Троя на двоих

По цели операции амазонки выпытали из бандитов главное: Крукурис был важным местом, располагался городок в плодородной долинке, на юге Арбореи, и был местом вспомогательным, там проживало много бандитов ушедших на покой, изображали из себя честных тружеников и добропорядочных сардинцев, но в подвалах домов много хранилось ценностей добытых нечестным путем. Пришло время амазонкам и до него добраться.

Воскресенье двадцать четвертого июля было для Трои первым самым спокойным воскресеньем этого месяца. Цитадель словно затихла — уже с рассветом две трети амазонок ушли на запад. Легат Апфия и её телохранительницы, в компании с тремя особами мужского пола — Ником, Петром и Серхо — с утра посетили службу в соборе святой Марии, которую провел апостол Алекс. Потом они сели на лошадей и поскакали догонять своих сестричек. Скакали быстро и весело — парни помалкивали, а вот девчонки смеялись, хохотали и распевали свои дурацкие песенки. Ник слушал их и думал: 'Интересно, неужели большую часть этих бредятин командир насочинял? И какую часть этих нелепиц он насочинял? 'Пустынной улицей вдвоем с тобой куда-то мы идем, я пою, а ты шоколадку ешь. И светят звездочек лучи, ты говоришь: 'Пойдем учиться', а я тебя зову на пляж, конечно. Мм-м, восьмиклассница, а-аа!' — вот ведь бред! Восьмой класс, это был шестой год обучения — какой пляж! Там все зубрили и учились как проклятые, накануне первых больших экзаменов. Не до пляжей тогда было'. Хорошо было скакать рядом с друзьями и подругами и вспоминать события почти двухлетней давности.

Уже к полудню они добрались до Сардар, городок амазонки снесли, но название оставили, оно было звучным, приличным. Оказалось, что почти все в сборе! Эти молодые кобылы рвали когти только в путь! Ник усмехнулся, без доспехов оно можно, тоже мне показательства — в одних труселях бегать — хе, это не марш, это профанация. А любительниц ходить в одних труселях было вокруг почти две сотни! На Атлантиде и на Атлантисе девочки вели себя в нормах приличия, и обнаженную амазонку можно было увидеть только на пляже. В цитадели Троя уже устанавливался свой режим поведения, девчонки запросто гуляли в шортиках, часто обнаженные по пояс, и этим доводили парней до полного помрачения чувств. Издевались вредные соблазнительницы, которые дорвались до сладкого.

Но сейчас, на марше парням ничего не грозило — амазонки просто отдыхали, и все знали старое как мир правило: нагота тела — лучшая одеяние для активного отдыха.

Немного отдышавшись, искупнувшись, перекусив и попив чая с медом, Апфия погнала своих воительниц дальше. Ведь дальше они намеревались идти более сторожко, без глупостей, надев доспехи и с оружием под рукой, пустив во все стороны тройки разведчиц, идти пешком, а табун своих помощниц амазонки пустили позади себя.

По всем картам выходило, что до этого Крукуриса оставалось всего километров десять, когда Апфия приказала становиться на привал. Она была грамотная девочка, и гнать своих подчиненных сразу в бой после такого марша она не хотела. И девочки организовали отдых в полной тишине, костров не разводили, на таблетках вскипятили себе воды, заварили бульона и пожевали хлеба и шоколада, прежде чем завалиться спать. Апфия не жадничала, отдохнули отлично, шесть часов — почти до самого рассвета. Встали, оправились, хлебнули водички и вышли. И вышли на врагов.

Глава 17. Вы сдохните в этих горах, потому что нам здесь жить. Апфия Сарда

'Вот так дела! А эти сволочи молодцы', — признала про себя Апфия, когда к ней подскочила одна из разведчиц и доложила весть неприятную и необычную: 'Нас ждут. Перед деревней стоит толпа. Костры развели, пьют, хохочут. Нас ждут'. Апфия усмехнулась, раз ждут — не будем задерживать этих ждунов. 'Девочки оправились и приготовились к бою. Мальчики тоже могут свои писюны подержать', — негромко приказала легат.

Дорога была чистая, ровная, и все амазонки сразу заметили это зрелище: вдали показался довольно большой и ровный луг, через который шла дорога прямо в селение. На расстоянии пары сотен метров по обе стороны дороги горели костры, которые хорошо освещали местность и толпу ожидающих горцев.

