— Спасибо,— я поспешно поднялся,— мне ужасно неловко, но я должен лететь. Извини.
— Уже? — разочарованно спросил Константин, — прежде ты оставался на несколько дней. Впрочем, мои эксперименты никому не интересны,— на лице брата проступила обида.
— Нет, что ты, все очень интересно, но мне и правда нужно лететь.
— На Кармину? — иногда проницательность брата-ученого пробирала до дрожи. Я надеялся, что он ничего не заподозрит.
— Да, там продают мою коллекцию, к тому же я снова временно без поста. Пока отец найдет новое место ссылки, смогу пару дней провести дома.
— Что ж, заглядывай иногда,— Константин заулыбался открытой, немного детской улыбкой, снова став собой.— И не забудь о своем обещании. Когда понадоблюсь, призови меня.
Собаки провожали меня лаем, а брат задумчивым взглядом. Но все мои мысли уже принадлежали Кармине. Только бы успеть.
Глава 19 — 'Гептих Ромалено'
Осенний солнечный день на Кармине, суббота. На центральных улицах столицы не протолкнуться.
— Что там? — нетерпеливо спросил я у водителя,
Курчавый малый в лихо сдвинутой на бок косоворотке, повернулся ко мне, сверкнув золотыми зубами. На меня дохнуло запахом дорогих сигарет, Похоже на Кармине даже дворовые псины не были бедными.
— Пробка, во дворец съезжаются все толстосумы. Мое мнение,— водила поднял палец,— ни один из них не разбирается в искусстве. И чего они все забыли на выставке?
— Наверное, чтобы потом значиться в списках благотворителей, одаривших какой-нибудь приют дорогим приобретением,— предположил я.
— А вы один из них? — отвернувшись, водила лихо подрезал плывущую рядом тихоходную открытую платформу. Толстяк, которого везли на ней, погрозил нам кулаком с обещанием найти и лишить работы. Я уже понял, что в столице ездили как и куда хотели, совершенно не обращая внимания на знаки и правила.
Те, кто побогаче, летали на самом верху, поминаясь выше крыш, что грозило столкновением с идущими на посадку кораблями. Народ попроще ползал почти у самой земли. Им приходилось разминаться с пешеходами и другими плавсредствами. Странно, но отдельных коридоров для 'эликоптеров', как называли эти овальные платформы на магнитной подушке, выделено не было, и снова на вопрос: почему, водила сверкнул золотым зубом и ответил уже сакраментальной фразой.
— Наместник считает, что так у всех появляются равные права.
Мне определенно начал нравиться этот парень, кто бы он ни был.
— Вижу вы издалека? — поинтересовался мой гид, и навострил уши, думая, что я не вижу, как он набирает в планшете поисковый запрос, чтобы передать газетным хищникам информацию о моей закрытой особе.
Единственное интервью, которое я дал независимому каналу, состояло всего из пары фраз. В-основном о том, что я собрался продать баснословно дорогую коллекцию картин, и что я желаю остаться инкогнито, и открою имя только покупателю самого большого лота.
Совсем недавно я подсуетился и кое-что подредактировал с помощью местных умельцев черного рынка — теперь я точно знал, кто захочет купить мой главный лот — 'Гептих Ромалено'. Семь картин, дополняющих друг друга на тему времен года на Кармине. Разумеется, все полотна были поддельными, но широкой общественности об этом знать не обязательно. Оригиналы уже надежно спрятаны.
— Да, из Самоцветного пояса— я не видел причины, по которой стоило врать здесь.
— О, и правда издалека. Позвольте угадаю — промышленник?
— Да что-то вроде этого, есть небольшое дельце, перебиваюсь кое-как.
— Ххаха!— расхохотался водила,— скромничаете, ну да ладно, у богатых есть право держать свои тайны при себе. Не мое это дело. Вот мы и на месте.
