Я смеюсь потому, что смех — это ты.
И моя любовь — это ты"
Он так и не прочел ее ответа.
Он сам не знал цены своему искусству и не был достоин получить это бесценное послание.
Совсем немного примечаний
Тхыль — это комплекс, состоящий из основных атакующих и защитных двигательных действий, в ыполняющихся в логически обоснованной последовательности. Занимающиеся имитирует поединок с несколькими соперниками. При этом выполняются различные атакующие или защитные действия, соответствующие 'складывающейся обстановке'. В тхэквондо всего 24 тхыля, подобно тому как в сутках 24 часа. (Эту информацию автор тоже узнала в процессе написания главы)
Купава — персонаж пьесы А.Н. Островского 'Снегурочка'. Счастливая невеста Леля, которую этот милый юноша утешил в горе (первый жених ее бросил). Автор добавляет это примечание, так как сама с трудом вспомнила, как зовут эту героиню. )
Айщ — всего-навсего междометие — 'Ой' и т.д. Чинча — тоже междометие — 'тьфу', 'вот черт' — и тому подобное, в зависимости от фантазии говорящего и слушающего.
Глава 16
Аромат ночного моря, приглушенные тона уснувших до зари цветов, табачный дым не заботящихся о своей здоровье балбесов и балбесок. Джун воспринимал все эти запахи особенно остро и как-то по-новому.
Он прогуливался перед сном, стараясь избегать знакомых. Что-то во всей этой истории было неправильным. Что-то не сочеталось.
— Опять я в пролете! — пробасил откуда-то сбоку Василий. Его лицо освещал лишь огонек сигареты. — Искал вас сегодня с Лизой, искал.
— Какой же ты спортсмен, если куришь? — отреагировал Джун.
— А это не моя — отобрал ее у парней и вот изучаю, — в самом деле, физкультурник просто рассматривал бумажный цилиндрик.
— Парни-то хоть целы? — хмыкнул Джун. Как может воспитывать этакий обстоятельный товарищ, он мог представить. Дед Петр как-то поймал его за тем же занятием — любознательный мальчишка долго потом прикидывал, не лучше ли было бы, если бы его просто выдрали как сидорову козу, вместо того чтобы читать двухчасовую лекцию с красочными описаниями болезней и других неприятных последствий. Так что лично в его жизни сигареты играли роль прикрытия: когда нужно было как-то объяснить любопытствующим, почему у красавицы-иностранки такой низкий голос, Джун, специально похрипывая, говорил: "Плохой табак курила".
— Что мы видим! — раздался нестройный хор девичьих голосов. — Наша корейская звезда снимает стресс в приятном обществе.
— Ну... я пойду? — дернулся Вася, но сбежать ему не удалось.
— Стоять, — прошипел Джун и схватил громадину за плечо. — Кто-то хотел исправить свое бедственное положение. Вот и набирайся опыта.
Самому юноше отвечать на расспросы любопытных и проницательных сокурсниц сейчас не хотелось.
— Ну ты, мать, и силачка, — ответил спортсмен. — Ладно уж, не драться же с тобой. Остаюсь.
"Еще я буду драться при таком перевесе сил!" — промолчал юноша. Нет, если бы было очень надо... Но ведь не надо — так к чему всякие "если"?
— Ого, не думала я, что такое увижу: Джуня вцепилась в парнишку! — тоненько засмеялась Жизель.
— Джонни, ты ранишь меня прямо в сердце, — весело заметила Даша. — Я уж было решила, что мы одинаково не любим мужчин.
— Нет, о капитан мой, капитан, мы с тобой их просто любим неодинаково. А от этого прекрасного джентльмена я просто хочу, чтобы он вам рассказал парочку охотничьих баек. Как поймал розового зайца, как преследовал оленя, а провалился в медвежью берлогу.
— Ой, как интересно! — Вика тоже присоединилась к разговору.
— Да что интересного — не было такого, — набычился Василий, смущенный тем, что вокруг собралось столько особ женского пола, но все-таки начал что-то рассказывать.
