Беглецы. Исход

Нарушив все правила радиообмена, Серёга, похоже находящийся рядом, не может сдержать эмоций.

— Откуда ты это взял?

— У меня в подвале сидит в камере чрезвычайный и полномочный комиссар ССТ по иностранным делам. Она из Океании, хотя тщательно скрывает это.

— А, чёрт! И тут торчат уши пиндосов!

Я коротко смеюсь про себя:

— Серый, ты забыл, что Пиндостана здесь нет.

— Да мне по барабану!

— Лучше скажи, что с ней делать?

— Млин, Брум! Да что хочешь! Её бы сюда, к нам! Быстро бы всё выпотрошили! Но ты не сможешь доставить её на побережье, а светить 'двадцать шестой'... Сколько ты сможешь её продержать?

— Да сколько надо, столько и просидит.

Кажется, у Серго отлегло на душе.

— Тогда держи её пока у себя. Мы будем готовить 'Свободу' в рейс. Либо в Рангер, либо в Харар. Сможешь доставить комиссаршу туда?

— Думаю, да. Только известите о дате и точном месте прибытия.

— Разумеется.

Пауза. Потом следует вопрос:

— Ты то сам как? Не трогают?

— Пока не очень. Так что могу ещё находится здесь. А у вас как дела?

Короткий смешок в микрофон:

— Аллия требует восстановить 'Бисмарк' и прибыть в Русию для восстановления власти Императора.

— Где она его возьмёт? Или собирается родить? Кстати, как её беременность?

— Никак. Это была утка. Газетчики всех обманули.

— Понятно. Значит, она желает сама воссесть на трон.

Теперь смеются на той стороне:

— Не угадала. Она предлагает трон мне.

— Что?!

Я захлопываю отвисшую челюсть, потом справляюсь с шоком.

— Ну, знаешь!..

— Знаю-знаю. Не переживай. Удачи тебе. Конец связи.

— Конец связи.

Рация выключается, и я спускаюсь в подвал, где на удобных скамейках сидят в ожидании слуги и гости.

— Всё в порядке, пока можно выходить. Война далеко. Так что можно не беспокоиться.

Странный взгляд Аоры. Облегчённые выражения лиц у слуг и служанок...

— Сола. Быстренько сооруди мне пару бутербродов с ветчиной и кофе. Потом занимайтесь своими делами. Я — спать.

Повариха проскальзывает мимо меня, спеша на кухню. Остальные неспешно тянутся за ней. Юница трёт глаза кулачком. Когда я вошёл — она спала на скамеечке... Проходя мимо меня баронесса снова бросает на меня тот же странный взгляд.

— Вы что-то хотите от меня?

— А? Нет-нет. Вам показалось.

Она вздрагивает от неожиданности, но справляется с эмоциями. Слуги уже вышли наверх, дочка женщины тоже, фактически мы с ней остались вдвоём. Баронесса застывает на мгновение. оборачивается ко мне, затем зло произносит:

— Я вижу, что вам понравился бесстыдный наряд комиссара?

— Бесстыдный? Госпожа, вполне нормальный и приличный наряд. Женщины моей страны зимой одеваются точно так же.

Неожиданный ответ смущает баронессу. Та опускает голову:

— Извините. Я не подумала.

Машу рукой. Так тебе и надо. Не лезь в чужой монастырь со своим уставом...

...Последнее дело. Открываю двери, ведущие во второе отделение подвала. Туда, где находится камера, в которой находится госпожа комиссарша. Заглядываю в глазок двери. Та лежит в той же позе, что я и оставил, но дыхание ровное, грудь мерно вздымается. Значит, действие нейротоксина уже прошло, и она просто спит. И хорошо. Снова закрываю отделение и поднимаюсь в зал. Сола уже тащит поднос в хлебом и тонко порезанной ветчиной в тарелочке. Пахнет кофе. Быстро перекусываю, затем удаляюсь наверх, в свою спальню. Спать. Спать. Спать...