Корпус подошел на расстояние выстрела из арбалета и остановился. Не надо суетиться и спешить. От толпы местных вышли высокая фигура, и направилась по дороге навстречу амазонкам. Сразу было хорошо заметно — главарь, старик крепкий, седой, старый, но крепкий, шел бодро, не спеша, уверенно шагал по своей дороге, и на лице его играла ухмылка довольного жизнью человека. Апфия вышла ему навстречу — было уже всё это, вечно одно и тоже, языком почесать перед смертью все горазды. Они встретились.

— Мать амазонок, амаса-ма, — с уважением кивнул седой головой старик, и добавил, довольный своей предусмотрительностью. — У гор везде есть глаза, мы ждали вас.

— Мы пришли, — спокойно констатировала факт Апфия.

— Мы готовы к бою. Но прежде чем мы поговорим о смерти, я хочу спросить о жизни. Я прожил долгую жизнь полную греха, я убийца и грабитель. Понимаю, таким как я нет места рядом с новыми хозяйками земли и гор Сардов. Но почему вы изгоняете наших женщин и детей?

Апфия ответила честно:

— Потому что нет безгрешных, все грешны. И дети тоже. Хотя, ты уже знаешь, — легат усмехнулась. — У гор везде есть глаза, и они увидели: ваших детей мы готовы принять в свой род. Но только самых малых.

Старику хватило этого. Он был старый бандит. Слова ничего не значат. Совсем ничего. Слова вообще никогда ничего не значат, если ты не разговариваешь со своими родителями или детьми, или матерью своих детей. Всё. Своим родным ты не лжёшь. Для всего остального мира в слова можно вложить разные смыслы и тайны, и увертки и ложь. Для него было важно только дело — как и кем были сказаны слова. Он увидел достаточно — смерть его пришла. И пришло время обсудить условия смерти.

— Мы готовы умереть. Почтят ли нас твои амаса честной сталью, или мы будем обмениваться подлыми ударами?

Апфия не ожидала такого. Это стоило пояснений:

— О чем ты говоришь, старик? Что ты предлагаешь амазонкам?

— Поединок. Я главный, я Лепанто. Удостоишь ли ты, главная над амазонками, меня чести сразиться с тобой?

— Лепанто? Навпактос, — Апфия с интересом посмотрела на своего 'земляка'. — Я тоже из Эллады. С южных берегов. Ареополис, Лимениона.

— Лимени хорошее место. Спартанцы... не самые лучшие мореходы, — улыбнулся воспоминаниям старик.

— Разные мы. Встречаются и дельные капитаны. Значит, глава, предлагаешь потешить Смерть и сразиться голова на голову? Капут адверсус капут, — Апфия усмехнулась. И такого она не ожидала. Вот что за дурные люди! Романтики с большой дороги. Впрочем... она серьезно посмотрела в глаза старика, которого занесло на этот остров с далекого востока, и честно ответила одно. — Я готова убить тебя, старик. И в этом я вижу некий смысл. Но вот насчет остальных — мне надо подумать.

— Я вижу. Ты готова быть хозяйкой этих гор. Твои амаса еще девочки, — также серьезно согласился с ней старик, и не удержался, он о своей чести думал, и о чести своих людей. — Рано им еще против стариков сражаться.

Апфия только рассмеялась на уловки этого бандита. Глупец даже не представлял, какова сила её девочек, а уже похвалялся. Её заботило иное: она понимала, что этот бой станет частью некоей истории. И история получалась красивая, забавная. Но таких деревенек впереди полные горы! И что теперь? Каждый день устраивать поножовщину? Тешить чувство гордости этих сволочей? А выше в горах всё будет иначе, там пещеры, там засады, там не будет места такому вот открытому разговору двух главнокомандующих. Ага! Как там говорил этот проныра и паскудник? 'Я подумаю над этим завтра! Завтра будет совсем другой день', — вот ведь свинтус, на все случаи жизни навыдумывал всякой ерунды. И Апфия улыбнулась бандиту:

— Хорошее утро для смерти. Мы сразимся. А завтра будет новый день. Я не буду думать об этом сегодня. О новых сражениях я подумаю завтра. Иди, успокой своих. Будет вам честь оказана, старики-разбойники.

