— Ловец, — назвал себя иной.
А третий сказал:
— Ходок...
— А я — капитан. И это звание! Имена же называть у нас не принято!
— Можешь не говорить настоящего прозвища, если не желаешь. И мы не будем настаивать, поскольку при посвящении нарекли иным...
— Каким? И кто я теперь, по-вашему? Можете сказать?
— Да. Ты — Воин!
— Даже и не знаю, что думать по этому поводу. То ли принять как комплимент, то ли как оскорбление?
— Это имя тебе дал Бунтарь.
— Ваш ротный или взводный?
О чём вопросил капитан, дикари не поняли, и тому пришлось пояснить.
— Тогда он скорее у нас командир.
— И много палок под его началось? — намекнул капитан на оружие дикарей.
— Пока три — мы! Иные будут выданы всем остальным, когда явимся домой с проклятым и двуликим.
— А что делать с одержимыми? Как из них изгнать бесов?
— Изгнать не удастся, ибо не мы прокляли их, а вот усмирить — вполне реально. Мы обладаем подобным навыком ритуала, даже ты, благодаря верховной жрице.
— Лизе — ребёнку?!
— Она — Веда! Ведает, что творит! И всегда права!
— О чём спорите? — появился подле них полковник в генеральских погонах, намерено щеголяя ими.
— О, — усмехнулся помощник. — А как в племени окрестили его — случаем не звездочёт?
— Нет, просто и незамысловато — звезданутый, — молвил Охотник.
— Чё? И кто я? Как ты обозвал меня, дикарь? Я не потерплю оскорблений в свой адрес да ещё перед подчинёнными! Убью...
Генерал-майор потянулся к поясу, подражая действиям майора, и с ним приключилась аналогичная оказия в виде форменного безобразия, что и с предшественником.
— Ё-маё! — округлились глаза у капитана. — Вы что себе позволяете, мужики? Борзеть не надо — чревато!
— Остынь, Воин! Гнев тебе не к лицу, как нашему кровному брату, иначе тварь одолеет, почуяв: ты слаб духом. А этот звезданутый нам непотребен. Толку от него никакого, только много шума. Плохая приманка!
— Вот как! И кто же послужит ей, что за боец? Или быть может сами?
— Нет, на эту роль выбран ты.
— Че-чё-о... Это как? А меня вы о том спросили — согласен ли я?!
— Конечно, согласен, иначе бы не вызвался породниться с нами. Это и был твой выбор!
— Во попал! Как лихо вы обставили меня, дурака! На будущее наука!
— Мы выбрали тебя на эту роль неспроста. И сделать тебе данный нелёгкий выбор помогла жрица. Мы в курсе, что тебе удалось трижды схлестнуться с одержимыми и двуликим, и ни разу не убоялся их — не сдался им на милость! За что и благодарны втройне! Не будь тебя, Воин, к нам бы не вернулась провидица. Поэтому мы в неоплатном долгу перед тобой — не бросим в беде, и на поругание не дадим! Просто твоя кандидатура на роль приманки идеальна. Чудовища захотят поквитаться с тобой, несмотря на грозящую им опасность от нас. И обязательно клюнут! Тут уж мы и займёмся ими!
— Хотелось бы верить вам на слово, мужики, однако я привык полагаться на факты.
— Тогда идём за ними.
Капитан предложил воспользоваться винтокрылой машиной для поисков беглецов.
— Они поблизости и далеко не ушли. Мы ощущаем присутствие одержимых, как и две прочие личности, — молвил Охотник, и ударом палки оземь превратил её в оружие ближнего боя, отдалённо смахивающее на копьё, но взял его как ружьё, изготовившись к стрельбе.
Аналогичными действиями ему вторили Ловец и Ходок.
— Обождите меня, мужики, — подал голос Воин. — Один сек! Я мигом! Только вооружусь вам подстать!
Скрывшись в палатке, капитан немного задержался, и вновь предстал перед дикарями, бренча "железом" — гранатами, автоматами, обоймами и прочими боеприпасами.