...Просыпаюсь от заполошной стрельбы за окном. Поскольку спал я не раздеваясь, просто скинув берцы, через мгновение я уже лечу на чердак. Створки амбразуры послушно расходятся, и я вижу... Мда. Невесть откуда взявшиеся баррикады на выходах к площади, озаряющиеся огоньками выстрелов. А с другой стороны, как я понимаю, нападающие. Фронтовики. Это чувствуется сразу по их поведению и манере боя. Быстрые перебежки, экономные скупые движения, выстрелы, попадающие без промаха в цель. То один, то другой защитник баррикад вскидывает руки опрокидываясь навзничь, либо застывая неподвижно. Засекаю расчёт полевой пушки. Бойцы быстро, прикрываясь щитом, перекатывают оружие на позицию, почти мгновенно закрывается затвор. Наводчик экономными движениями производит прицеливание. Выстрел! Ствол откатывается назад, блеснув на мгновение тусклым накатником, густо смазанным маслом, и над баррикадой вспухает облако разрыва. Вверх летят обломки, куски тел. До меня сквозь звон выстрела в ушах доносится дикий вой. Не успел я ещё толком рассмотреть последствия попадания, как тут же рядом разрывается второй снаряд. Ба-бах! Есть! Молодцы, ребята! Метко! Но что это там за шевеление в глубине улицы? Броневики! Угловатая машина медленно ползёт по засыпанной снегом улице, её подталкивают люди, когда та начинает буксовать на литых колёсах. Вот она уже почти на линии баррикады, шевелит башней, готовясь открыть огонь, но тут её в морду влипает снаряд. Браво! Прямое попадание! Мощный взрыв, дым, во все стороны летят обломки. Когда чуть проясняется, вижу разбросанные повсюду тела, алые лужи, бесформенные куски металла и чадно горящее шасси. Огонь жадно лижет каучук покрышек. Чья то мёртвая туша торчит наполовину из огня, но ей уже всё-равно. Между тем солдаты устремляются вперёд — дорога проломлена и они не собираются отдыхать или задерживаться. Чёрт, но до чего же красиво! Впрочем, после стольких лет на фронте выжили лишь самые самые... Несколько минут, и лишь разбросанные тела, да догорающие останки бронемашины остаются на месте. Тёмные силуэты бойцов уже далеко впереди. До меня доносится треск пулемётных очередей, впрочем, почти мгновенно замолкающих после очередного выстрела из пушки. Фронтовики действуют на редкость умело и грамотно, подавляя очаги сопротивления полевой артиллерией и обходя крупные отряды с флангов. Всё верно — они стремятся уничтожить руководство, заседающее сейчас во Дворце. Отруби голову, что тогда сможет сделать тело?

— Ваша светлость!

...Как же не вовремя! Что ещё нужно Горну? Открываю двери наблюдательного пункта. Впрочем, он не является тайной для слуги.

— Что?

— Дамы интересуются, не надо ли им спуститься снова в подвал?

— Нет. Пусть не переживают.

Бросаю взгляд на часы.

— Думаю, минут через тридцать уже начнут штурмовать дворец.

На лице Горна появляется слабая улыбка. Он кивает, и собирается уходить, но я задерживаю его.

— Как там настроение?

Он понимает, о чём я.

— Беспокоятся. И боятся.

— Ничего страшного. Думаю, скоро всё успокоится...

Мажордом уходит, а я вновь прилипаю к окулярам. Всё верно. Бой уже идёт возле Дворца, судя по звукам и дымным столбам. Лихо работают ребята. Ой, лихо! Ну, больше ничего интересного не будет. Пока. Так что можно спуститься и поужинать. Ну и женщин успокоить. И... Отнести Хьяме поесть. Не хватало, чтобы ещё померла с голоду. Улыбаюсь про себя... Меня встречают внизу со встревоженным выражением на лицах.

— Что там творится, эрц? Окна закрыты наглухо, и мы ничего не знаем...

Делаю останавливающий жест, и Аора умолкает. Юница смотрит на меня тоже... Вопрсительно...

— Практически всё закончилось. Фронтовые части уже штурмуют Дворец, где заседал Совет. Так что, думаю, скоро всё закончится. Уже очень скоро, баронесса.

Её лицо озаряется слабой улыбкой, и она несмело произносит:

— Значит, скоро восстановят порядок, и мы сможем вернуться на Родину?

Жаль её расстраивать, но придётся:

— Думаю, порядок в Русии наведут не так скоро. Страна велика, а солдат не так много. К тому же остаётся много открытых вопросов, например, что будет решено с Войной. Кто станет у руля власти. Да мало ли? К тому же...

