— Я и так легко догадаюсь. Тот, кто тебя забрал из хижины, верно? Если бы он просто приехал тебя выручать из ссылки, не оставили бы амулет. Вы после виделись?

— Да...

Все равно ведь поймет.

— Хорошо, — откликнулся тихо и, как ей показалось, удовлетворенно. — А как ты здесь оказалась?

Иэх! — сердце заложило такой вираж, что охотничий сокол бы позавидовал. Забыла... Гадала, как будет с ним разговаривать, если встретит, что не подумала — нельзя все свои фигуры сразу ставить на доску. А врать нельзя, он поймет.

— Лучше ты сначала скажи, зачем выпускаешь нежить за мной гоняться.

— Ладно.

— Что? — растерялась девушка — не ожидала согласия.

— Я говорю — ладно, — покладисто согласился он. — Ты до сих пор не в себе, может, это тебя успокоит...

И рассказал про переворот.

Нээле сидела, как пришибленная. Нет, только не Нэйта, пожалуйста!

— Жалеешь? А ведь тебе от обоих Домов досталось.

— Не от обоих... если бы только не ты...

Он переплел пальцы.

— Если бы не я, вышивала бы ты сейчас где-нибудь в мастерской подле Осорэи, и цветы носила на могилу своего приятеля. Кстати, где он теперь?

— На войне, — ответила она сухо. Не уточнила, какой. — А ты почему здесь, вдали от... самого интересного?

— Из-за тебя, — вздохнул он. — А там я сделать сейчас ничего не могу. Меня не должны считать участником заговора — потом, когда все утрясется. И пока пришлось бы играть по их правилам.

— Чтобы ты да не сумел правила нарушить, — пробормотала девушка, чуть отвернувшись.

— Смогу, но будет уже поздно — люди узнают не то, что я хочу им сказать.

Сова надрывно и гулко вскрикнула над головой; Нээле невольно еще подалась к Энори, ухватила его за рукав.

— Со мной тебе нечего бояться.

— Кроме тебя...

— Нет, — сказал он. — Но просто заверениям ты не поверишь, а поверишь ли, если я опять повторю — ты отмечена редким даром?

— Верю, — вздохнула Нээле. Отстранилась от Энори, обхватила себя руками.

— Тогда слушай дальше. Тебя испугал приход к власти Нэйта? Они вряд ли надолго. Столице надоела независимость севера, во многих провинциях главами назначаются люди, верные трону. Так будет и здесь. Нэйта никогда не станут на колени перед правителем... да если и захотят — не смогут. Хинаи ждет еще одна сильная встряска; сюда уже прислали войско из Окаэры, думаешь, только для помощи генералу? Не знаю, кто из прежних Домов уцелеет... — он задумчиво поднял глаза, проводил что-то невидимое девушке — сову или летучую мышь. — Я не знаю, как все пройдет. Но потрясения будут большими... А у тебя есть дар предвидения. У каждого человека, похоже, бывают вспышки его, но по сравнению с тобой — это капли рядом с глубоким озером. Кажется, ты до сих пор не научилась с ним управляться, я чувствую твое сомнение. Но обучить тебя будет несложно.

— О нет! — Нээле сжалась и чуть подалась назад, в страшную темноту, где бродила мертвая женщина. — Я помню твое обучение!

— Это не было обучением, что ты. Только проверка, попытка вытащить дар из глубин. Если захочешь сама, я найду более легкий и безопасный способ.

— Хочешь, чтобы я предсказывала для тебя?

— Нет, конечно. Ты нужна будешь людям. Молодая красивая девушка, отмеченная Небесами, которая появилась на волне больших перемен... но одна ты не выплывешь, слишком многим станешь интересна, и этот интерес не всегда будет добрым.

— И поддержку ты предлагаешь свою... и что с этого будешь иметь ты?

— С твоей помощью я сумею вернуться.

— Тебя считают мертвым.

— Уже не все, теперь по-любому что-то делать придется.

— Тебе нужна власть над провинцией? — удивилась Нээле.

