Несколько секунд мы с Альфонсо просто стояли и смотрели друг на друга. Молча.
Потом он улыбнулся, показывая клыки. А я...
Я взбесилась.
Ну и что, что он — сильнее!? Я — Леоверенская! Я — справлюсь.
И я улыбнулась самой очаровательной улыбкой.
— Ну что вы, какая вира, какое оскорбление... Мы все понимаем. Мальчик привык, что девушки просто падают к его ногам, вот и не рассчитал силенок...
Альфонсо удивленно поднял бровь. А меня уже несло без руля и ветрил.
— и вообще оскорбить может только кто-то равный. А разве мы с... Гудвином равны?
— Годвином, — мягким голосом поправил Альфонсо да Силва. А мне показалось, что вокруг меня обвивается огромная, три месяца некормленая анаконда из ужастика.
— да хоть Великим и ужасным, — я пожала плечами.
— До Великого и Ужасного мальчику еще расти и расти, — улыбнулся Альфонсо.
Странно. То ли он выключил свое давление на психику, то ли улыбка помогла, но его лицо вдруг стало чуть более человечным. И даже красивым. На свой, Ван Дейковский манер. Высокие скулы, бородка клинышком, бездонные черные глаза... так и тянет запеть 'Ты где, Инезилья, я здесь под окном... Объята Севилья и мраком и сном'...
— Кто б ему в этом мешал. Пусть только на мне не тренируется, — попросила я, чуть успокаиваясь. Могла бы и сама понять, что короля играет свита. И Альфонсо да Силва один к нам не приедет. Но улыбаться тоже не тянуло.
— Скажите, а чем мы обязаны чести принимать у себя таких... выдающихся представителей ночного народа, как Годвин и Глорианна? — процедила я.
Дурочку разыгрывать не хотелось. Тогда Мечислав останется один против троих... или сколько их там черти принесли? А так я могу хоть ненадолго отвлечь их. Дать своему... а кто мне, собственно, Мечислав? А, неважно. Потом разберусь! Дать своей ходячей проблеме хоть небольшую передышку.
— Годвин и Глорианна приехали со мной, но по другому поводу, — Альфонсо вежливо улыбался, но за внешней учтивостью чувствовался леденящий холод презрения и равнодушия. — У вас произошло то, чего уже давно не случалось. Первая беременная оборотниха за много лет...
— Что!?
Вот тут мне стало наплевать и на холод и на презрение. Альфонсо и ресницами хлопнуть не успел, как я вцепилась в него и затараторила, не хуже бешеной сороки:
— Вы хотите сказать, что такое раньше уже случалось? Где? Когда? Как их звали? Как звали человека, который смог продлить оборотнихам беременность! Он — или она использовали что-либо вспомогательное — или обходились чистой силой? Это была одна методика — или несколько?
Альфонсо шарахнулся, как лошадь, вырываясь из моих рук. Я, осознав, что, кто и где, разжала пальцы и отступила на шаг.
— Извините. Увлеклась.
Почему-то мне никто не поверил.
— Постарайтесь быть более сдержанной в своих увлечениях, — процедил Альфонсо.
Я скорчила трагическую рожицу. Типа, все понимаю, страдаю, извинтиляюсь, раскаиваюсь, как могу и как умею...
— Извините. Эта тема очень волнует меня последнее время.
Альфонсо явно не поверил в мое раскаяние, но и ругаться раньше времени не стал.
— я все понимаю. Вы еще слишком молоды...
— Это проходит. Со временем.
Меня предпочли царственно не услышать.
— Вы еще повзрослеете и поумнеете. И все же, Мечислав, в твоем фамилиаре есть нечто... жизнеутверждающее. Этакая милая деревенская непосредственность.
Чтоб ты сдох, паразит!
— все мы вышли из народа, как козел из огорода, — прошипела я себе под нос.
Меня опять не услышали. Глухота? Ничего. У нас все лечится. Ведерной клизмой с жидкой ртутью!
— Прошу вас вступить под кровлю моего скромного дома, — выразился Мечислав.
Я закатила глаза. Но комментировать не стала. Взяла своего вампира под руку — и улыбнулась.
— Господа, прошу вас...