После короткой паузы добавляю:

— Я не уверен, что корни переворота выкорчеваны. Наверняка остались те, кому не по нраву прежняя власть...

Аора вздыхает, ласково прижимая к себе дочь.

— Вы правы, эрц... Но как бы я хотела оказаться в безопасности, дома...

— Вам ничего не грозит, пока вы здесь. Могу вам это гарантировать. Так что остаётся только подождать, пока вокруг немного не успокоится и не определится с дальнейшей судьбой Империи.

Женщина кивает в знак согласия, а я захожу на кухню — там дым столбом, образно говоря. Обе моих служанки готовят ужин, один из ребят подкидывает дрова в топку, второй что-то шьёт. Что интересно, все портные в Русии — мужчины. Не знаю, с чем это связано, но вот так. Дело женщины — кухня, муж, ну и дети, естественно. А вот шитьё, медицина, и прочее — чисто мужские занятия. Так что различия есть...

— Сола, после ужина сделаешь с десяток бутербродов. Я отнесу их госпоже комиссарше.

— Она ещё здесь?!

Настоящий ужас на лице поварихи.

— Да. Внизу. Заперта в подвале.

— Ваша светлость! Но она же...

Машу рукой.

— Она связана и на цепи. Так что не волнуйтесь. Потом я передам её законным властям. А пока...

Обвожу всех грозным взглядом, от которого слуги даже становятся меньше.

— Помалкивайте. Ясно?

-Да, ваша светлость!

Едва ли не хором отвечают мне. Вот и ладно. Портной, бросив на меня опасливый взгляд, собирает своё шитьё и бочком-бочком исчезает из кухни.

— Золка, куда это он?

Девушка нехотя отвечает:

— У нас и так по хозяйству куча дел, ваша светлость, а госпожа баронесса отдала перешивать ему своё платье...

— Платье?

Мои брови удивлённо лезут вверх. Девушка кивает.

— Вчера Стан бегал к ней в дом, забирал её имущество...

Так вот куда мотался парнишка? Усилием воли подавляю вспышку недовольства. Чего тут злиться? Если только, что слугу послали без моего ведома. А так — всё верно. Не могут же женщины носить одно и то же, не меняя. Ладно. Машу рукой.

— Не злись. Всё нормально.

Зола молча отворачивается к разделочной доске, на которой шинкует мясо. Да и мне неплохо бы снять, наконец, камуфляж, и принять душ. Да и щетина у меня на подбородке уже грозит превратиться в бороду... Чем я и занимаюсь в оставшееся время...

Ужин проходит спокойно. На баронессе действительно другое платье. Не то, глухое тёмное, а куда более лёгкое, даже, можно сказать, открытое. С небольшим вырезом на высокой груди, не потерявшей свою форму. Женщина даже чуть подкрасилась, что придаёт ей некий шарм. Да и девочка в другом наряде, и выглядит куда более спокойной, чем раньше. Ушла сумрачность личика, оно куда чаще озаряется улыбкой. За окнами тихо. Ни стрельбы, ни грохота пушек. Совсем, как двумя неделями раньше. Только закрытые ставни окон говорят о том, что на улице неспокойно.

...Переходим к кофе, который на этот раз подают в гостиной. Мне нравится пить его у горящего камина. Да и баронесса, вижу, разделяет моё мнение. Медленно, наслаждаясь каждым глотком, пью горячий ароматный напиток. Девочка уже закончила и опять увлечённо листает журнал. Что это у неё? Очередной альбом с картинками? Да.

— Простите, эрц... Что вы думаете делать дальше?

Отвлекаюсь от любования Юницей. Дочь баронессы придаёт моему особняку некий уют.

— В смысле?

— Войск восстановят порядок. Всё наладится. Установит ли Нуварра официальные отношения с Русией?

— Не уверен, госпожа. Моё правительство проповедует политику изоляционизма. Наше население не так велико, и мы стремимся сохранить свою культуру и знания. Думаю, ближайшие лет пятьдесят Нуварра вряд ли согласится установить с кем либо официальные отношения. Мы будем торговать, закупать необходимое нам сырьё и товары. Может, даже, пригласим к себе некоторое число желающих переехать к нам на постоянное место жительства. Вряд ли больше...

