По имени Шерлок. Книга 3 (Черновик Закончен!)

Я на секунду замедлил шаг, вспомнив ребят, сидевших рядом со мной в конференц-зале, когда нам рассказывали сказки о сумасшедшем убийце.

Так вот, что же выходит, если предположить, что настоящей целью этого марафона было именно определение компании, которая поглотит две остальные, разве не логичным было бы ожидать от каждого, абсолютно каждого участника каких-то интереснейших сражений, сказочных приключений, чего-то абсолютно потрясающего, что должно захватить внимание зрителя?

Даже, если предположить, что в моем случае решили сделать ставку на необычность — все же, насколько я слышал от других воспитанников Учебного Центра, распространены были именно такие, шаблонно сказочные, приключенческие миры, с яркими, выпуклыми типажами персонажей — то все равно, это был бы огромный, ничем не оправданный риск. Ведь народ, в массе своей, весьма тяжело принимает что-то радикально новое, отличающееся от их ожиданий.

А тут — мрачный, промозглый город, никаких приключений, убийств драконов и спасений принцесс, какое-то жалкое копошение в грязи... Ну да, расследовал массовое убийство, раскрыл покушение и попутно совершил еще несколько дел, добрых и не очень. Но это же все не то! Ну, не верю я, что кому-то может быть интересно, как немощный и не особо сообразительный главный герой, ни шатко, ни валко, пробирается по миру, периодически попадая во всяческие неприятности. А если вспомнить, как я по нескольку дней валялся без сознания? Ну, какая тут может быть победа в конкурсе?!

Нет, не убедительно. Да к тому же, если вернуться в самое начало, то большие вопросы вызовет сам отбор. Почему из тридцати пяти тысяч потенциальных участников выбрали именно меня? Чем я так отличаюсь от остальных? И это должно быть важно именно для Протея, а не для проекта в целом. Что во мне может быть такого важного для искусственного разума, с которым я до конкурса никогда не имел никаких дел, и напрямую не встречался?

Вопросы, вопросы, вопросы... Куча вопросов, и ни одного ответа.

А смерти в реале? Как их приплести к этому всему? Кому и зачем могло понадобиться убивать игроков, которые возглавляли рейтинг, если предположить, что сам конкурс — лишь прикрытие для чего-то большего?

А эта непонятная сущность, которая говорила со мной? Кто или что это такое? Самостоятельный участник игры или всего лишь чья-то марионетка? И как ко всему этому привязать Протея? Кто он в этой непонятной ситуации — виновник, заложник?

Мои размышления прервал сильный удар, от которого я с размаху сел на пятую точку и некоторое время действительно наблюдал пресловутые "звездочки" перед глазами — яркие точки и росчерки, возникшие на периферии луча зрения.

Оказалось, что, увлекшись своим мысленным гаданием на кофейной гуще, я не заметил, как тоннель изменился. Из гладко-глянцевого, с сечением идеальной окружности, он превратился в обычный коридор, явно рукотворный, чуть шире плеч среднего мужчины, с потолком на уровне моего лба. И переход этот произошел не плавно, а довольно резко, благодаря чему у меня на голове уже через пару секунд надулась внушительная шишка.

— Эй, собака! Ты предупредить не мог? — морда Джоя выражала максимальное недоумение, на которое только была способна, намекая на необоснованность обвинений.

Я, кряхтя, поднялся на ноги, одной рукой ощупывая свой несчастный лоб. Мда. Подземелья, даже высокогорные, вовсе не то место, где можно вот так уходить в астрал — суровая действительность иногда слишком резко напоминает о себе.

— Ладно, дружок, не обижайся, я сам виноват. Давай, ищи дальше.

Пес радостно тявкнул, крутанулся на месте и пропал в глубине темного коридора. Я же, перед тем, как шагнуть за ним, наклонился и поднял с пола длинный, острый осколок обсидиана. Без какой-то задней мысли, просто на память.

Новый коридор тоже не отличался особым разнообразием, хотя и не был таким запутанным. Вернее сказать, он вообще не был запутанным, лишь пару раз изменив направление под небольшим углом. Основным же отличием от предыдущего было то, что при ходьбе я явно ощущал, что поневоле ускоряю шаг. Идти было очень легко и приятно — из чего можно было сделать вывод, что имелся небольшой, но постоянный уклон.

Помимо этого, справа и слева от основного прохода, стали появляться боковые ответвления. Приняв, поначалу, одно из них за обычную развилку, я из любопытства сделал пару шагов внутрь и оказался в небольшой комнатке, которая оказалась не чем иным, как погребальной камерой.

Крохотная, примерно три на три метра, она была абсолютно пуста, не считая целой кучи высохших тел, каждое из которых располагалось в персональной нише, выдолбленной в каменной стене помещения. По пять мумий, на трех стенах комнаты, не считая ту, в которой располагался проем, итого — пятнадцать в одной комнате.

Тела, в отличие от известных всем египетских мумий, не были забальзамированы, по крайней мере, на мой неискушенный взгляд. Они, скорее, просто высохли раньше, чем разложились, учитывая то, что тут был довольно сухой и бедный кислородом горный воздух. Да и запаха тлена я не ощущал, скорее, пахло пылью и чем-то древесным.