И тихо, сквозь зубы: 'Провалиться куда поглубже и не выползать оттуда'.
Но это уже никто не услышал, кроме Мечислава.
— Одну минуту, еще не все вышли, — поднял руку Альфонсо. И уже зло, повелительно, в сторону машины:
— Ты заставляешь меня сердиться, раб!
Упс?
Из машины вылез... почти выпал мужчина.
Я вдохнула — и забыла выдохнуть.
Боже мой!
Я помню, в каком состоянии нашла Даниэля. Я помню, что сделали с Вадимом. С Борисом. С Мечиславом. И думала, что представляю, до чего одно человеческое существо может довести другое.
Угу. А индюк думал, что плавать умеет. А потом вода в кастрюле закипела.
Что-то горячее и жесткое стиснуло горло.
— Юля! — донесся голос откуда-то издалека.
Я не слышала. Изнутри поднималась горячая и жаркая волна гнева. И я с радостью давала ей дорогу. Сейчас я понимала — что такое бешеная ярость. Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю... Есть. Только вот автор не знал, что человек иногда может стать этой бездной. А то, что двинулось сейчас к краю меня, оно мечтало... выплеснуться. И видит бог — накрыло бы всех.
Спас нас Мечислав.
Почуяв мое состояние, он крепко схватил меня за руки, прижал к себе, что было сил — и закрыл рот поцелуем, который выбил из меня остатки дыхания.
Голова закружилась. Поцелуй был жестким, даже скорее жестоким. Острые вампирские клыки до крови царапнули мне нижнюю губу, на языке появился привкус крови...
Воздуха не хватало, я задыхалась, но стиснувшие меня руки не давали даже дернуть головой...
Зеленые глаза смотрели серьезно и испытующе. Я могу соображать? Да? Нет?
Красный туман, застилавший глаза, чуть рассеялся. И Мечислав осторожно отпустил меня.
— Ты в порядке, малышка?
— Нет, — прошипела я. — Но все равно не дождетесь!
— Чего? — не понял вампир.
— всего! — отрезала я. и рискнула повернуть голову обратно, к Альфонсо да Силва.
Фашист... тварь.
Большой боцманский загиб, прямо-таки рвущийся с моих губ, не передавал и сотой доли моей злости, ненависти и отвращения.
* * *
Мечислав слегка нервничал. А если уж быть честным перед самим собой — вовсе не слегка. Что может отколоть Альфонсо да Силва — он прекрасно представлял уже лет четыреста как. А вот что может в ответ на его выходки выдать Юля?
Все, что угодно.
Вот в этом он ни капельки не сомневался. Как и в том, что его фамилиар — невероятно сильна, но не умеет себя контролировать в достаточной мере. Слишком хорошо он помнил, что случилось с Рамиресом. Если что — перья полетят и от Альфонсо, и от всех его защитников. Хоть танковую колонну здесь поставь.
Нет, Юля — не легендарный маг прошлого, не Мерлин и не Моргана. Но растет она хорошими темпами. Совершенствуется. И уже сейчас воздействует на людей и вампиров какими-то совершенно чуждыми ему методами. Хоть он и пытался разобраться — ничего не получалось. А как защищаться от того, что не понимаешь? Даже осознать как следует не можешь?
Но первая часть встречи прошла на удивление хорошо. Юля была просто паинькой. Разве что Годвин получил серебром по физиономии. Но так ему и надо. Мечислав сам бы поучил его хорошим манерам. Серебряной плеткой. Чуть позднее. Подчинять чужого фамилиара на глазах его (в данном случае — ее, Юлиного) хозяина — редкостная наглость. Но Годвин — один из самых сильных вампиров, не состоящих в Совете. И ему многое сходит с рук.
На этот раз не сошло бы — но и не понадобилось. Юля отлично справилась сама. Сначала чуть поддалась, а потом очнулась. И ответила. Шрамы теперь заживут не скоро. Неделя или даже две.
А вот потом все пошло не так...
Как он мог забыть, что Юля ненавидит тех, кто пытает и мучает людей?
При виде игрушки Альфонсо, в ее глазах полыхнуло такое бешенство, что Мечислав на миг ощутил непреодолимое желание все бросить и умчаться куда подальше. Потом можно вернуться и похоронить трупы.