— Это всё? — вопросили дикари с ухмылками на лицах.
— Нет, я бы взял танк, но у нас нет его в лагере. Не прислали даже БМД, не говоря о БТР.
— Ну что можно сказать, лишь одно: ты действительно хорошая приманка. Далеко с этим ломьём не уйдёшь!
— Предлагаете мне избавиться от него?
— Ага, на пуд — не меньше! А заодно сбрось панцирь! Толку от него — любой одержимый пробьёт кулаком насквозь! Так какой смысл таскать?
— Тогда мне лучше здесь остаться — в лагере.
— И подвергнешь очередному риску сослуживцев. Этого хочешь, чтобы их поработила тварь со зверем, превратив в одержимых?
Капитан без лишних слов сбросил на снег всё своё барахло, оставил при себе пистолет с инфракрасным целеуказателем.
— Тогда хоть будет чем застрелиться, — дал понять он: не собирается сдаваться и пойдёт до конца, а вот победного или нет — не стал уточнять.
К капитану подбежал лейтенант из числа спецназовцев.
— Остаёшься за старшего, пока не очнётся полковник, а если майор вперёд него — не слушай ерунду о соблюдении субординации. Посади под арест! Всё понял?
— А ты куда, командир? Мы с тобой!
— Исполняй приказ, зам! Не слышу ответа!
— Так точно!
— Вот... уже лучше. Не беспокойся за меня, летёха. Ни сегодня-завтра обязательно вернусь. А если нет, полковник, что нынче генерал — в курсе всего. Ну, бывай!
— Капитан... — услышал он призыв, и оглянулся.
Его провожали уцелевшие бойцы подразделения спецназа в ночной схватке с чудовищами.
— Неужели мне придётся воевать со своими солдатами, — осознал он: часть из них исчезла, а значит, обращена в одержимых тварей. Заодно решил избавиться от греха подальше ещё и от табельного оружия.
— Его точно на заклание повели эти... А кто они? — опомнились спецназовцы, да слишком поздно. Незваные гости исчезли вкупе с их командиром, растворившись на заснеженной местности точно призраки в ночи. Но всё же их выдавали тени и следы, которые они оставляли на снегу, хрустевшим у них под ногами.
На это и обратил своё внимание капитан, оказавшись в их окружении, а соответственно под защитной аурой невидимок, в коих превратились дикари — мог видеть их, но они выглядели так, будто потускнели в красках. А некоторое время спустя и вовсе исчезли, покинув одного.
Следы резко оборвались, и с веток деревьев посыпался снег. Он раскусил их задумку, принялся затаптывать округу, скрывая следы дикарей, а после стал имитировать из себя заблудившегося человека, провоцируя противника.
Одержимые откликнулись незамедлительно. Где-то поблизости оказался взрыт наст снега, из-под которого появилось тело матёрого браконьера. Тот замер на миг и прислушался, а после прорычал. На зов явились иные подельники, и всей толпой подались в разведку.
Шумы от топота их ног эхом донеслись до капитана.
— А дальше что? — завертелся он по сторонам, желая разглядеть собратьев по оружию.
На миг ему показалось: они бросили его, и он чуть было не поддался панике.
Перед ним вырос томный оппонент.
— Ха! Мермишель... — сделал капитан вид, будто обрадовался ему, а сам машинально на инстинкте самосохранения шарил рукой по поясу в поисках любого доступного оружия. На что наткнулся — на клинок, сжав пальцы на рукояти мёртвой хваткой.
Отследив действия капитана, томный браконьер обнажил в чудовищной ухмылке рот. Зубы поредели, а те, что остались, напоминали по форме клыки.
— Гы-ры... — послышался смех, походя на рык.
Браконьер не стал приближаться, отвлекая внимание спецназовца на себя, но тот услышал хруст снежного наста позади, резко отпрянул в сторону, и нападавший не встретив препятствия на своём пути, зарылся телом в снег.
— Лежать! — прыгнул на него сверху обеими ногами капитан, стремясь прибить к земле. Не вышло. Он оказался подброшен одержимым, и повис на дереве, сумев ухватиться за ветку одной рукой, а следом иной, вставив клинок в зубы.