Старый бандит не стал ей кланяться, встретятся еще и очень скоро, только расхохотался, запрокинув голову к начинающему светлеть восходом небу. А легат корпуса вернулась к своим и для начала кивнула парням Рината: 'Серхо, Петрос, не будет вам сегодня работы. Зря только время потратили. На мечах будем разбираться'. Потом она чуть повысила голос и пояснила всем амазонкам тонкости момента:

— Старики попросили почтить их. Будем поединками биться. Развлечемся, девочки. Богов повеселим местных. Этих — первых — уважим. С остальными дальше разберемся. Я сказала.

И амазонки заулыбались и зашептались, и стали между собой выяснять очередность и прочие детали предстоящего веселья. Со стороны толпы горцев раздался громкий смех, они были менее сдержаны, плевать им на всё было, узнав, что всё вышло так, как они задумали, что у них получится умереть достойно — эти мерзавцы снова приложились к бурдюкам с вином, и принялись в который раз проверять оружие.

Славное утро! Арборея приносила своих стариков в жертву и горы вторили эхом, смеялись вместе со стариками, которым выпал шанс уйти из жизни с оружием в руках, уйти с улыбкой, злой, презрительной и гнусной улыбкой бандитов и разбойников. Наверное, вот такой смех и можно было считать истинным сардоническим смехом, который сопутствовал схватке, сопутствовал звону оружия, был частью особого ритуала, сопровождающего переход из жизни в смерть, когда смех превращает смерть в новое рождение, уничтожая убийство.

Людям войны и людям разбоя это важно. Важно искать пути и способы облагородить своё дело, очистить его, представлять более возвышенным — иначе с ума можно сойти, занимаясь убийством людей.

Света от пламени костров вполне хватало, чтобы хорошо освещать большой, ровно темнеющий спящей зеленью луг перед сереющими вдалеке домиками бандитов. Солнце уже пробуждалось. Наставал тот дивный миг жизни, когда чувствуется факт рождения — рождения нового дня, нового солнечного света, новых радостей и новых печалей. И рождения новых смертей.

Отряд амазонок чуть приблизился, не стоило доверять этим мерзавцам, дистанция в пару сотен метров они удержали перед веселящейся толпой горцев. Как на параде, ровное построение амазонок внезапно сделало несколько десятков шагов вперед. И резко застыла команда этих убийц. Никакого впечатления они не произвели на готовых ко всему бандитов. Старики и вполне себе здоровые, молодые мужчины веселились, они уже обнажались по пояс, показывая, что им не нужны доспехи, они готовы проявить себя — посмотрим, что это за 'амасы' такие заявились в их горы. Амазонки доспехов не снимали, это было бы глупо, они и в доспехах не были скованы, хорошо владели мечами.

И состоялась первая схватка. Свершилось первое убийство. И то, что увидели горцы их поразило, такого они никогда не видели — старика Лепанто эта сучка убила с одного удара — вышла, подошла, даже не прикасаясь к своему мечу, потом протянула руку к поясу, а потом, когда они сблизились вплотную — 'вжик' и всё. Но самым интересным было то, что судьба главаря нисколько не изменила настроя жителей Крукуриса — они только веселей и громче стали хохотать. Они усилили голоса и стали выкрикивать в адрес амазонок привычные оскорбления: язвительные и презрительные шуточки, словечки такую похабщину, что девчонки покраснели невольно под своими масками. Впрочем, стоит признать, что некоторая польза от этого происшествия была — Апфия потом долго себя ругала — девчонки нахватались новых оборотов, встречались такие хитрозакрученные ругательства, что просто упасть хотелось на землю и кататься по ней от злобы и неудержимого хохота. Стихли злоязычные паскудники только на время очередного боя. И вот это был бой, всем боям бой.