Юля мертвенно побледнела, сжала руки в кулаки — и той связью, что образуется между вампиром и фамилиаром Мечислав понял — она теряет остатки самообладания.
И не просто теряет их, а перевоплощается, пусть внутренне, не внешне, но это и не так важно, во что-то страшное, темное, жестокое...
В существо, которое безумно. И одержимо одним желанием — разорвать палачу горло. А потом — и всем, кто окажется рядом. Просто потому, что такова его природа.
Минута, две — и чудовище окажется свободным.
И чудовищем станет его фамилиар.
Что будет дальше — неизвестно.
У вампира оставался только один выход. Он схватил Юлю в охапку, прижал к себе — и крепко поцеловал. Рука его уверенно легла Юле на затылок. Если чудовище все же рванется наружу, он просто вырубит девушку. Надолго, ненадолго — неважно. Пусть он останется один перед Альфонсо, ему не привыкать. Но и все останутся живы. Может быть.
Но решительных мер не потребовалось.
Юля тряхнула головой, высвободилась из его рук и оказалась вполне разумна.
Слава Богу.
Впрочем, Мечислав обрадовался слишком рано. Прием только начинался.
* * *
У меня были основания для самой черной ярости. Для безумного бешенства, которое накрывает тебя, словно прибой — с головой — и ты уже никогда не сможешь вынырнуть наружу. Были...
Вышедший из машины человек, вид которого привел меня в такое бешенство, он...
Он был высок, очень худ, буквально было видно каждое ребро, причем было видно, что это худоба не природная, а от голода, светловолос.... То есть седоволос. Сначала мне показалось, что он — блондин. Но когда он подошел к Альфонсо и встал рядом с хозяином, я поняла — он просто весь седой, как лунь. Белые волосы были собраны в разлохмаченную и достаточно грязную длинную косу, связанную на конце какой-то сомнительной веревочкой.
Я даже не знала, что было кошмарнее всего. Тело бедняги было сплошь покрыто шрамами, ссадинами, синяками, часть ран еще кровоточила, но мужчина не обращал на это никакого внимания. И никто другой — тоже. Среди вампиров это словно было в порядке вещей! Его спина, сплошь в шрамах от... что может дать такие шрамы? Плеть? Или кнут? Когда со спины просто сдираются широкие полосы мяса и остаются рваные раны с неровными краями? Я не знала — и знать не хочу. Разве что заставить палача отведать его же каши. Часть шрамов была довольно свежей, часть — вообще словно вчера оставили. Лицо — с неровными синяками и ссадиной на левой брови, сохраняющее равнодушно-тупое выражение. Абсолютное равнодушие. Этому человеку было все равно — жив он — или мертв. И уже давно. Из одежды на нем были только рваные штаны. Когда-то это, наверное, были джинсы. Но с тех пор их успели порвать, испачкать кровью и заносить до белого цвета. И ошейник. Тяжелый, металлический явно из серебра, иначе не было бы темной полосы обожженной кожи у него на шее, и... я пригляделась, ну да, так оно и есть.
С внутренней стороны на ошейнике явно были шипы или что-то еще в этом духе. Потому что из-под него постоянно сочились струйки крови. Небольшие, совсем небольшие. Но вампиры облизывались на несчастного, как коты на сало.
— Прошу прощения..., — без выражения произнес человек, поднимая голову.
На измученном, исхудалом лице, как два аметиста, сияли невероятного оттенка фиалковые глаза. Не обычные, человеческие. Но и не 'эльфийские' — раскосые и большие. Его глаза больше всего напоминали... что!? Я никак не могла понять, что в них странного! А потом осознала — его глаза были ближе всего к оборотням в звериной форме. Ни склеры, ни радужки... то есть вся поверхность глазного яблока — одна сплошная радужка. И узкая щель зрачка, пульсирующая в свете машин и фонарей.
Я вгляделась в его глаза. И ударом молнии пришло понимание — не вампир. Не человек. Не оборотень. А кто?!
Я всмотрелась внимательнее. И задохнулась от удивления. Аура этого существа была... настолько необычной, что не находилось слов для описания.