Джун про себя посмеивался. Ему-то эти особы за годы учебы стали почти подругами, а у посторонних с непривычки могла голова кругом пойти — от их болтовни и оригинальных выходок. К счастью, он хорошо приспособился к жизни в образе одной из них.
Оставив Василия развивать навыки общения с дамами и подтверждать звание джентльмена, которое он ему даровал, юноша осторожно удалился в темноту — направился на берег моря.
Равномерно, но не механически набегающие волны помогли немного успокоиться, и вместе с тем Джун еще ярче увидел перед глазами шмыгающую носом Лизу, которая почему-то решила, что в его истории есть какой-то глубокий смысл, что это не просто слезоточивая страшилка для маленьких девочек, и расплакалась, увидев себя в клоуне.
— Я тоже недостойна, раз не могла понять чувств близких людей, — прорыдала Цыпленок, и юноше ничего не оставалось, как присесть на кровать рядом, обнять плачущую малышку и шептать, мысленно надавав себе подзатыльников за дурацкую идею, что глупые сказки созданы для того, чтобы глупые девочки плакали, а не для того, чтобы делали философские выводы. Потом Цыпленок затихла, что не было чудом — с таким-то отличным утешителем и нянюшкой, как он. Юноша осторожно, чтобы не разбудить, устроил ее поудобнее и накрыл, порадовавшись, что сегодня видение в голубом не будет смущать его покой.
Лизе снилось предчувствие. Именно так. Во сне она оказалась в полной темноте, но ей было спокойно, надежно и даже весело, как будто она предвкушала что-то хорошее. Эта надежда укутывала ее как теплым одеялом, и девушка улыбалась. Потом мелькнула чуть размытая фигура Джун — близко-близко перед глазами. Отголосок ее истории звучал во сне, и грустный клоун со своей возлюбленной кружились под куполом цирка — как самые настоящие воздушные гимнасты.
Робкие лучики света поддевали покрывало предутреннего сумрака, но не только они гуляли по лицу маленькой художницы. Пристальный взгляд ее соседа-соседки остановился на щеке с россыпью родинок.
— Надо же, — хмыкнул исследователь. — Как я раньше этого не понял?
Лиза волновалась. За завтраком Инна и Роман, как и было условлено, сообщили, что согласны на сеансы до обеда, — загорать жарко, а делать что-либо и не хочется, и нечего.
Пляжное веселье прошло по краю сознания девушки. Она выходила к морю скорее по какой-то обязанности. Подруга, не скрываясь, уделяла все внимание своему парню, и Лизе совсем не хотелось на это смотреть. И так целый час проведет в их обществе. Но это — ради дела, это — не в счет.
Сокурсницы Джун пытались ее тормошить, не зная в подробностях, что случилось, но видя, что Лиза сидит безучастная к развлечениям и к красоте южного дня. Девушка кратко объяснила, что вчера спряталась, так как расстроилась из-за ссоры с подругой, но все уже в порядке и они сегодня даже будут вместе заниматься живописью. А еще извинилась, что заставила всех поволноваться.
— Вот именно, что всех, Тутта Карлсон, — притворно осуждающе уставилась на нее Дарья. — Ты бы видела, как тут наше сокровище Азии носилось.
— Да, Джун очень добрая — она так меня утешала! — согласилась Лиза и опять сосредоточилась на том, чтобы не смотреть на Инну и Романа. Она не заметила странного взгляда Даши, которым та осмотрела ее с головы до ног, прежде чем вновь присоединиться к игрокам в волейбол.
Немного помогла Жизель. С Толстушкой Лиза нашла неожиданно общие темы для разговора — девушка рассказывала благодарной, не престающей расспрашивать слушательнице о своей семье, о том, где им пришлось побывать, о том, как папа до сих пор скучает по маме, которую она к стыду своему почти не помнит.
— Да ладно ты! Этот лоб здоровый тоже не помнит! — проворчала Жизель.
— О ком это ты? — удивилась Лиза.