...Я не лгу. Это наш официальный план на ближайшее время. Пока наше население не достигнет некоей черты, покидать наш материк мы не собираемся... Женщина вздыхает:

— Интересно бы было побывать у вас.

Затем чуть подаётся вперёд, кокетливо хлопнув ресницами:

— Наверное, у вас много разных диковинок? И очень, очень интересные люди, если судить по вам, эрц.

— По мне?

Я улыбаюсь в ответ:

— Чем же я интересен вам, баронесса?

Она чуть заметно краснеет.

— Многим... Ваша уверенность, непоколебимое спокойствие, и...

Она обводит рукой вокруг себя.

— Какая то надёжность, которую вы распространяет вокруг себя. Скажу сразу — несмотря на катаклизм, происходящий там...

Она показывает изящной ручкой на стену особняка.

— ...я ничуть не волнуюсь ни за свою жизнь, ни за жизнь моей дочери. Потому что вы — рядом с нами... Рядом со мной...

Опускает голову.

— Спасибо за комплимент, баронесса. Но я не женщина, чтобы слушать их.

— Простите. Вы... Истинный аристократ в лучшем значении этого слова!

Машу рукой.

— Хватит, пожалуйста, Аора. Вы совсем меня засмущали.

Баронесса лукаво улыбается, а я ставлю пустую чашку на стол, затем отвешиваю короткий кивок-поклон обеим дамам:

— Прошу простить. У меня есть небольшое дело минут на тридцать.

— Вы уходите из дома?!

В её голосе слышен настоящий, неподдельный ужас.

— Нет, что вы, баронесса. Просто много технических устройств в доме требует моего личного участия в процессе их обслуживания. Поэтому и отхожу.

На лице появляется облегчение. Она рада, что я буду здесь, и не оставлю их. Выхожу из помещения, прихожу на кухню. Сола постаралась на славу — поднос с тарелками, на которых хлеб, колбаса, варёное мясо. Большой стакан с водой.

— Хватит ей, ваша светлость?

— Хватит за глаза. Спасибо.

Забираю приготовленное и спускаюсь в подвал. Снова открываю двери второго отсека, затем двери камеры, и меня встречает пылающий ненавистью взгляд, который я выдерживаю со скучающим видом. Хьяма молчит, и я ставлю поднос с едой и питьём на стол. Чувствуется запах из отхожего ведра. Ну, это мы сейчас исправим. После еды. А пока — пусть попитается. Достаю из кармана камзола обычные кусачки, перекусываю пластик хомутов, убираю остатки вместе с инструментом в карман.

— Можете поесть. Потом вынесем ваше... Гхм... Ваши экскременты, и вы сможете дальше наслаждаться пребыванием у меня в гостях.

— Вы с ума сошли?! Меня будут искать! И обязательно найдут! Если потребуется, то Совет сожжёт весь город, но найдёт меня!

Машу рукой, и на лицо натягиваю пренебрежительную улыбку:

— Хьяма... Как бы вам сказать... Вас больше некому искать. Совет уничтожен. Дворец — захвачен. Военные очистили столицу очень быстро. Да и надо думать — погнать простых рабочих против тех, кто провёл в окопах несколько лет и выжил.

— Вы... Вы лжёте! Лжёте! Лжёте!

— Нет. Да и какой в этом смысл? Ешьте, Хьяма. У меня не так много времени. Неделя выдалась просто сумасшедшей, и я бы хотел отдохнуть. Кстати, обещаю завтра организовать вам баню и свежую одежду.

— Что от этого толку здесь?!

Она обводит рукой вокруг, дёргает ногой, на которой блестит кольцо оков.

— Думаю, это лучше, чем висеть в петле, либо выдерживать вторую сотню жаждущих вашего тела мужчин подряд.

Хьяма осекается, бросает на меня всё тот же полный ненависти взгляд, но всё же принимается за еду. Впрочем, Сола, добрая душа, наложила всякой всячины столько, сколько может съесть лишь большой, сильный мужчина, и очень много остаётся. Тем лучше. До утра не испортится, а я не уверен, что у меня будет много свободного времени... Затем отцепляю цепь от вбитого в стену крюка, комиссарша подхватывает своё ведро и послушно выносит его туда, куда сказано. Затем мы возвращаемся, и я снова зацепляю оковы за своё место. Она опять злится, но я утешаю: