часть доспеха, да красивая, даже стильная, но это все же вполне функциональный элемент брони, который может остановить смертельный удар, древний прообраз горжета.
— Вставай уже. — Махнула рукой амазонка. — И рассказывай, зачем вызывали отряд Ордена?
— Я... — Парень собирался уже вставать, но услышав вопрос, так и остался на коленях, опустив голову. — Я не знаю!..
— Что?!! — в голосе Буреносной прорезались нотки едва сдерживаемого раздражения.
— П-п-понимаете. — Запинаясь, стараясь говорить как можно быстрее, затараторил молодой жрец. — Вас вызвал Настоятель Горгом, но вот уже четвертый день как мы проводили его в последний путь. Его помощник жрец Турнор пережил своего наставника всего на день. Я был послушником и тунику надел только потому, что в городе больше не осталось никого, кто мог бы её принять. Городской Храм мал, в нем даже нет Арки. Двух жрецов и пары послушников вполне хватает присматривать за ним. Да и для такого небольшого города, как Твебург, больше и не надо... Обычно... Я ничего не знаю... Мне ничего не говорили о вызове Охотников. Но я рад, что Вы здесь.
— Гея душу мать... — Выругался Фил, услышав эту новость, полностью выразив этой фразой чувства всех нас.
Заметив, что настроение нашей команды катится в Тартар, вперед вышел Антон и взял переговоры в свои руки. Немного надавив на молодого жреца, байкер добился того, что нас впустили в город. Правда городские ворота нам никто не открыл, и пришлось протискиваться через узкую башенную дверь, что вызвало явное неудовольствие амазонки.
Город производил впечатление пустого, кроме стражи на стенах на его улицах не было больше ни одной живой души. Как пояснил жрец, все сидят по домам в надежде, что смерть не заглянет к ним в гости. К нам так же боялись приближаться, даже стражники старались держаться на расстоянии нескольких шагов. В принципе, их можно было понять, если кто-то переболел оспой и уже не заболеет ей, это не значит, что он не может быть переносчиком болезни.
Молодой жрец, которого звали Ведотт, всю дорогу рассыпаясь в извинениях, привел нас в Храм. Это была маленькая постройка, выполненная в позднем римском стиле, с совсем небольшим в от силы одну десятую гектара садом. По пути Антон все пытался узнать у жреца, для чего город вызвал Истребителей, но судя по всему парень, на которого неожиданно свалилась такая ответственность, и правда ничего не знал. По его словам, в этом году в городе и его окрестностях творилось много всякого, но как-то они справлялись своими силами. До эпидемии, конечно... С приходом болезни Твебург оказался на грани вымирания, в городе все было более чем плохо.
Уже погибло более четверти населения, и это при том, что эпидемия и не думала идти на спад. Еще больше людей сбежало не только из самого поселения, но и вообще из этих мест. Давно закончились все лечебные травы и порошки, продовольствие так же подходило к концу, и взять новое было неоткуда, так как крестьяне зареклись подходить к горожанам. Все торговые караваны обходили эти места большим крюком. К тому же ситуация усугублялось тем, что дикие звери, особенно волки, совсем обезумели и часто нападали даже на хутора, не говоря уже об одиноких путниках.
Мы еще больше расстроили местных, когда рассказали о разграблении зверями фургона с травами. Услышав это, седой воин в старой кольчуге, который исполнял обязанности главы стражи, тут же начал искать добровольцев, которые смогли бы добраться до того места и забрать лечебные ингредиенты. Впрочем, из-за того, что единственный врач Твебурга пропал уже как неделю назад, и никто не знает, куда он делся, то польза от этих трав была немного сомнительна.
Антон спросил о травницах или целительницах из местных, но отсюда тоже помощи можно было не ждать. Когда оспа только начала появляться, кто-то пустил слух, что болезнь — результат именно их рук. Слухи были основаны на том, что обе ведуньи, жившие в окрестностях, не скрывали того, что почитают старых богов и не посещают Храм. В итоге напуганные горожане обеих знахарок сожгли вместе с их домами...