— Не говори ерунды, это последнее, что могло бы придти мне в голову. Но я... привык к этим людям. Я хочу продолжать жить среди них. А значит, надо сделать это удобным для себя. Я повторю — жить по чужим правилам для меня невозможно.

Что-то в лице Нээле, видно, подтолкнуло его пояснить:

— Я не хочу убивать. Но, чтобы не делать этого, мне понадобится замена, такая, как людская любовь.

— А если всеобщая ненависть?

— Это сузит мои возможности, — ответил он с мягкой улыбкой. Так удивительно было сидеть сейчас с ним... и уже волноваться не больше, чем в своей комнатке в Эн-Хо. Сон наяву... странный, но не кошмарный.

— Тебе нравилось вызывать разные чувства.

— Да, как приправу к блюдам. Но нельзя питаться одними приправами.

— Но тебя и без меня любили, и сильно. Тут я ничего не смогу прибавить. Сама-то не слишком умею... — вздохнула невольно.

— Если бы я мог просто вернуться, не вызывая никаких подозрений! Но переворот дает шанс... только нужно показать, что им я необходим, а не желая считаться со мной они прогадают.

Нээле отвернулась от огня, дождалась, пока едва уловимый ночной ветерок овеет разгоряченное лицо, стряхнула побежавшего по запястью муравья. Такого разговора не ожидала. Она настолько ему нужна? О таком подарке Нээле даже не мечтала. Значит, она может попытаться ставить условия... Думала предложить обмен... но он сам нуждается в ее согласии! Да, это и впрямь настоящий подарок. Только с чего же вдруг всему телу стало так зябко, ведь у костра сидят...

А Энори продолжал, неторопливо и чуть отрешенно, по прежнему глядя то ли в огонь, то ли в ночь:

— Мне в общем-то все равно, кто здесь будет править. А ты нездешняя, в тебе нет впитанной с молоком верности местным Домам, какой бы знак они ни носили.

— Думаешь, люди Столицы потерпят твое влияние?

— Э, я сумел управиться с войском рухэй, а они — другие, не здешней крови. Нескольким сановникам и их свите, которых сюда пришлют, не с руки будет поднимать против себя весь народ, — и, без перехода: — Ты дрожишь. Замерзла? Ложись лучше спать. Утром здесь будет прохладно, устраивайся возле костра, я оставлю лишь угли.

И добавил:

— Ты подумай. Слово, сказанное вовремя, вера во что-то могут свернуть горы. Уже очень много крови пролилось, на войне и не только... стоит ли продолжать?

Хорошо, что в одеяло можно было закутаться с головой. А еще лучше было бы, приди ночью та женщина...

Его слова звучали разумно. Мало того, они звучали заботой о людях. И было, с чего поверить — ведь раньше его поступки и впрямь несли благо.

Нарочно ли он попал в самое уязвимое место?

Так мечтала о знаке судьбы, о том, чтобы исполнить волю Небес.... И вот он, желанный знак? Бедная девочка из мастерской спасет от смуты провинцию. Куда уж просить о большем!

По лицу покатились слезы, и она, чтобы не всхлипнуть, не привлечь его внимания, уткнулась в согнутую руку.

Когда рассвело, Энори ее разбудил, присел рядом.

— Здесь неподалеку отряд, — сообщил он. — Мой знакомый сотник со своими людьми уничтожил остатки рухэй. Я отправлю тебя с солдатами в Сосновую, потом заберу. Ты успела подумать?

Нээле села, растерянно пригладила волосы, вдыхая утреннюю прохладу. Она разве спала? Видимо, да... Подняла глаза на Энори: вот он точно не спал, он не спит никогда, если не ошиблась Лайэнэ.

Самый серьезный, самый страшный противник был сейчас перед ней. Его не одолеешь с помощью словесных уловок, сегодня, во всяком случае. Но он хочет развить ее дар, возможно, подпустить к каким-то своим делам... вот тогда, может быть... только о том и стоит молиться. А если нет, остается последний выход. Уж умереть-то она сумеет... наверное.

— Я согласна, — сказала она, — Но у меня есть условие.

