Зря спящий проснулся

Неожиданно они очутились в самой сердцевине бездонного черного колодца.

На какое-то время без проблем и угроз.

Именно поэтому нужно было бежать. Сейчас. Ни секундой позже.

Идти приходилось практически на ощупь. Когда они проходили мимо покореженного внедорожника, Андрей чуть не поскользнулся на каком-то куске. Ему не хотелось думать, что это было на самом деле, но, судя по всему, минимум одного из бойцов ФСКО придется собирать по частям, чтобы похоронить со всеми почестями.

Ему стало дурно.

Когда они в спешном темпе, держась поближе к стенам дома, через арку, вышли из замкнутого двора, стало полегче. Электричество выключилось не во всем районе, а в конкретной точке, поэтому Андрей решил идти к яркому скопищу рекламных щитов, круглосуточных киосков и мини-маркета с решетками на окнах и водкой, продаваемой абсолютно не по закону, но за весьма приемлимую цену.

Никто не смотрит на тебя, когда ты идешь по городу. Ты можешь побриться на лысо, можешь выкрасить лицо в зеленый цвет. Можешь отрастить сиськи и разгуливать топлесс. Можешь вытащить свой хер, привязать к нему бантик и петь колыбельную песенку мерзким, тоненьким голоском. Можешь идти задом наперед. Можешь курить трубку с сухим кошачьим дерьмом.

Ты можешь все.

И всем плевать.

Максимум, чего ты добьешься — кто-то обронит на тебя взгляд. Нелепый, быстрый, мимолетный взгляд, и пойдет дальше, по своим важным делам. Очень важным. И очень делам.

Именно в городе ты понимаешь, чего на самом деле стоишь. Ты тратишь полчаса времени по утру, чтобы, проснувшись, умыться, помыться, причесаться, побриться, почистить зубы, выбрать чистую и подходящую тебе одежду, подобрать к ней обувь, сбрызнуться туалетной водой, почистить уши, подстричь ногти и, наконец, в апофеозе, сходить в магазин за углом за хлебом.

И ты прекрасно знаешь, что всем на тебя насрать.

Но ты продолжаешь делать это. Делать каждый день. Мыться, бриться, чиститься. Не выделяться из толпы и, где-то даже, быть лучше всех сразу или по отдельности.

Это кажется бессмыслицей, но все держаться именно за этот стиль поведения. Это выбор толпы. Толпы, которая никого и никогда не замечает.

Сейчас же, именно сейчас, уже практически ночью, выбежав на полусовещенную улицу, ближе к дороге, и сталкиваясь с редкими прохожими, как поголовно одетыми во все черное, Андрей ловил себя на мысли, что каждый этот индивид разглядывает их с головы до ног. Он не верил, что в полумраке видна кровь Спящего или мертвенная бледность его кожи. Возможно, что они шли немного странно, держась друг за друга и шатаясь. Но кто откажет себе выпить немного и расслабиться после работы? В этом нет ничего странного.

Они шли к остановке. Там можно было взять такси. Ловить его, стоя на пустынной дороге, не входило в планы психолога. А возле остановок обычно всегда длинной, или не очень, вереницей парковались таксисты. Так было и на этот раз. Психолог выбрал стоящую первой в очереди "Шкоду", открыл заднюю дверь, запихнул в салон Максима и сел рядом с ним сам. Шофер, обернувшись, удивленно и насмешливо разглядывал их, вопросительно подняв брови.

— Парусный. Поселок в Новой Усмани, — сказал психолог.

— Это тридцать километров от города.

— Вот. — Андрей вытащил из внутреннего кармана плаща две мокрых скомканных тысячерублевых купюры. Он неожиданно осознал, что если промокли деньги, то он и сам промок насквозь. Мелкий дождь за окном теплого, хорошо пахнущего, такси не переставал идти. Город утопал в нем, город был им пропитан. Только это был не обычный дождь. В воздухе, везде, где только можно, висели взвешенные, скатанные в остроугольные неровные сферы зеленые банкноты. Их было миллионы, миллиарды. Дождь из денег. Этот город, как и все остальные в современном мире, купался в деньгах, а по утру их просто втаптывали в грязь, не замечая того.