Бегло осмотрев одно из тел, я убедился, что, на первый взгляд, это обычные туземцы. Оружия рядом с ними не было, одежды, кроме драных набедренных повязок, тоже. То ли умершие были настолько бедными, что им нечего было взять с собой в загробный мир, то ли верования их при жизни сильно отличались от тех, которые я предполагал традиционными для большинства местного населения.

Ничего, что могло бы опровергнуть или подтвердить принадлежность покойных к племени вайтукку, пока тоже на глаза не попадалось.

Вернувшись в основной коридор, я принялся считать попадающиеся мне на пути ответвления, предварительно убеждаясь, что это именно погребальные камеры. Через пятнадцать минут неспешного шага, я насчитал их уже более двухсот. К тому времени, поняв, что они встречаются буквально каждый десяток метров, я перестал даже заглядывать в них, посчитав это бессмысленной потерей времени.

Однако что-то не давало мне покоя, и связано это чувство было именно с телами покойных. Учитывая, что в каждой камере было по пятнадцать мумий, то, выходит, позади их уже около трех тысяч. Если предположить, что каждого последующего усопшего клали по очереди, все дальше и дальше от входа, то, сколько лет я уже прошел? Двадцать? Пятьдесят? Может, и все сто, все зависело от изначальной численности племени. Вряд ли их было так уж много.

Окликнув Джоя, я вновь заглянул в одну из камер, на этот раз в ту, которая располагалась слева от меня. И понял, что решение было правильным.

Во-первых, сами мумии уже значительно отличались от тех, которые я нашел первыми. Возможно, это был лишь обман зрения, но мне показалось, что сами костяки были как-то, крупнее, что ли... Те, первые тела, выглядели мелковатыми даже по сравнению с уже виденными ранее туземцами.

Они по-прежнему были одеты лишь в набедренные повязки, но на запястьях и пальцах я заметил несколько потускневших медных колец. У одного тела, крупного, относительно рослого, явно воина при жизни, я обнаружил нож с костяной ручкой и гравировкой в виде примитивного растительного рисунка.

Но самая интересная находка ожидала меня у другого тела. Маленький, хрупкий скелетик — ребенок, лет пяти. Он сжимал в руке игрушку — крошечную заводную птичку. Мне пришлось потрудиться, чтобы достать ее из стиснутого кулачка и не переломать тонкие косточки.

Ключик торчал из спинки и я, затаив дыхание, повернул его. Игрушка тихо застрекотала, крылышки несколько раз поднялись и опустились, затем застыли. Очевидно, механизм заклинило. Попытки повернуть ключ ни к чему не привели, а времени, да и возможности починить ее, у меня сейчас не было.

— Прости, малыш. Я сломал твою игрушку... — я протянул было руку, чтобы положить птичку обратно в нишу, однако, еще на мгновение задержался.

Внимательно, пристально всмотрелся, в надеждой увидеть скрытое, и... Да! Окружающая действительность отступила, и передо мной послушно предстали полупрозрачные картины прошлого.

Первое, что я вижу — это лицо очень старого человека, туземца, он склоняется над какой-то работой. В руке у него неизвестный инструмент, на голове кожаный ремень, который держит какое-то странное устройство, состоящее из целой системы линз, скрепленных вместе. Очевидно, это тот самый мастер, который и сделал игрушку.

Вторая картина — смеющееся лицо ребенка. Теперь я вижу, что это девочка, в темные кудрявые волосы вплетены яркие бусины.

И, наконец, последняя. Та самая комната, в которой я стою сейчас. Старая женщина, изможденная, худая, одетая в невообразимое тряпье, стоит возле ниши с цветущей веткой какого-то дерева в руках.

Я молча положил игрушку возле ребенка, мысленно еще раз попросив прощения. Больше мне тут делать было нечего — подтверждение было получено. Это действительно были погребальные покои племени вайтукку, больше никаких сомнений не оставалось. Неосознанно стараясь ступать как можно тише, я снова вышел в коридор.

Джой, которому наскучило сидеть на одном месте, радостно рванул вперед. А я, шагая вслед за ним, поневоле задумался — а какими же на самом деле были эти люди, которые жили рядом с живыми механизмами? Какими они были раньше, много лет назад, во время своего процветания?

Прошло приблизительно минут десять, когда я начал замечать, что коридор вокруг меня изменился. Он все еще был узким и невысоким, но, когда я поднес спичку к стене, то обнаружил, что вместо следов инструментов и сколов, его украшают самые настоящие барельефы.

Остановившись, я принялся рассматривать один из участков, и вскоре понял, что на них изображено не что иное, как обыденная жизнь людей племени вайтукку. И чем дальше я проходил, тем больше ощущал, что у меня практически поднимаются волосы дыбом от удивления.