— Да так, об одном поросенке, который вечно забывает поведать мне о важных вещах, — хищно улыбнулась толстушка. — Извини, Лизок, что перебила. Я пока придержу этот секрет, не то Джуня у тебя его выспросит. А поросенка я бы хотела застать врасплох.
Лиза пожала плечами и перевернулась на живот. У всех какие-то секреты. Одна она совершенно ничего из себя не представляет. Впрочем Жизель ей напомнила о дорогих людях — было приятно рассказать о своих обожаемых братцах и дорогом папочке незнакомому с ними человеку.
— Цыпленок, пора готовиться к захвату мира, — неожиданно сверху вниз проронила слова темная фигура Джун.
Лиза неуверенно взглянула на Толстушку. Ей неловко было оставлять собеседницу в одиночестве, но та уже погрузилась в разгадывание каких-то заковыристых числовых квадратов, совершенно недоступных для Лизиного понимания.
"И зачем это я вздумал поиграть в стилиста?", — думал Джун, скептически рассматривая гардероб своей соседки.
— Цыпленок, не то чтобы мне это очень было нужно знать, но удовлетвори мое любопытство. Где вся твоя одежда?
— Как где? Здесь, — девчонка как ни в чем не бывало провела рукой над уже знакомыми футболкой с медвежатами, джинсовыми бриджами, бесформенной коричневой теплой кофтой, сарафаном неопределенного цвета (что-то между брезентом и мокрым забором) и парой нижнего белья, которую он сразу же прикрыл голубым шелком смутившего его ночного одеяния соседки. Свободное серо-синее платье-рубашка было на самой обладательнице богатого приданого.
— Если ты насмотрелась, могу я прибраться, а то неаккуратно, — робко поинтересовалась эта антимодница. — Ты же что-то хотела мне посоветовать перед тем, как я пойду писать свою картину.
— То есть ты хочешь сказать, что я каждый день буду видеть тебя в одном и том же? — удивился Джун.
— И не только ты, — Цыпленок простодушно улыбнулась. — Это же не ночнушка. Вот ее только ты и видишь.
"Еще чего не хватало, чтобы она бегала в этом по улице", — в воображении юноши уже мелькали призрачные образы — тысячи крошек-соседок танцуют что-то вроде вальса в зыбком свете фонарей, как мотыльки. Это было совершенно на него не похоже — занимать мозг такими глупостями, и Джун приказал себе вернуться к реальности.
— Цыпленок, ты меня убиваешь! Где же твое чувство стиля? А в чем ты будешь ходить, когда все перепачкается?
— Постираю и дальше носить буду! — Лиза явно не понимала, в чем не права.
— Запущенный случай, — вздохнул Джун. — Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты женщина, нежная и воздушная, прекрасная, как цветок персика и игривая, как морская волна?
Цыпленок заслушалась, раскрыв рот, а потом, конечно же, ответила отрицательно.
— Будешь так одеваться — никто кроме меня и не скажет, — веско сказал юноша. — И как ты собралась вызвать ревность у своей дорогой подруги?
— Постой, а я думала, что это надо было вчера, чтобы Инна захотела всем доказать, что не ревнует, и уговорила Рому... — пробормотала девчонка.
— Более странной логики мне встречать не доводилось.
Небольшое раздумье привело к следующим умозаключениям:
— Косметики и аксессуаров, я так понимаю, у тебя здесь тоже нет.
— Не совсем так, — Лиза весело рассмеялась, и Джун почувствовал, что ему стало гораздо легче, и немного расслабился. Значит не все потеряно и есть с чем работать. Дальнейшее показало, что успокоился он преждевременно.
— У меня их вообще почти нет, не только здесь, — развела руками Цыпленок. — Боди-артом не увлекаюсь, заколки с волос соскальзывают, а шарфики у меня все равно теряются.
— Как же ты жила до сих пор? — это одновременно и раздражало, и забавляло. — Ладно, тебе несказанно повезло, что я так добр...рра к тебе. Надо будет заняться твоим перевоспитанием на досуге.