Бесцеремонно растолкав соседние эликоптеры, мы втиснулись на парковку перед дворцом, точнее его северо-западным крылом. Там располагалась главная картинная галерея. С потолка машины спустилось зеркало, услужливо поданное водилой.
— Благодарю,— ответил я, приглаживая светлые усы, завивающиеся кольцами, и бороду клином. Муляж носа с горбинкой держался на био-клее, а искусственный загар делал меня очень похожим на мулата с окраин Пояса. Дорогой атласный кафтан лазоревого цвета расшит стеклярусом по груди и рукавам. Из-под манжет выглядывали тончайшие норманнские кружева. Начищенные до зеркального блеска черные сапоги до колен и маленький декоративный меч на боку — самая нелепая по моему мнению вещь во всем костюме. Тупой как десертный нож. Но с недавних пор особым указом Василевса такой следовало носить не только аристократам, но и крупным промышленным магнатам, к коим причислял себя Иван Калюта, как значилось во всех моих официальных документах.
Для достоверности пришлось на два дня снять довольно дорогие апартаменты в центральном районе города, не чересчур, чтобы не вызвать подозрение аристократов, но достаточно роскошные, чтобы удовлетворить любопытство газетчиков. Я не скрывался. К чему, когда на Кармине челека по имени Марк Рысь попросту не существовало.
На входе швейцар в длинном меховом тулупе, на который пошла не одна роскошная песцовая шкурка, услужливо распахнул резные деревянные двери, впуская в просторный светлый холл, залитый светом, проникающим через прозрачный теремной купол. Множество маковок, выдолбленных из единой друзы хрусталя, создавали необычное преломление света. Сплетаясь с узконаправленным на картины, заставляли играть неприлично дорогие драгоценности на шеях и в ушах дам и перстнях их кавалеров.
Звон бокалов с вином и чарок с квасом и негромкая приятная музыка сразу приводили в полумечтательное состояние.
Ко мне тут же подлетел, раскланиваясь, встречающий гостей и предложил принять у господина меховой воротник, который он тут же сноровисто стянул с кафтана. Пришлось сунуть несколько динаров среднего достоинства в протянутую ладонь, чтобы соответствовать. У подобной публики экономия явно была не в чести. Я сразу почувствовал себя легче, в меху было просто ужасно душно. Меч последовал за воротником. Все это добро парень складировал в общую кучу справа от входа. И как потом владельцы находили свои вещи, оставалось полной загадкой.
Наконец, я оказался предоставлен самому себе и сделал вид, что прогуливаюсь по галерее, разглядывал понравившиеся работы в лорнет, также считавшийся здесь обязательным атрибутом. Я 'близоруко' всматривался в подписи и замазанные пятна реставраций. За насыщенную воровскую жизнь мне приходилось пару раз браться за крупные заказы в живописи, и я довольно сносно мог отличить Древнюю школу Врубеля от современного искусства вроде Тацита или того же В.В.
Считалось, что последний пользовался такой популярностью отнюдь не за особый талант, а за родословную. Говорят, он происходил из правящей династии. Вот его работы и расхватывали как горячие пирожки. Бесконечные виды моря: море в штиль, море во время шторма, море ясным утром, море под луной, море...от которых меня под конец уже начало мутить. Похоже, этот В.В. был просто психом, как и все гениальные творцы.
Неожиданно меня чуть не сбили с ног. Нечто юркое врезалось в меня с громким: 'Ох!' и плюхнулось на мягкое место, потирая лоб.
— Простите! Простите! — незнакомец поспешил откланяться, но я заметил длинную толстенную косу и расшитый по последней моде сарафан с бурнусом. Девице было не больше 15 на вид.
— Постой ка,— я удержал попытавшуюся вырваться девчонку за руку,— это же за тобой? — я заметил как сквозь толпу продираются два насмерть перепуганных охранника, а за ними не менее перепуганный черноволосый паренек.
— Ох! Не выдавайте меня. Я должна улизнуть от них, прошу, отпустите! — взмолилась девица.