Насколько я понял из дальнейших рассказов Хотея, до конца эпохи Чудовищ, когда проявления силы местечковых богов были еще зримы и вещественны, подобных людей, которые не принимали верховной власти ТриЕдиного на божественном престоле, было не так и мало. Многие верили, что заточение их божеств в Тартаре — явление временное, и Они вырвутся из темницы и страшно отомстят тем, кто предал веру в Них, переметнувшись к чужому богу. Это приводило к религиозным конфликтам, особенно частым в столь глухих, отдаленных от большой цивилизации местах, которые зачастую заканчивались погромами, поджогами, бунтами, невзирая на то, что жрецы ТрехЛикого были против подобного проявления нетерпимости.
В Твебурге же ситуация долгие годы была особенно острой. Население города четко делилось на два класса: потомки бывших римских граждан, им принадлежала основная власть и капитал, с одной стороны и большинство простых людей, из племени ветеров, исконно проживающих в этих лесах, с другой. Многие из ветеров не спешили забывать своих старых божеств и, даже посещая Храм, по-прежнему нет-нет, но приносили приношения и жертвы древним идолам.
Травниц, кстати, сожгли потомки римлян при полном попустительстве стражи. А так как после подобной акции болезнь не отступила, а наоборот превратилась в полноценную эпидемию, то недовольство ветеров "уважаемыми" гражданами достигло такой точки, что давно выплеснулось бы на улицы, если бы не болезнь.
Все это мы узнали у Ведотта в результате самого настоящего допроса, который ему устроил Антон. В начале жрец не хотел говорить о политической обстановке в городе, но Ан был настойчив, к тому же яростно сверкающая очами амазонка, сидящая рядом, — все это быстро сломило сопротивление молодого человека.
Примерно через полчаса подобных расспросов Ведотт все же нашел способ вывернуться из под допроса, сославшись на то, что пришло время молитв. Мы, чтобы не вызывать лишних вопрос и пересудов, так же прошли в сад для молитв. Не знаю, молились ли гунны или Ифито, я же был занят тем, что ломал голову над тем, зачем же мы здесь. Что именно нам следует совершить? Просто поймать волколака, или кто там стоит за нападением на фургон? Или мы здесь зачем-то иным? Но информации было исчезающе мало, чтобы прийти к каким-то более-менее объективным выводам. Мне бы с местными поговорить, со стражей, с магистратом, с торговцами и простыми горожанами, но из-за эпидемии это не представляется возможным. Кроме Ведотта к нам все боятся приближаться, даже начальник стражи и тот, пока провожал нас до Храма, старался держаться как минимум в пяти шагах и, как только представился повод, сразу сбежал.
Но не все в жизни состоит из плохих новостей. В городе было три постоялых двора, в одном хозяева погибли, во втором заколотили даже окна и никого не принимали, а вот третий... Его хозяйкой была весьма смелая женщина, которая не испугалась эпидемии не смотря на то, что сама никогда ранее оспой не болела. Когда-то она дала обещание своему мужу, никогда не закрывать их семейного трактира, и следовала этому обещанию даже в такое сложное время. Так по крайней мере нам рассказал Ведотт, предложив нашей команде остановиться у хозяйки Клеши в её "Забытом идоле". К тому же именно в этом трактире магистрат временно поселил оставшихся в живых егерей. Раньше за лесом у города присматривал почти десяток лесников с собаками, но эпидемия ударила по ним почти самой первой, да так, что их форт, находившийся в пяти километрах на юг, пришлось сжечь вместе с трупами. В итоге у Твебурга осталось всего два егеря, которые временно находились в городских стенах. Узнав эту деталь, мы пришли к выводу, что нам и правда следует остановится в "Забытом идоле" и расспросить егерей о нападениях волков. Кто-кто, а они точно должны были об этом знать намного больше других.
