Венец Эпикоридов (1-14)

— Джефрису скажу... Только ему....

Упрямство обошлось Альдиве в новую порцию раскалённого железа.

— Хорошо... — просипела порна, поводя безумными глазами. Аристону показалось, что на ее лице мелькнула улыбка. — Хорошо, я скажу, кто помог... У тирана Паррисия — надежная стража, но сам Паррисий вечно нуждается в деньгах, пьянь и транжира... Одна женщина выкупила меня у Паррисия. Она привезла меня в Иль. Она...

— Имя.

— Арса.

Стало слышно, как потрескивает огонёк в жаровне.

Арса, камеристка императрицы, ее доверенное лицо...

— Да, эта самая горбунья... — сказала Альдива торжествующе, облизывая кровь с губ. — Она купила меня у Паррисия... И она помогла там, у арки... Она отвлекла стражу...

— Враньё, — сказал Аристон. — Стерва, которая отвлекла охрану Луция, была прекрасна как богиня. Иначе с чего бы на нее пялиться стражникам? А карлицей Генриетты впору детей пугать. Видел я эту бывшую циркачку пару раз.

— У нее был флакончик... Ма-аленький флакончик... Она сказала, колдовство в нём... Когда она отпила из него...

— Ты лжешь, лжёшь! — хрипло, с натугой, сказал Дакота. Впервые за время пытки он вышел из себя. — Рябой, "поцелуй медузы" давай.

Палач, щёки в крупных синюшных рябинах, достал из вороха инструментов некое подобие клещей с зубчатыми краями. Проверил смазку, несколько раз щёлкнул клещами. Шагнул к порне.

Аристон немного запоздал, не успел донести флакончик до носа. Вывернуло наизнанку и выполоскало. Вытирая губы, он удивился, как много успел съесть за обедом. Ведь обед только начинался, когда его отвлекли.

Гней Дакота приказал палачу повременить. Валерий Руф покачал головой: "Домн Аристон..." Претор с Дакотой заулыбались. Аристону совсем сделалось нехорошо. Он шатался, едва стоял на ногах.

Посланец императора и городской претор проявили сочувствие. Слабость Аристона так позабавила их, что они самолично подхватили его под руки и повели из подвала, по пути рассуждая, как же слаба и чувствительна современная молодёжь.

Во дворе замка Аристона дожидались его слуги и княжеский ликтор. Юба с Маснисой кинулись к нему — помочь, поддержать, но он остановил их жестом... Дакота и Валерий Руф продолжали потешаться. Их забавляло, как Аристон хватает воздух ртом и сам себя обмахивает руками. Впрочем, они были лишены врожденного ехидства, поэтому подтрунивали недолго. Видя жалкое положение Аристона, они вскоре стали похлопывать его по плечу, ободрять и делиться, что и с ними поначалу случалось нечто такое, о чем теперь стыдно вспомнить.

Они не заметили, что Аристона уже давно не тошнило. Он тянул, изображал жалкий вид, надеясь, что из-за него пытку отложат. Он должен предоставить пленницу на суд Джефриса живой... Пусть отложат пытку хотя бы на один день, а там он что-нибудь придумает.

Он просчитался. Гней Дакота, улыбнувшись напоследок, сказал:

— Пора за дело браться. А ты можешь отправляться к себе, афарянин... Аристон, да?.. твоя светлость.

Он окончательно уверился: Дакота неспроста торопился с пыткой. Румейскому князю не нужно было честное расследование, особенно теперь, когда Альдива назвала сообщницу — карлицу императрицы. Всем известно, что богомерзкая карлица ничего не делает без указки Генриетты.

Дакота собирался убить Альдиву, чтобы оборвать ниточку, тянущуюся от нее к Генриетте. Для того он и прибыл в Иль. Никакого "расследования убийства" он и не собирался проводить. Какое расследование, ему и без того было известно и имя наёмного убийцы, и имя заказчика.

Как только Аристон понял это, осознал до конца, на сердце у него закипела злость. Он терпеть не мог, когда его водили за нос, в чем не был оригинален.