Вампир, оборотень — в основе все равно — человек. И аура будет похожа на человеческую. В контурах, в общих чертах... А тут было похоже, что в основе кто-то другой.
И больше всего это напоминало свернувшуюся кольцом змею. Я буквально видела мощное чешуйчатое тело, переливающееся всеми цветами радуги, тяжелую голову с острыми клыками, короткие мощные лапы... лапы!? Но...
Дракон!?
Похож...
Я пришла в себя, только когда раздался звук пощечины. Голова мужчины мотнулась назад. Я бы от такой пощечины и вовсе не встала — просто шея бы сломалась. А этот стоял. И даже не упал. И Альфнсо надменным тоном произнес:
— Остальное получишь потом, раб. Следуй за мной.
Подхватил поводок — и направился ко входу в клуб.
Я зашипела и вцепилась в руку Мечислава. Сейчас вампир был единственным, кто удерживал меня от приступа ярости и безумия. Мы оставались на крыльце, пока все гости не скрылись внутри — и это дало нам пару секунд с глазу на глаз.
— Кто это? — меня буквально трясло от ярости. Мне нужно было знать, что это за существо и почему оно позволяет Альфонсо так с собой обходиться. И Мечислав все понял. Зеленые глаза стали умоляющими.
— я тебе потом все объясню. Только прошу тебя — не сорвись. Держи себя в руках. Пожалуйста.
— Надо было с собой святой воды прихватить.
— Если ты убьешь Альфонсо — нам тоже не жить. Покушение на члена Совета — это все равно, что в вашего президента из пушки палить.
Я все отлично понимала. Но меня трясло от ярости. И чем дальше, тем меньше я могла себя контролировать.
— Черт! Молись, чтобы он меня больше не провоцировал.
Судя по лицу Мечислава — он готов был хоть сию секунду рвануться в церковь.
* * *
Альфонсо со свита уже был внутри. Вампиры и оборотни склонились в поясных поклонах — и застыли, ожидая, пока Его Мерзейшество не отдаст распоряжения распрямиться. Однако, Альфонсо не торопился. Он поглядел на нас — и светским тоном произнес:
— Вы неплохо устроились, Мечислав. Ты ведь перетащил сюда всю свою группу?
— Да, — вампир отвечал спокойно и даже чуть небрежно, но я чувствовала под пальцами напрягшиеся мышцы. Благо, под рубашкой не видно.
— Я слышал, у тебя тут были какие-то проблемы, покушения...
— А на кого из великих не покушались? — не выдержала я. И удостоилась ледяного взгляда Альфонсо. Такого, из разряда: 'Это что еще за лягушонка в коробчонке?'.
Я не возражала. Лягушки — они тоже бывают разные. Например — лягушка ядовитых стрел*.
Древолазы — лягушки у нас в стране практически неизвестные. С английского языка название этих лягушек переводится как лягушки ядовитых стрел. Это ядовитые существа, которые использовались индейцами Южной Америки для смазывания стрел и колючек, с помощью которых они охотились и вели войну. Но древолазы ядовиты только в природе. Они накапливают яд муравьев и термитов, которыми они питаются. Мелкие муравьи, мелкие термиты в тропиках достаточно ядовиты, и когда древолаз съедает за свою жизнь сотни тысяч этих насекомых, крошечные дозы яда накапливаются и находятся в слизи, выделяемой кожей животного. Лягушка водится в джунглях Южной Америки, в Колумбии, в бассейне реки Рио-Атрато. Под действием высокой температуры на ее коже появляется жидкость молочного цвета. Это и есть яд. Концы стрел смазывают этой жидкостью, а затем высушивают в тени. Яда, собранного от одной лягушки, достаточно для того, чтобы сделать смертоносными около 50 стрел. Животное, пораженное ядом и, оказывается моментально парализованным, и через некоторое время погибает. Яд лягушки, как и знаменитый кураре, абсолютно безвреден, если принять его внутрь. Однако при малейшей царапине во рту, в горле, в кишечнике или при язве желудка человек погибает. Никакого противоядия от яда этой лягушки не знают. Это самый сильный яд животного происхождения. Яды кобры и других опаснейших змей не идут ни в какое сравнение с ним, прим. авт.