Браконьеры не помышляли оставлять капитана в покое, подались за ним к дереву.
— Проворонили, — усмехнулся он, вернув клинок в ножны, веря: одержимым не достать его на дереве. И сильно просчитался. Они обхватили ствол и принялись раскачивать.
Капитан едва усидел на ветке, а после поспешил прочь, заслышав треск древесины.
Браконьеры устроили бурелом.
— Стой! Куда бежишь? — подались чудовища за ним. — Тебе не уйти от нас!
Перед капитаном мелькнул матёрый браконьер, но вперёд него тот узнал о его присутствия благодаря точке красного цвета, отразившейся на лице, и принадлежащей прицелу лазерного наведения.
— Ни с места! Иначе я буду вынужден убить тебя!
— А я, значит, нужен вам живым? Не дождётесь! Я не сдамся! Не возьмёте...
Капитан сделал очередной манёвр, и в ком матёрый сделал дыру — в подельнике.
— У-у-у... — недовольно взглянул Мермишель на то, что упало в снег, и подобрал, глядя иным глазом в ладони на себя со стороны. Обиделся.
Подельник получил от него удар, выронив ружьё. К нему и устремился капитан, разом сомкнув руку с иным браконьером. И у него находился приклад, а у того — дуло.
Последовало нажатие спускового курка. Выстрелом одержимому оторвало конечность.
— Руки убрал, — порадовался собственной ловкости со смекалкой капитан, передёргивая затвор для продолжения стрельбы. — Короче, разбойники, процедура ареста для вас не нова: мордами в снег, а жопами в небо! И немедля!
Для придания словам убедительности, он отстрелил очередную верхнюю конечность однорукому бандиту, а затем ещё и ногу.
— Ну, ты понял! Или как?
Браконьер скакнул к нему, но промахнулся. Капитан увернулся, не став стрелять в спину. Ему было не до того. Конечности одержимого навалились на него. Одну руку он отбил ударом ноги, а в иной — наделал мелкий отверстий из дробовика. И та подалась назад к хозяину.
— То-то! — продолжал лютовать капитан, по-прежнему рассчитывая на обещанную помощь со стороны дикарей. Тщетно. Те не выказывали своего присутствия, ожидая появления иных чудищ из числа исчадий ада. И дождались...
Вдали раздался рык двуликого. Откуда ни возьмись, окрестности тайги ожили. Из-под снега встала целая армия одержимых, их и направил он на заплутавшего стрелка.
Браконьеров сменили солдаты внутренних войск и спецназовцы. Одного из них капитан взял в прицел ружья матёрого, и не смог нажать на курок.
— Уходи! Это приказ! Не заставляй меня стрелять в тебя, солдат! Ещё не забыл, кто твой командир? Я — и капитан...
Тот не внял его словам, как словам разума. В голове звучал иной голос твари, перебивая все иные звуки, которые не долетали до него. И он в противовес вскинул своё оружие. Капитану пришлось выстрелить на опережение, чего он не мог себе простить, скрывшись под защиту ствола дерева, по которому с иной стороны забарабанили пули. И только он подался в снег с головой, прогремел взрыв. Деревом сверху его и накрыло.
Одержимые обступили место стычки, но найти капитана не удалось. Он ускользнул от них в последний миг.
— Вам не одолеть меня! И с кем я готов схлестнуться лицом к лицу — с тобой двуличная зверюга! Ты слышишь меня? Если да — выходи, иначе решу: струсила-а-а...
Капитан получил увечье из-за предательского выстрела исподтишка. Пулей ему обожгло бедро. Оно оказалось пробито навылет.
— Слава богу: кость не задета, — осознал он, как и то: бежать некуда.
Едва успел применить обезболивающий укол, а вот остановить кровь — нет. Объявилось косматое чудовище, обнажив клыки.
— Здорово, телохранитель! А где твой босс? Поблизости?
— Сейчас увидишь и тогда... — прорычал в ответ двуликий... — сам превратишься в тварь!