Нужно было что-то делать, а так как находчивости и интеллекта ему было не занимать, то Джун, разумеется, увидел нетривиальное решение.
Пожав плечами, он достал из-под кровати второй чемодан — с одеждой совсем на крайний случай.
Чемоданов у юноши было три. В первом помещалась повседневная изящная, слегка романтичная амуниция. Во втором всякие баночки, краски, техника — он сейчас был пуст, так как всю парфюмерию и все железо он достал и расположил: баночки — на полочке в ванной, раз уж соседка ничего, кроме мыла и шампуня, там держать не хотела и по-корейски читать не умела, а последний привет корейских технологий — в тумбочке.
Третий кофр был самым интересным: в нем он хранил одежду на крайний случай и на совсем крайний случай — на дне расположились нормальные мужские одеяния, если вдруг захочется покрасоваться перед обществом какого-нибудь курортного городка инкогнито; значительную же часть места сверху занимали изумительные по красоте, если бы он увидел их на ком-то другом, но пугающие на нем самом девчоночьи платья. Именно их груду он и вывалил сейчас перед Лизой.
— Это что? — заикаясь, пропищала Цыпленок. Конечно, такого великолепия она еще не видела.
— Это мой вклад в борьбу с жестокой реальностью. Несу прекрасное в массы как могу. Иногда надрываюсь, — важным тоном заявил Джун. Его увлекало происходящее почти так, как быстрая езда на своей драгоценной крошке.
— Но я-яя не могу!
Его крошка-соседка, наверное, от благодарности сейчас просто таяла. Как все-таки приятно делать добро! Она еще что-то пыталась возражать, но юноша вручил ей самое подходящее свое платье и затолкал в ванную.
— И все-таки я не могу, — через пять минут Лиза вплыла в комнату в чем-то немыслимом. Это трикотажное розовое платье Джун захватил на совсем уж крайний случай. Оно было коротким, с широкой пышной юбкой и рукавами — крыльями и довольно скромно смотрелось. Конечно, Цыпленку оно было не так коротко, но кто же знал, что этот трикотаж так...
— Да, ты права, тебе не стоит это надевать, — быстро согласился юноша, опасаясь, что скоро по цвету сможет поспорить с платьем.
— Оно миленькое, конечно, но, Джун, я ведь работать собралась. Как я могу испачкать такое замечательное платье. Ванечка меня бы убил! Поэтому у меня и сарафан с собой — рабочий! А это платье... мне оно, наверное, и не к лицу.
— Вот гляжу я на тебя и диву даюсь, — Джун немного пришел в себя. — Если ты художник — почему так необъективно к себе относишься? Красавицей тебя назвать, конечно, трудно, но хороший наряд и нужное настроение тебя преобразить может.
Махнув на время рукой на проблемы самовыражения своей соседки, Джун смилостивился:
— Иди уж, на время даю тебе разрешение разгуливать в чем тебе угодно. И пусть тебе будет стыдно: ведь ты своим немодным видом бросаешь тень и на меня.
— Это как? — Лиза почувствовала, к счастью, что он шутит, хотя юноша сам уже был не рад, что дал волю языку, и вопросительно улыбнулась.
— А так. Такая лень заразна. Вот посмотрю я на тебя, посмотрю — и краситься перестану, одежду начну носить обыкновенную и вести себя неженственно. Вот тогда узнаешь, где руки зимуют. То есть раки.
Цыпленок мигом переоделась, хотя ему показалось, что наряд она сложила на его кровать с явным сожалением. А может, у нее просто руки чесались разгладить неровно заправленное покрывало. У самой вон опять гладь зеркала, а не кровать.
— Слушай, ну дай я тебя хоть накрашу? — Лизе послышалось, будто Джун ее почти умоляла. — Считай, что ты индеец, который выходит на тропу войны.
— А перья в волосы ты тоже вставишь? — не сдержала смешка девушка. — И что подумают Инна с Ромой, когда я явлюсь вся разукрашенная?