На искусно высеченных барельефах, было изображено, очевидно, далекое прошлое этого племени, время самого их расцвета. Я с удивлением разглядывал, хоть и грубоватые, но, тем не менее, узнаваемые рисунки различных животных — собак, кошек, каких-то фантастических птиц... Были там и дракончики. Увидев на стене это существо, которое, если доверять масштабу изображения, было совсем небольшим, я поневоле ухватился рукой за свой амулет.

Но, помимо понятного, были и странные механизмы, предназначение которых вот так, сходу, мне разгадать не удалось. Вот этот, массивный, с четырьмя ногами-колоннами, больше всего напоминал древний робот-погрузчик, предназначенный для работы в условиях экстремального давления. Тут, возможно, он использовался для переноски тяжестей, или для пахоты... А, может быть, при строительстве.

Вот этот — со странными устройствами на концах "рук", напоминающими дисковые пилы... Для чего он? Валить лес? Прорезать тоннели в скале? Или кромсать этими дисками врагов?

И сколько еще непонятного, интересного... И как назло, просто абсолютно нет времени, до чего ж обидно!

Тоннель, меж тем, начал спускаться вниз заметно круче. Опасаясь, что впереди может обнаружиться неприятель, так как наш поход сквозь горы явно подходил к концу, я подозвал Джоя. Услуги его чуткого носа больше не требовались, ведь за все время путешествия по этому участку, у меня ни разу не возникало даже шанса свернуть не туда — дорога вела только прямо.

И вот, наконец, я заметил, что и воздух стал ощутимо свежее, явственно повеяло легким ветерком, и моя спичка уже не являлась единственным светочем в это мрачном царстве — коридор впереди меня явно был светлее того, что оставался сзади.

А вот теперь стоило быть максимально аккуратным. Учитывая, что выход рядом, скорее всего, весьма велик риск вскоре наткнуться на охрану, которая наверняка тут имеется.

Поэтому, вместо того, чтобы продвигаться дальше, я снова свернул в ближайшую комнатку. Тому было две причины: во-первых, мне хотелось собраться с мыслями и обдумать дальнейшие действия; во-вторых, если я прав, то это был последний шанс, чтобы еще раз попытаться заглянуть в прошлое этого племени, только на этот раз нырнуть еще глубже.

На пороге очередной погребальной камеры я остановился, по-настоящему шокированный увиденным. Нет, там не лежали инопланетяне, или верблюды — это были все те же, давно покойные туземцы. Но как они изменились!

Теперь уже никаких сомнений, все костяки — останки отлично сложенных, здоровых, широкоплечих, явно хорошо питавшихся при жизни людей. Завернуты они были в несколько слоев ткани. И ткань эта довольно прилично сохранилась в некоторых местах, дав мне возможность рассмотреть ее довольно подробно. Судя по равномерной толщине нити и плотности плетения — это было не что иное, как прекрасный образец не ручного, а машинного ткачества!

Машинное ткачество глубоко в джунглях, где большинство местных жителей не знакомо даже с примитивной обработкой металла и живут, в прямом смысле слова, в каменном веке. Да что там говорить, я уверен, что тут есть племена, которые до сих пор и огня не знают! Или это я уже загнул?

Следующее, на что я обратил внимание — обилие украшений. Очень тонкой работы, ажур, кружевная филигрань, браслеты, кольца, серьги, нагрудные пластины с красивейшей гравировкой — каждый скелет был увешан ими с головы до пят.

Выходило, что верования тут не при чем, учитывая, что более древние покойники уходили в загробным мир полностью укомплектованными — нарядными, украшенными и вооруженными. Ножи, а также духовые трубки лежали у каждого тела. Очевидно, что у туземцев, умерших позже, просто ничего не было за душой при жизни.

Самую же интересную находку обнаружил вовсе не я, а Джой. Именно он заинтересовался небольшим свертком, лежащим в отдельной нише, в самом низу, справа от входа. Я даже не собирался подходить туда, предположив, что снова увижу скелет ребенка — а это вовсе не то зрелище, которое я хотел бы наблюдать так часто.

Однако это оказался вовсе не ребенок. Отвернув край прекрасно сохранившейся ткани, я увидел великолепно, точно, до малейших подробностей воссозданную латунную голову собаки, венчавшую собой раздавленный, практически разорванный пополам корпус, из которого, словно внутренности, торчали винтовые и плоские пружины, шестерни и кулачки, искореженные, перекрученные валы и шатуны — все то, что прежде составляло единый механизм.

Одна нога отсутствовала вовсе, другая была сломана пополам. Вообще, характер повреждений говорил о том, что собака явно стала жертвой какого-то катаклизма — возможно, такой результат могло бы дать падение с огромной высоты на скалы...

Но самое интересное в этой находке была не сама собака, а то, что лежало с ней рядом. А было это не что иное как огромная, латунная же, кость.

Учитывая тот момент, что механическая собака не требовала еды, и, уж тем более, точно не питалась металлическими костями, можно было сделать вывод, что это — ее игрушка. То есть, пес был не простым механизмом, а настоящим, живым, одушевленным. И то, что его упокоили рядом с телами людей, да еще и позаботились о том, чтобы было чем развлекаться в посмертии, говорило о многом.