— Всё это слова! А ты на деле докажи их! — провоцировал капитан.
Определить сразу трудно: прошла его уловка или нет. Главный среди чудовищ чего-то выжидал, словно предчувствуя западню. Ему не нравилось, что противник один, поскольку тот не выглядел как безумец-одиночка. Ощущалось присутствие иных охотников, и он догадался: ими являются дикари. Пожелал выявить ещё и их, поскольку двуликий подался к капитану, приняв вызов на бой.
— Стой! Не подходи! — сжал капитан винтовку матёрого браконьера, фокусируя прицел на самодовольной физиономии монстра, которое походило на то с фото, когда на нём маркером начёркал полковник. — Нет! Он не человек, а тва-а-арь...
Выстрела в исполнении капитана не последовало. Осечки быть не могло. Ружьё до сей поры било исправно. Знать закончились патроны. Проверить это, не было времени. Двуликий схватил капитана и вскинул победно над головой.
На косматое лицо попала кровь, сочившаяся из ноги поверженного противника. Так думали все, даже дикари, но сверкнул клинок, выскользнув с характерным звоном металла из ножен, и в свою очередь взревела тварь.
Срезав противнику скальп, капитан очутился в снегу.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — подразнил он чудовищного оппонента тем, чего лишил его, разжав руку.
Тот зарычал так, что с деревьев в округе посыпался снег, ломая местами ветки.
Капитан содрогнулся. Рёв оглушил его.
— И это всё, на что ты способен, лохматый? — отреагировал он с издёвкой сарказма на него.
"Прикончи его! — отбился в мозгу чудовища призыв хозяина. — С него всё равно не получиться раб! А поганый слуга мне ни к чему!"
Тот, таким образом, стремился заставить охотников открыться.
Настал момент истины, как для одних, так и для других. Развязка была близка и неминуема. Это осознал капитан, сжав крепко в руке клинок, а после сомкнул на нём иную конечность, готовясь к смерти.
— А ты готова к самопожертвованию, зверюга-А-А...
Она ринулась на него. Скорость превысила ожидаемую — все прежние действия в её исполнении. Обороняясь, спецназовец не успел махнуть клинком, а уже первым движением лохматого чудовища было сломано лезвие, иным — оно выбило у него рукоять с обломком.
Капитан оказался не удел, противопоставив кулаки, как последовал очередной взмах косматой лапой, и он, ударившись спиной о ствол дерева, осунулся наземь.
Чудовище оскалилось, роняя горячие слюни на снег.
Охотники-дикари не сомневались, что сейчас должно произойти в её исполнении дальше, и один из них сподобился на выстрел.
Мелькнули кольца света, исходя спиралью из того места, где он расположился, и монстр отвалился навзничь, не сумев достичь жертвы, до которой было рукой подать. Из глотки вырвался его беспомощный рык. Он призывал хозяина. Тот понял: его животное обидели. Однако не пришёл на помощь.
Часть одержимых видела, где находится скрытый стрелок, устремилась по голосу зова на него, а заодно и на спецназовца с теми же намерениями, что и двуликий.
Одному из охотников пришлось окончательно открыться, обнаружив свою стрелковую позицию, как и иному, поскольку тело капитана само собой взмыло в воздух, а следом очутилось на дереве, повиснув беспомощно на ветви.
Вот тут себя и проявил третий ловец. Одержимые стали падать как подкошенные. И происходило это всё в задних рядах. Охотник валил их прикосновением оружия, и тем же образом, каким в лагере усыпил майора с генералом, только мощь потока энергии была нынче максимальной.
По округе неслись чудовищные вопли, и не возрастали, а затихали. Ситуация с охотниками для твари окончательно прояснилась. Её голос и отбился вновь в мозгу двуликого, заставив придти в себя, однако пошевелиться без посторонней помощи тот сам не мог. Тело больше не слушалось его: конечности не гнулись, а суставы были скованы. Даже издать рык он не был в силах, как и хозяин спасти его, продолжая наблюдать со стороны за происходящим действом.