Навстречу горцам вышла Кассия. Она шла, чуть пританцовывая, и мужчины хорошо видели её лицо, лицо молодой девушки, почти девчонки, со странно обрезанными волосами. Кассия подготовилась. Она смыла с лица несколько полосок боевой раскраски. И теперь горцы видели подлинное лицо амазонки, рассерженной амазонки, лицо чуть искаженное недоброй гримасой: уголки рта Кассии оттянулись к низу и назад, брови и крылышки носика чуть приподнялись и подрагивали, а челюсти были крепко сжаты — лицо выделялось чистым образом под светлыми прядями уже выжженных солнцем Сардинии волос, и над чернеными доспехами этой ведьмы. Злой ведьмы, лицо её каменело точеными скулами. Амаса шла к ним, она чуть покачивалась, и поводила плечами, раскинув в стороны руки: в правой руке уже блестела сталь довольно узкого и длинного клинка, а левая несла нож, немаленьких размеров ножичек, тоже поблескивающий сталью в этих сумерках.

Навстречу ей вышел молодой парень, это был внук старого Лепанто, славный молодец, которого знала вся округа — достойный наследник дела деда и его умений. Парень решил посмеяться напоследок над этой девочкой, не удержался, слишком необычно всё это было. Поигрывая мускулами, украшавшими полуобнаженное тело, он заявил громко, на тему уже высказанную, обгаженную и довольно примитивную для шуточек:

— Что амаса, боишься мне показать свое тело? Что ты там прячешь под своими доспехами? Или у тебя там еще ничего не выросло, — расхохотался молодчик.

— Мое тело не твое дело. Я, может быть и 'амаса', а вот ты сейчас точно станешь 'колбаса' — мешок с кровью, — и Кассия резко метнулась к противнику.

Достаточно быстро и умело, чтобы успеть нанести всего один удар. Которого хватило этому задаваке и весельчаку. Он еще не успел упасть с разрубленным горлом, а Кассия громко позвала: 'Ещё!' И просто сделала шаг вперед, и тело неудачника рухнуло за её спиной. 'Двое! Ещё!' — уточнила вызов амазонка. И горцы завопили от восторга. И такое они видели, и это было здорово. И сестренки её одобрительно загудели: молодец, просто смешно с этими итютю по одному возиться, вон их какая толпа.

На Кассию выскочила парочка стариков, эти были седые, один с мечом, другой с копьем, но тот, который был с мечом, тормозил отчего-то, он двигался в бою как-то скованно, судорожно и невнятно бился, и в момент, когда схлопотал удар мечом застыл, словно на него столбняк напал. А вот копейщик показал класс — три удара он нанес, и Кассия показала свою гибкость и качество доспехов амазонки, один из ударов он ловко отбила своим наручем, прежде чем полоснуть по противнику клинком.

И настал момент смеха амазонки. Кассия громко рассмеялась, злорадно и жестоко, чуть запрокинув голову, но при этом, не спуская глаз с этих подлых засранцев. И она крикнула новый вызов: 'Трое! Ещё!'

И вот тогда горцы замолкли на несколько мгновений, а вот амазонки наоборот загудели: 'Нечестно! Чего она одна веселиться! Это нечестно!' Апфия внимательно следила за боями и видела то, что не многие увидели, и она громко прекратила балаган: 'Молчать. Страдать молча'.

О! Это была великая фишка. Её им всем втолковал в давнем детстве старший брат Алекс, учитель и наставник, самый умный, нет, не самый умный, но точно — самый лучший, именно он пояснил всем, что 'Жизнь есть страдание. Вся жизнь есть страдание. И страдать надо молча'. И в попы шкодниц он хорошо вдолбил эту истину, когда стегал всяких вредных хулиганок. И в нескольких беседах на эту тему, как мог, Лешка вдолбил в юные голову некоторые основы буддизма. Апфия слушала россказни этого лопуха болтливого, половине его слов была грош цена, но вот заключительная часть её согрела: 'Страдать молча' — это звучало сильно, достойно, сама она по жизни только так и пыталась. Когда она вышла замуж за Виктора она многое у него уточняла насчет своей связи с Алексом, ей это казалось правильным. Когда она спросила, можно ли доверять словам Лешки на эту тему, Павлов уточнил: 'А он с шариками вам рассказывал или нет?' 'С какими еще шариками?' — ничего не поняла Апфия. Витька тогда махнул рукой пренебрежительно: 'Ну, если он шарики в руках не крутил — это несерьезно. Тема верная и слова его точные. Но без шариков... Не, без шариков несолидно, никакой из него Мондор'. Апфии тогда хватило одного: тема верная и слова вполне достоверные.