-Да ты никак что-то украла?
— Я? Украла?! Да как вы...
— А это что? — я кивнул на торчащий из-за ворота бурнуса край золотой тиары.
— Это мое!— выпалила девица.— Меня заставили ее надеть, но я не собираюсь. Сегодня я должна тренироваться в кадетском классе. У нас урок фехтования.
— Вот как, да ты собралась стать военной? Необычно, и все же, уверена, что не хочешь поговорить со своими опекунами?
Преследователи как раз продирались через особенно плотную толпу между сценой, где будут проходить торги и атриумом.
— Уверена,— упрямо ответила девица,— если они меня поймают, то точно поставят на сцену говорить речь. Отец велел вызубрить ее наизусть, ненавижу!
— Отца или речь? — уточнил я с усмешкой.
— Речь, конечно! Ну ты и глупый, господин.
— А, они уже почти здесь,— напомнил я.
— Ой! — на лице девушки отразился такой испуг, что я поневоле почувствовал ее своим товарищем по несчастью.
— За мной! — схватив за руку, я потянул свою новую знакомую через живой муравейник. Проигнорировав крики швейцара, я бросил ему пару купюр, достоинство которых должно было послужить хорошей платой за молчание, и мы вместе выбежали из галереи. Но тут столкнулись с неожиданным препятствием — дворцовая охрана стояла через каждые двадцать шагов, усиленная по случаю такого мероприятия. Уже начало смеркаться, и светящиеся неоновые сферы вспыхнули по всему периметру двора, который теперь был как на ладони.
— Вот незадача, и как нам теперь быть? — присвистнул я.
— Хочешь попасть в город? Давай за мной! — бесстрашная девица поманила меня направо, в сад скульптур.
— Эй постой, я за тобой не угонюсь.
— Вы, господа такие неповоротливые. Будь моя воля, я бы всех аристократов от 14 до 60 обязала проходить ежегодную военную службу на две недели,— оставалось удивляться как она умудрялась болтать почти без остановки. Когда она дышать умудрялась?
Девица устремилась вперед подобно порыву свежего ветра.
— Так и не спросил имя моей проводницы,— крикнул я вдогонку.
Девушка замешкалась.
— Агнесса-Маргарита,— наконец ответила она с некоторой запинкой, и это не ускользнуло от меня.
— Это ведь не твое настоящее имя?
— Ну и что, так звали двух моих любимых царевен, одну и сейчас зовут,-поправилась девушка. Агнесса — мой кумир, она командует целым флотом и сама капитан огромного линейного корабля!— с восторгом расписывала моя новая знакомая, размахивая руками. При этом она ухитрялась пятиться задом и не свалиться. Видно, она знала этот город наизусть.
— Смотрю ты восхищаешься военными.
— Угу,— только по секрету, шепнула она,— меня возьмет к себе на службу сам царевич Гай.
— Гай? — я поморщился. Воспоминания о том, что произошло на Броде, не желали отпускать. А эта девчонка явно восхищалась всей правящей семьей.
— А вас как зовут, господин?
— Зови меня Рысь.
— Рысь? Хаха!— девушка рассмеялась в кулачок.— Это же не имя, а кличка. Ты что преступник?
— Ага, разве не видно? — я обернулся вокруг себя.
— Ну... есть в тебе что-то такое, повадки, любой законопослушный гражданин тотчас же остановил бы меня и сдал на руки Дамиана и слуг, а ты выкрал меня.
-Так и есть, на этот вечер я украду тебя.
— Но куда мы пойдем? — заинтригованная, спросила девушка.
— В город,— я осматривал очередной двор в котором оказался. Преодолеть стену для меня не составит труда, но вот моей спутнице будет проблематично.
— А, тогда давай за мной,— она потянула меня к незаметной калитке, обвитой диким виноградом. Только оказавшись на расстоянии полуметра, я смог разглядеть ее.