Психолог вздрогнул и оторвался от стекла, в которое уткнулся лбом. Зеленый свет светофора сменился желтым, затем красный. Капли на стекле тоже, как по мановению волшебной палочки, изменили свой цвет. И город теперь окунулся в кровавый дождь.

Или.

Или это просто иллюзия.

— Два косаря?

— Да.

— Ну, не знаю...

— Знаешь. Трогай. — Он уверенно похлопал водителя по плечу. Тот подумал немного, затем, кряхтя и якобы с неохотой, потянулся за ремнем безопасности. С щелчком застегнул его, включил поворотник и снял рацию:

— Шестьдесят второй. Я домой, всем удачной ночи.

— Спокойной ночи, шестьдесят второй.

Они мягко тронулись.

Андрей откинулся на сиденье и облегченно вздохнул. Максим, собравшись в комок, сидел рядом и молчал. Время от времени шмыгал носом. Время от времени трясся, как в эпилептическом припадке, и тогда закрывал глаза и морщился.

Психолог достал телефон. Интересно, можно ли отследить, если он выключен? Он разобрал заднюю панель, вытащил аккумулятор и сим-карту. Внимательно рассмотрел. Кто его знает, на что способно государство, когда ему нужно кого-то достать. Он еще раз с сожалением поглядел на телефон, который ему так нравился, затем открыл окно и швырнул его как можно дальше. К черту, лучше лишний раз перестраховаться, а все нужные номера он и так помнил наизусть.

Водитель слегка повернулся, глядя в зеркало заднего вида, но ничего не сказал.

— Послушай. — Андрей наклонился к нему. — Я хочу купить твой телефон.

— Чего, братан? Телефон мой?

— Да. Вернее, обменять.

— На кой хрен?

— Я только что свой потерял, теперь мне нужен другой. Не в салон же идти, чтобы они мне за часы его поменяли.

— Часы? У меня телефон десятку стоит, братан, не смеши.

— А у меня часы за семьдесят штук. Швейцарские. Смотри. — Психолог вытянул руку. Водитель включил свет на штурманском плафоне, замедлил скорость и крепко взялся за запястье.

— Швейцарские? Что-то не видно, что они швейцарские.

— А ты в них особо разбираешься, да? Что-то не устраивает? Тогда другой вариант. Ты завозишь нас в ломбард, я сдаю эти часы, получаю деньги, и мы едем дальше.

— Семьдесят косарей на карман и не боишься, что я тебя по голове стукну, братан? — Таксист рассмеялся.

— Нас двое, во-первых. Во-вторых, я тебе предложил несколько вариантов. На, погляди поближе.

Психолог расстегнул часы и передал их водителю.

— Там проба выбита.

— Нихрена себе, — тот присвистнул. — И правда. Тяжелые, выглядят охеренно.

— Да. Теперь твоя очередь — телефон.

— Погоди.

Он быстро съехал на обочину и затормозили так, что задние пассажиры подались вперед. У Андрея заныло в животе от нехорошего предчувствия. Если сейчас этот любитель шансона и заработка на стороне достанет травматический пистолет или биту, то ничего хорошего. Но...

— Фотки и эсэмэски удалю, — спокойно пояснил таксист. — А то там личное. И номера. Жене моей чтобы не позвонили и подругам там всяким, друзьям.

Психолог развел руками и легонько улыбнулся:

— Без проблем.

— Ну вот, — спустя пять минут сказал таксист и передал телефон Андрею. — Вроде бы все. Если чего найдешь — то удаляй сразу, не люблю, знаешь ли, когда чужой читает письма, заглядывая мне через плечо, как пел Высоцкий.

— Без проблем, — повторил Андрей, держа в руках "нокию" с полноценной клавиатурой и маленьким экраном. — Знаешь, вряд ли этот телефон стоит десятку.

— Братан, — таксист открыл окно, сплюнул и вырулил на дорогу, — я же не спрашиваю, откуда вы, такие потрепанные, появились в эту ночь, почему ты выкинул свой мобильник, почему твой друг как будто под "спидами" и на кой хер ты мне невыгодно отдал дорогущие часы. Нет вопросов — нет проблем.