— Шалаву не следует больше пытать, — сказал Аристон, глубоко вдыхая и струйкой выдыхая свежий воздух. — Иначе она не доживет до возвращения Джефриса, а ведь его высочество наверняка захочет лично допросить ее.

— В нашем деле не может быть задержек, — недовольно возразил Дакота. — Помолчи, гость из Афар. Не забывай, расследование поручено мне самим императором... Если не терпится услужить Джефрису, займись чем-нибудь другим. Помоги легату набрать новый легион, вот достойное занятие для наместника... С девкой закончим без тебя. А, Руф?

Претор закивал с добродушной улыбкой.

Валерий Руф — недалёкий простак, или хитрован, себе на уме? Аристон склонялся ко второму. И ведь не подкопаешься. Претора нельзя обвинить в нерасторопности, и тем более нельзя — в предательстве. Просто человек держал ноздри по ветру.

А ведь, по сути, он предавал Джефриса. Возможно, он не знал про истинные цели Дакоты, но уж, точно, догадывался.

Да дьявол с ним, с этим "верным" румеем. Хуже то, что Аристон не мог никак воспрепятствовать Дакоте. У него на груди — княжеский медальон, и что с того? Все видят алмазный медальон, а думают, — выскочка, пройдоха, чужеземец, хитростью втёршийся в доверие к наследнику. В его распоряжении — гарнизон замка, когорта Ильского легиона, три центурии городской стражи. Но если он прикажет арестовать Дакоту, арестовать сопровождающих Дакоту преторианцев, — кто выполнил его приказ? Кто подчинится?

Илийцы — не подчинятся.

Аристон огляделся. Нумидийцы, Юба и Масниса, преданны ему как псы. Нут Пелеграм — на этого тоже можно положиться. Ликтор Руфилл... Этот юноша — чистокровный илиец, но он дал присягу ликтора и он подчинится любому его приказу. Иначе сами илийцы возненавидят его и закидают камнями. В Эттинее нет хуже преступника, чем жрец, оставивший своего бога, и ликтор, промедливший с исполнением приказа своего господина. Эх, зачем он отослал от себя остальных пять ликторов? Поскромничал, а не надо бы.

Получается, он может рассчитывать на четырёх. Явно недостаточно, чтобы настаивать на своем. Ведь Дакоту Краба постоянно сопровождали шесть ликторов, да ещё он притащил с собой в Иль полсотни преторианцев. Не менее двух десятков преторианцев сейчас находилось во дворе, — они стояли кучкой, держались настороженно. Судя по виду, ожидали малейшего кивка Дакоты.

На кожаных панцирях преторианцев тускло отблескивала драконья голова, изрыгающая три лепестка пламени. Здесь, во дворе, были и илийцы, серебряный сокол на серых туниках. Допустим, илийцы подчинятся его приказу. Но в праве ли он затевать потасовку?

— Пойдем, домн Валерий, — позвал князь Дакота ильского претора и скрылся в темном проеме подвала. Валерий Руф, поклонившись Аристону, отправился следом за посланцем императора.

Начальником дворцовой стражи Джефрис оставил претора Юния Нагера. Претор, пожилой воин с мелкими чертами лица, был неразговорчив, нравом угрюм, с подчиненными строг.

"Во всяком случае, этот исполнит мой прямой приказ".

— Пелеграм, найди мне начальника дворцовой стражи, — приказал Аристон. — Пусть возьмёт два десятка своих молодцов и — ко мне, живо!

Валерий Руф замедлил шаг. Кажется, он всё услышал и всё понял.

Аристон повернулся к подвальным ступенькам, краем глаза наблюдая за преторианцами. Что случится сейчас? Побоище? Робость ушла из сердца, так всегда случалось с ним перед боем. Он положил руку на рукоять меча.

За ним наблюдали. Преторианцы слышали разговор и поняли, что он решился остановить Дакоту. С лиц слетели ухмылки. Воины как-то сразу подобрались, но ни один не выхватил меч, все ожидали команду.