— Точно не хочешь остаться, я думала ты участвуешь в аукционе? — девушка с сомнением оглядела меня.
— Только как продавец, почему бы и нет, результатов можно подождать где угодно. Едва торги закончатся, о них будут трубить на каждом углу и по всем каналам, узнаем, сидя в игорном доме, что скажешь?
Лицо девушки отразило ее мнение по этому поводу, поэтому я поспешил поправиться.
— Тогда может в кафе? Мороженное? — я выдал еще более соблазнительное предложение.
На самом деле я уже понял, по блеску диадемы и роскоши одежды — вот он мой ключик, отпирающий двери во дворец. Наверняка дочка министра или другой важной шишки. На случай, если с картинами ничего не выйдет, девица проведет меня, куда захочу. Она была еще подростком, а дети — они как собаки, их главное лакомством покормить.
Вскоре мы уже бродили по ярко освещенным аллеям. Гирлянды синих диодных фонариков обвивали подстриженные под гребенку деревья и кустарник. От запаха магнолий начал чесаться нос, я оглушительно чихал, а Рита смеялась. Рита... раз она так и не назвала своего настоящего имени, я решил звать ее так. Так странно называть девушку этим именем.
Рита была веселой и игривой как котенок. Но в то же время поражала своей проницательностью. Иногда она задавала такие каверзные вопросы, что даже я чуть было не попался.
— Так говоришь, ты встречалась царевнами? И какие они?
— Нет, только с Маргаритой.
— И какая она? — я старался изобразить вежливое любопытство, но это у меня плохо вышло.
— Что с тобой? — с губами, перемазанными мороженным, источающим дынный аромат, спросила Рита.
— Всегда было интересно, какие они, эти небожители.
— Небожители? Да о чем ты, я близко знакома с Гаем,— Рита напустила на себя важный вид,— иногда он бывает непроходимо глуп и идет на поводу у моего отца.
— Византийский царевич слушается твоего отца? Кто же твой папа? — настала моя очередь удивляться.
— Да так... служит во дворце.
— Вот как,— заметил я, решив подыграть ей.
— Да, иногда я тоже встречалась с Гаем Византийским, и к нам присоединялась царевна Маргарита, она, как бы это сказать... совсем не похожа на знатную даму. Милая и домашняя, любила поэзию и красиво играла на гитаре. Но...
— Продолжай,— сердце рвануло из груди.
— Не хочу, она умерла, и мне грустно, потому, что Гай никак не может ее забыть и все время ходит такой хмурый-мрачный,— Рита показала на себе опущенные кончики губ и сморщенный нос.— Вот такой...
Она так старалась изобразить пантомиму, что нечаянно выронила свою диадему.
Я заметил, как сверкнули глаза официанта при виде такого сокровища. Свесившись со стола, я поспешно подхватил хрупкую вещицу, проводив соглядатая многозначительным взглядом.
— Ты бы поосторожнее...— заметил я
— Какой красивый кулон.
Я спохватился, но прятать было уже поздно. Видимо, когда наклонился, он выскользнул из-за воротника.
— Ох, а у меня есть очень похожий камень.
— Правда? — я ощутил толчок, так всегда бывало, когда я находил ценную жилу. Так и знал, что эта девчонка не так проста, как кажется.
— Да, Гай отдал мне эту вещь, когда умерла царевна. Он сказал, что она наводит на него грустные мысли.
— И что же это?
— Серьга, правда она одна, потому и носить не могу.
— А где другая?
— Не знаю, Гай отдал мне только одну. Но она светится точно так же, как и твой кулон, в ней три таких же цветных камушка.
Я только хотел спросить, не покажет ли мне любезная проводница свое украшение, как гул в общей зале усилился настолько, что я перестал слышать собственный голос. Люди потянулись к огромному капельному экрану, сияющему в самом центре. Оператор изощрялся в искусстве наведения идеального ракурса на толстопузого седеющего мужчину с толстенной золотой цепью на шее.