— Согласен.

— Ну вот, ёбта.

ДЕНЬ 110

— Я выжил, чтобы умереть.

— Что? Ты о чем?

Андрей перевернулся на другой бок. Максим сидел возле окна, закутавшись в дырявый плед и одеяло. Пространно водил пальцем по стеклу, оставляя на нем смазанные жирные следы.

— Я выжил, чтобы умереть. Странно.

— Не пойму, ты собрался кони двинуть или что?

Тишина.

Молчание.

Где-то в коридоре щелкает счетчик электричества, наматывая круги. Они не пользуются светом, но два обогревателя, что нашлись в доме, теперь стоят в одной комнате. Дверь закрыта, щель подоткнута старой свернутой в трубу курткой. Внутри достаточно тепло, но каждый раз, когда психолог выбегал в туалет, то понимал, что как только нагрянут настоящие холода, им здесь долго не протянуть.

А тянуть следовало бы месяц, как минимум.

— Что за разговоры о смерти? — спросил он.

— Я не хочу жить, потому что она повсюду. В каждом отражении, на каждой поверхности, в темноте моргающих век. Просто в темноте. Во сне. Я почти не спал, но когда отключаюсь, то вижу только ее.

— Господи, я... — Андрей сел, накрыв ноги одеялом, и ожесточенно потер лицо. — Я не знаю, что с этим делать. Вернее, я могу попытаться вывести тебя из депрессии, но это займет очень много времени, тем более, ты испытал такой шок. Если хочешь...

— Не важно. Я умираю. И это тоже не важно. Важно то, что они мертвы. Сейчас это мой центр.

— Ты не можешь так думать, Макс! Ничего уже не сделать, ничего не вернуть, и никак нельзя загонять себя в яму. Ты наоборот должен приложить все силы и терпение, чтобы выбраться. Никто бы не одобрил твоего поведения, включая жену.

— Я одобряю. И мне невыносимо. — Он так тяжело и глубоко вздохнул, что внутри него что-то всхлипнуло, надрывно и кратко. — Хочу. Сдохнуть. Прямо. Сейчас. Хочу. Сдохнуть. Прямо. Сейчас. Хочу...

— Хорош!

Андрей вскочил с кровати и звонко, наотмашь, ударил Спящего по шее.

— Хватит зацикливаться!

Тот сжался в комок, как обоссавшийся щенок.

— Я не могу. Не могу. С каждой минутой я вспоминаю все больше и больше из нашей с ней прошлой жизни. С каждой минутой. Словно во мне сломали большую плотину, и раньше она просто сочилась капелью памяти, а сейчас это бушующий поток. С ног сшибает. И я хочу в него окунуться с головой, чтобы сдохнуть.

— Ты не можешь позволить себе эту роскошь.

— Почему? — Первый раз Максим посмотрел на Андрея с едва заметным интересом.

— Потому что она была тупой инстинктивной сукой, которая тебя предала! — психолог выпалил это и застыл.

Тишина.

Молчание.

Где-то в коридоре щелкает электросчетчик.

"Что сейчас произойдет? В меня ударит молния? Или ветер размажет о стену, вскрыв этот домик, как консервную банку?".

Руки Спящего медленно сжимаются в кулаки. Взгляд трезвеет. Небритую кожу щек прорезают рельефные сгустки скул. Он поднимается и встает вровень с психологом. На шее у него слегка краснеет след от пощечины. Время замедляется. Картинка перекашивается. Щенок превращается в пса. С момента последнего щелчка счетчика прошли сутки или неделя. Пол дрожит под ногами.

"Пол дрожит?!".

Андрей потрясенно смотрит вниз, но не видит ничего, кроме своих ног. И трясущихся колен. Он вдруг осознает, что трясется сам. Полностью.

— Что ты сказал? — тихим голосом задает вопрос Максим.

— Послушай, — он запинается и заикается. — Если ты сядешь и успокоишься, то я все объясню.

— Что ты сказал?

— Правду! Правду, черт!

— Что ты сказал?