— Говори, — улыбнулся, а глаза стали слишком внимательными, и, кажется, посветлели.

— Дай слово, что исполнишь мою просьбу.

— Какую?

— Сперва пообещай...

— Нээле, милая, не пытайся переиграть меня на этом поле. Просто скажи, что тебе нужно. Я обещаю, что постараюсь, если это не принесет вреда уже мне.

Его взгляд и голос выражали одно — ты мне нужна, я хочу и готов идти тебе навстречу. Теплый такой голос. Нээле стало тоскливо, словно она малышка и заблудилась в тумане. Сорока села на ветку, вроде бы ту, откуда вчера кричала сова, завертелась, вспорхнула — и нет ее. Одиночество подступило, будто сорока могла чем-то помочь. Готов, да... но как его обязать? А она уже здесь, никуда не деться. Не скажешь "согласна", иначе ведь добьется своего.

— Я хочу, чтобы ты не причинил вреда моим друзьям, брату Унно и Лиани. Или ищи другую провидицу.

— Ага, все-таки он отыскал тебя... Он и забрал тогда на севере, верно? — Имя Энори не удивило. Он ласково выпутал ее руку из складок одеяла, накрыл своей ладонью. — Нээле, подумай сама, я не могу вслепую поставить их благополучие выше своего. С чего тебе понадобилась эта сделка? Расскажи больше. Не бойся говорить, я же сказал — постараюсь.

Не видела его таким. Очень серьезным... нет, не то слово. Были моменты, когда хотел ее убедить, но теперь... словно действительно принял ее желания.

— Мои друзья охотятся за тобой, — запнулась, не решаясь продолжить. Руку не отняла. — Они знают, кто ты, и о твоей связи с рухэй...

— И о том, что я же и навел на остатки их отряда наших воинов?

— Нет... это правда? — девушка растерялась. Ах, да, он же только что сказал про знакомого сотника... Но нет, вряд ли знают, и это неважно.

Произнесла это вслух.

— Попытаются убить? — спросил Энори с интересом.

— Нет... не совсем, это им не по силам.

Отчаянно вскинулась, но он ничего не сказал, внимательно слушал. Обреченно продолжила:

— У них есть освященные монахами стрелы. Ты, если вдруг попадет к тебе такая стрела, не сможешь ни спрятать ее, ни сломать, даже прикоснуться не выйдет. Если на ней останется твоя кровь, монах возьмет ее и отнесет снова в Эн-Хо. Ты придешь следом. Против целого братства тебе не выстоять.

— И как они намерены меня отыскать? — удивился Энори.

— Гребень. С ними... муж этой женщины. Он ради нее дал согласие...

Помянутый гребень появился в руке Энори словно из воздуха, блеснув камешками. Хрустнула резная кость.

Нээле ахнула.

— Что тебя испугало?

— Так... быстро...

— Незачем ждать, чтобы они нашли мой след.

Девушка не сводила глаз с обломков, упавших в траву.

— Она... умерла?

— Более-менее. Тебя это так потрясло?

— Я просто...

— Вижу, — с коротким вздохом он подобрал обломки и бросил на погасшие за ночь угли. — Ты же сама сделала то же самое год назад.

— Я спасала свою жизнь.

— А я нет? Но хорошо, как бы ты поступила с нежитью-людоедом? Что ж, я ведь смогу ее вызвать опять, если понадобится.

— Не надо! — воскликнула девушка. — Оставь уже ее душу в покое!

Он медленно склонил голову, словно в знак почтения... или скорби по той, кто в очередной раз умерла.

Нээле молчала, избегая смотреть на костровище — и тянуло посмотреть на них, туда, где поблескивало черное костяное кружево. Он же прав. Но Энори с этой женщиной... были союзниками? Или нет? Но он прав...

— Ты сдержишь слово? — спросила онемевшими губами. — Мои друзья...

— Я сделаю так, чтобы они не мешали мне, но постараюсь устранить помеху без вреда для них. Такое тебя устроит?

— Пообещай, что в любом случае... не тронешь их души.