Руф что-то крикнул Дакоте. Тот вернулся, вышел из подвала, — зубы стиснуты, проступили желваки. Комок злости. Наверное, претор сказал ему о приказе, который Аристон отдал тирентийцу. Дакота, едва взглянув на него, направился к преторианцам.

Сейчас распорядится его арестовать. А у него — два нумидийца и мальчик ликтор.

Аристон взглянул на нумидийцев. Юба и Масниса — как пантеры, готовые к прыжку. Вряд ли они хоть что-то поняли из его разговора с Дакотой, но они кожей чувствовали больше, чем вмещали слова. Юный ликтор, этот пребывал в полнейшем неведении, чуть ли не дремал стоя, пучок розог с топориком подрагивал в вялой руке.

Сейчас, сейчас Дакота отдаст приказ.

Силы слишком неравны. Аристон подал знак слугам следовать за ним, сам быстро зашагал к арочному проходу, который вёл к замковому садику.

За спиной — лязг извлекаемых из ножен мечей.

Он прибавил шаг.

Вряд ли ему удалось бы удрать. Да это и было бы смешно: наместник князя улепетывает, придерживая край плаща. Звук трубы выручил Аристона, избавил от позора.

Над замковыми крышами, над внутренними двориками, над шпилями и флагами с серебряным соколом Иля пронесся звук трубы, звонкий и тревожный. Это был сигнал "Всем внимание".

Трубач повторил мелодию. Проиграл и в третий раз, на более высокой, но такой же чистой ноте.

Неужели Джефрис вернулся?

А что ещё может означать этот звук?

Аристон остановился. Он испытал облегчение, как будто с плеч свалился весь Белый Камень. Теперь плевать на Дакоту. Видимо, Джефрис встретил пиратов недалеко от побережья, и стычка вполне удовольствовала его, раз он возвратился так быстро.

Джефрис получит убийцу в целостности и сохранности, а там уж пусть наследный принц с Дакотой хоть на куски режут девчонку.

Труба пропела ещё раз. Вскоре в арочном проёме показался и сам трубач, сопровождавший молодого воина с жезлом.

— Императорский гонец? — удивился Валерий Руф.

— Сучья смерть... Что-то стряслось в Зубчатом Замке, — проговорил Дакота встревожено.

Гонец высоко поднимал резной деревянный жезл с золотой драконьей головой в навершии. На нем не было панциря, только туника с разящим драконом Эпикоридов на груди. На голове — кожаный шлем в виде шапки из буйволовой кожи, без воротника и нащёчников. За плечами — короткий солдатский плащ темно-красного пурпура.

За гонцом из Зубчатого Замка шли трубач и начальник дворцовой стражи, претор Юний Нагер.

Гонец сразу направился к Аристону. Юний Нагер, очевидно, уже сказал ему, что афарянин замещал князя в его отсутствие. Да и без слов было ясно: на груди Аристона поигрывал алмазами серебряный сокол Иля.

— Ваша светлость, домн Аристон...

К изумлению Аристона (да и не только его), императорский вестник преклонил перед ним колено и протянул свиток.

По румейскому обычаю, гонцы из Зубчатого Замка не склоняли колена даже перед князьями империи...

Аристон развернул свиток. Сначала посмотрел на печать: печать была императорская, голова дракона на красном воске, но подпись стояла не Уриена, а Аппия Валента, князя-претора императорской почтовой службы.

Аристон начал читать.

"Джефрису Эпикориду, славнейшему патрицию империи, князю Иля, наследнику престола Румейского, от Аппия Валента, патриция империи, князя у трона румейского...

Горе нам, государь наш Уриен умер.

Да будет долгим царствие величия вашего!"

Аристон посуровел лицом. Он пробежал взглядом по присутствующим во дворе воинам, магистратам, челядцам. Все смотрели на него, не скрывая нетерпения. Все ждали известия о нарушении перемирия новийцами, о возобновлении войны. Империя была совершенно не готова к войне — с опозорившим себя императором, с наследником, находившимся в немилости, с разбитыми и не восстановленными легионами, с опустошенной казной. Воины насупились, кто-то вздохнул.