— Это был не твой ребенок, понимаешь?! Не твой! Когда вы еще жили вместе, то она трахалась с этим типом, которого запихнули за диван. Вы были вместе, и она трахалась с любовником. За твоей спиной. На твоей кровати. В подаренном тобой нижнем белье. А потом забеременела от него. От него, а не от тебя! И...

Удар был слабым.

Достаточно сильным для того, чтобы стало больно, но недостаточным для того, чтобы вырубить или хотя бы уложить. Андрей просто отшатнулся, ошарашено хлопая глазами и держась за скулу, которая теперь саднила и разгоралась медленным огнем.

— Если хочешь, ты ударь меня еще раз, — сказал он, — только рукой, без этих своих штучек. Молний и прочего.

Максим покачал головой.

— Что? Что это означает? Нет? — Психолог оперся спиной о дверь, повернул голову и приложился подбитой стороной лица к прохладной поверхности.

— Сука ты ебаная. И тварь. Вот что это означает.

— Называй, как хочешь, мне все равно. Вернее, мне вообще-то не все равно, но ты должен понять, что я говорю правду.

— Ты брешешь, как оттраханная в жопу сука. Льешь грязь на мою жену.

— Нет. Нет! — Андрей нервно сглотнул слюну. — Это она лила на тебя грязь. Я не все рассказал о той встрече, когда ездил к вам домой.

— Не все? — Спящий был наигранно печален. Он склонил голову набок и наблюдал за психологом, как сытый кот за крысой, попавшейся хвостом в мышеловку.

— Не все. Я не стал рассказывать, потому что боялся, что ты расстроишься. Что не захочешь идти на контакт, что результаты экспериментов будут плохими. Я всего лишь хотел тебя уберечь, сгладить ситуацию.

— Уберечь от чего? От правды?

— От человека, которому на тебя было похуй.

— Да неужели.

— Неужели.

Андрей потрогал скулу — немного припухло и кожа натянулась, как будто ее намазали лаком для ногтей, но не критично. Глаз слега заслезился на внешнем углу, и он вытер его запястьем.

— Ты был для нее отыгранным вариантом, Макс.

— Она любила меня.

— Нет, не любила. Почему вы поссорились в тот раз?

— Я не давал ей нужного количества тепла, ласки и заботы.

— О, боже, это стандартная отмазка, Максим! — Психолог рассмеялся. — Это стандартный женский шаблон. Я немного был с ней знаком, но уже с этих слов знаю ее характер от и до. Она тобой манипулировала. Ты же не сам пришел к этому мнению, а она его в твою голову вложила, так? Посадила, как косточку, полила, и оно выросло в большое развесистое вишневое дерево, больше похожее на рога. Она просто скинула с себя ответственность. Чтобы ты разбирался в этом дерьме и чтобы ты бегал за ней.

— Бегал? Я люблю ее.

— А она тебя нет. В этом вся причина. Ты вел себя, как мужик, в своем недалеком представлении. Полетел за ней в Питер, чтобы попытаться вернуть, но... у тебя бы ничего не вышло.

— Вышло бы, если бы не эта дерьмовая ситуация.

— Нет. Она сказала, что начала встречаться со своим любимым человеком тогда, когда вы расстались.

— Я не верю.

— Поверь. На этот раз я не вру тебе. Мне просто незачем врать. — Андрей развел руками.

— И что дальше? Как же все было на самом деле?

Максим сел обратно, к подоконнику. Андрей увидел покрасневшие костяшки пальцев на его дрожащей руке, залегшие тени под глазами, спутанные многослойные волосы.

— Укройся одеялом, — сказал он. — Холодно.

— Говори по существу, — жестко ответил Спящий.

— Ладно.

Психолог перевел дыхание.

— Она сказала, что никогда тебя не любила. Это ее слова. И по факту — она залетела от этого Сергея, либо когда ты еще был жив, либо как только ты официально умер. Про отцовство — она тоже мне сама сообщила.

— Как же так... Я разговаривал с ней по телефону, у нее никого не было!

— Ага. Нам бы сейчас не помешала бутылка водки, чтобы ты поверил. Но ты уж поверь и так. Надеюсь, что к твоим позитивным воспоминаниям скоро прибавится и негатив.