Тишина повисла, кажется надо всем лесом, только невдалеке сорока потрескивала и где-то захлебывалась тонкой трелью неведомая птичка.

— Хорошо.

И снова тишина, сорока и птичка. Так бы всегда.

— Возможно, тебе тоже придется что-то им объяснить. Ты к этому готова?

Нет, разумеется. Как им в глаза-то смотреть?

— Да, готова.

Так быстро — еще кажется, и не было ничего. Было... Слово — как упавший с дерева лист, еще земли не коснулся, но, каким бы ни оставался зеленым, жизнь для него закончилась.

— В Сосновую ты направишься без меня, я выведу тебя на солдат и научу, что сказать. Так будет лучше для всех, и я подумаю, как поступить, и ты.

— Вернешься в Осорэи? — догадалась девушка. — Заговорщики?

Он молча кивнул.

— И мальчик.

— Он тебе еще интересен?

— Он умирает, — тихо отозвался Энори. — Я дал ему много сил, но меня рядом нет...

Девушка не решилась продолжить расспросы, вспомнила о другом:

— Но если меня решат забрать из Сосновой... друзья? — имя выговорить не смогла.

— Ты же не маленькая. Не пойдешь, и все. Твой свободный выбор, разве не так? И еще. Теперь, с этой ночи, на тебе моя метка, — рука девушки непроизвольно вскинулась — то ли поиск, то ли попытка закрыться: — Ты не увидишь. Монастыри теперь не для тебя. Да я и узнаю.

Глаза так и остались сухими. Странно, а ведь раньше слезы текли по любому поводу. Она закрыла глаза, ощутила прикосновение, объятие, нежное, успокаивающее. Едва ощутимый аромат зеленых яблок и хвои.

Словно там, она снова в подвале... снова? Нет, никуда и не выходила.

Не хотелось ни вырываться, ни даже отстраняться.

"Значит, я предназначена тебе. Что ж, это оказалось не так уж страшно. Стоило ли убегать..."

Йони-недотепа был солдатом, сколько себя помнил. Не то что бы он прожил очень долгую жизнь, всего-то перевалило за третий десяток, но еще совсем юного его ранило в голову, и он, как ни странно, выжил, а о прошлом забыл. И, кажется, нечему было огорчаться — по рассказом других, он пришел на службу сиротой и даже братьев-сестер не имел.

Невысокий и хлипкий, он вдобавок вечно попадал в неприятности. В приграничный гарнизон Окаэры, отгонять редких кочевников, разумеется, послали именно его в числе прочих неудачников. Он, возможно, и предпочел бы сражения, но получил лишь всеми забытую крепость среди лысых, покрытых чахлой травой холмов, скудное продовольствие — лучшее офицеры забирали себе — и бессмысленные изматывающие дни. За исключением случаев, когда в карауле находился он — тогда и случались набеги.

Каждый заканчивался выпущенной с обеих сторон тучей стрел и несколькими ранеными и убитыми. Обе стороны оставались довольны — молодые кочевники испытали свою храбрость, а солдаты развеяли скуку.

Да, довольны — все, кроме Йони. Его обычно наказывали то за промедление с сигналом, то за недосмотр, то просто так, по привычке.

И сейчас он был почти счастлив, оказавшись среди лесистых холмов другой провинции, счастлив, несмотря на изматывающие переходы, день ото дня все более злое командование и близость настоящей войны. Он не был героем и даже не был смелым, но очень уж не хотелось прожить жизнь напрасно и ничего не сказать, когда предки спросят его о прошлых заслугах.

Гонял коршунов и ворон, трижды был пустяково ранен, набитой морды и вовсе без счету... за такие заслуги от него отвернутся, пожалуй.

Порой закрадывались мысли и вовсе невозможные — перебежать бы в ставку генерала Таэна, хоть выгребные ямы там чистить. Даже офицеры в окаэрском войске о генерале, хоть и скрипя зубами, все же говорили много хорошего. А солдаты мало что знали, готовы были поверить и в то, и в другое — вот Йони в хорошее и поверил.