Скосив глаза, Аристон неприметно посмотрел на князя Дакоту. Гней Дакота хмурился, выглядел озадаченным. Уж он как никто знал правила церемониала, поведение гонца из Зубчатого замка изумляло, но, главное, что там, в письме? Он позабыл о приказе, который собирался отдать, и, судя по виду, весь обратился в слух.

— Государь наш Уриен умер, — сказал Аристон.

Какая-то женщина вздохнула с придыханием. Кто-то из преторианцев ругнулся. Негромкий голос сказал без малейшего сомнения, как припечатал: "Давно пора". Аристон приметил, что в арочном проходе появились Нут Пелеграм и горсть ильских солдат. Эти молчали, по лицам чувств не прочитать. Но уже хорошо, что илийцы явились к нему, исполнили его приказ. Стало немного спокойнее.

Но что такое? Вестник протягивал ещё один свиток.

Аристон взял свиток, развернул. Под текстом стояла большая императорская печать: драконья голова из красного воска изрыгала огонь. Рядом — подпись, — аккуратный почерк, прописана каждая буковка, — "Генриетта".

Само письмо было кратким: "Сим призываем вас к владению империей отца и деда вашего".

Не стоило бы разворачивать это письмо, с запозданием подумал Аристон. Письмо явно было адресовано не ему, временному наместнику. Он ещё раз пробежал глазами по строчкам, и тут краем зрения заметил во дворе замка некое движение.

Согласно древнему румейскому обычаю, когда умирал император, патриции и воины приносили свою верность серебряному соколу. Обычай требовал, чтобы не ждали коронации: честь не нуждается в драгоценных коронах, высоких престолах и блестящих скипетрах. Сейчас серебряный сокол висел на груди Аристона, и пусть он тысячу раз был чужеземцем, — сейчас он был носителем древнего знака, символа вечной юности империи. Некогда серебряный сокол висел на груди самого Ридгара Великого, основателя Румна, с ним он одерживал все свои победы. Только при его правнуке серебряный сокол стал знаком наследника румейского престола, а не самого императора.

Все, кто находился во дворе замка, — солдаты в туниках с соколом и преторианцы в панцирях с драконом, окаймленные патриции, офицеры, челядь, — все стали опускаться на колени перед Аристоном. Воины преклоняли одно колено, слуги и рабы — оба. Валерий Руф, имевший патрицианское достоинство, тоже опустился на колено. Гней Дакота был князем империи, нрав имел суровый, властительный, но и он преклонил колено и склонил голову пред афарянином.

Аристон хорошо понимал, что эти знаки исключительного почтения — не ему, а серебряному соколу у него на груди. Он снял цепь с соколом и повесил ее на шею каменного сокола, украшавшего арку. Без промедления он сам опустился на колено перед этим древним знаком власти. А чтобы наверняка запечатать глотки злопыхателей, он нарочно встал коленом в помои, разлитые неосторожной кухаркой.

Он стоял так, пока спина не стала уставать (у Дакоты спина должна была отваливаться). Всё, довольно. Он легко поднялся, скрывая утомление. Снял медальон с каменной статуи. Нет, целовать серебряного сокола он не будет, ещё сочтут за фамильярность.

Аристон повесил цепь с соколом себе на шею.

Двор вставал с колен.

Он обернулся к начальнику стражи.

— Юний Нагер, мой приказ. В подвале сидит девица по имени Альдива. Сопроводи ее в верхнюю тюрьму, выбери камеру, чтобы крысы не отгрызли титьки. Кормить, никуда не выпускать. И чтобы к ней никто не шастал, будь он хоть десять раз окаймлённый пурпуром. Девица — под твоей охраной до моего возвращения.

Претор удивленно сдвинул брови.

— Я отправляюсь к государю, — кратко пояснил Аристон.

Юний Нагер отсалютовал и отправился исполнять приказ.

Аристон взглянул на Дакоту.

Гней Дакота выглядел смущенным и злым. Как же, полномочия Дакоты были полномочиями от мертвеца, тогда как на груди Аристона висел серебряный сокол, врученный самим Джефрисом, новым императором.