Так что, уже этим вечером, вся прислуга, с охами и ахами, ну и соответственно с пусканием жалостливой слезы, слушала историю о невинных страданиях почти неизвестного им молодого господина, графа Мосальского-Вельяминова.
— А этот господин, значит говорит: "Это дело не чистое, — сидя на кровати, в накинутом поверх ночной рубахи старом халате, в окружении собравшихся вокруг неё подруг, вещала вечно румяная повариха, — говорит гость. Ответом на любое наше действие, идёт мощное противодействие. Этих господ прикрывает кто-то из "высоких кругов‟, иначе следователи не вели бы себя столь нагло‟.
— Ой, господи, неужто они рукоприкладствуют? — не сдержавшись, "пискнула‟ молодая, худая служанка.
— Не знаю, может быть и да. Об этом господа ничего не говорили. Слышала что друг нашего Михаила Николаевича, всё ещё находится под домашним арестом. А вот его слуг, посадили в кутузку и не выпускают, и тоже, держат там безвинно.
— Ой, боженьки, да как же это? Как же тот бедняжка граф живёт, если ему никто не прислуживает. Некому ему ни поесть приготовить, ни постирать?
— Про это не знаю. Об этом ничего не говорили.
— Ой, горе то какое. Ну ладно. А дальше то что?
— Ну слушайте...
А день спустя, Михаил, один, сидя в тильбюри, (одноосный экипаж) выглядевшим после ремонта почти как новый, неспешно въезжал на территорию нового имения своего друга. К сильному удивлению гостя, на первый взгляд, здесь ничего не говорило о том, что хозяин этой земли находится под арестом. На въезде не стояли вооружённые часовые, в чьи обязанности должно входить изоляция пленника от любых посетителей. По крайней мере, после слов господина Самарского, о том, что его друга оскорбили недоверием и приставили охрану, граф Мусин — Елецкий ожидал увидеть именно такую "картину‟. В реальности всё выглядело по-другому. Ворота были гостеприимно распахнуты. Дворовая челядь, занимающаяся своими делами, не выглядела затравленной или испуганной и приветствовала неизвестного им барина уважительными поклонами. Возле парадного крыльца, дежурила пара гайдуков, правда в старенькой, но аккуратно ухоженной форме, которые и ответили, дескать, Александр Юрьевич дома, и его уже предупредили о прибывшем госте. Так что, если господин того пожелает, то пусть проходит в гостевые покои, куда его проводит Иван, чернявый холоп, один из встретивших его стражей.
Подтверждением чрезмерной опеки стало появление Александра, одетого как будто на выход в высший свет — по последней светской моде. После того как он вошёл в зал гостиной, и приветливо улыбаясь, поздоровался с другом, то за его спиной появился долговязый околоточный надзиратель, начавший тут же изучающе рассматривать Михаила.
— Я тоже рад тебя видеть, Саша. — на безупречном французском языке, ответил молодой граф. — но что это за чудо топчется за твоею спиною?
— Не обращай на него внимания, — не поддержав товарища, по-русски ответил Александр, — это мой личный сатрап.
— Но как же так? И ты всё это смиренно терпишь? Не узнаю своего друга.
— Да пошли они к чёрту. Делать мне нечего, как только тратить свои нервные клетки. Эти господа опричники, чего-то там хитрят, а мне, до их цирка абсурда, нет никакого дела. От слова совершенно.
— Как это?
— Начну с того, что официально, мне якобы поверили на слово. И говорят мол больше чем уверены в том, что я не буду покидать своё имение. А этих чудо "богатырей‟, мне выделили только ради защиты моей драгоценной тушки от повторного нападения сбежавших бандитов. Вот, видишь, выдали "витязей‟, аж целых две штуки. Один отдыхает, другой бдит и наоборот.
— И ты хочешь сказать, что в эту чушь поверил?
— Представь себе, да. Ведь я такой "наивный и доверчивый‟.
Стоявший возле двери полицейский слышал эту беседу и, судя по нахлынувшему на лицо багрянцу, насмешки господ дворян, "изливавшиеся‟ в направлении его службы, были ему не приятны. Но он стоически молчал. Видимо получил по этому поводу строгие инструкции.
— Что хочешь со мною делай, но я не верю в твою детскую наивность. — продолжал беседу Михаил.
— И правильно делаешь. Я, например, воспринимаю этих слуг правопорядка, как свои запасные тени. Следуют за мною по пятам и бог с ними, мне от них скрывать нечего.
— И в самом деле, бог с ними. Но я слышал, что у тебя неоднократно производился обыск. Это так?
— Да. Искали какие-то сундуки, в которых, по их словам, лежат украденные деньги. Кто-то им наплёл сказку, мол, я её перехватил и где-то спрятал. Видимо думают что я положил всё это под кровать и благополучно забыл обо всём.
— И как ты к этому относишься?
— Да никак. Хотят, пусть ищут. Если не успокоятся, то я, по осени, готов собрать у своих крестьян все лопаты, и выдать их следователям и их подчинённым, пусть, если пожелают, всю землю перепашут — если это будет для меня бесплатно. Говорят что для землицы, это оче-ень полезно.
— А-ха-ха-ха! Насмешил! Значит, говоришь что полезно? — не выдержав, засмеялся Миша.
— Ну да. И земле, а особо их головам.
— А причём тут головы?
— Ну как? Руки устанут, глядишь, уважаемые господа поймут, что думать надо головой, а не своей пятой точкой.
— Какой такой точкой? Тьфу ты. Что это за точка?
— Ну та, откуда у всех ноги растут.
— У-гу-гу! Умо-ори-ил! Прямо не узнаю тебя! А я, если честно, собирался тебя утешать. А ты, сам всех тут веселишь, да над своими тюремщиками потешаешься. Да Саша. Сильно ты за это лето изменился. Ну, всё, хватит об этом, я собственно к тебе по важному делу приехал.
— А я думал, что просто проведать, да поддержать бедного узника.
— Так одно другому не мешает. Ты уже знаешь, что я, для твоей защиты нанял одного весьма успешного стряпчего?
— Слышал. Но у меня и свой есть.
— Знаю я про это. Но ваш семейный адвокат, больше по торговым делам специализируется, так что, на него большой надежды нет. А Михаил Альбертович, в этих вопросах — как рыба в воде.
— И сколько я тебе за его услуги буду должен?
— Ты желаешь со мною поссориться?
— Нет.
— Тогда, про деньги больше не говорим ни слова. А он, наш господин Копенштейн, выведал следующее. Банда татей и в самом деле была. И скрывались они в соседнем имении, находящемся, кстати, под казённым управлением. Они же, голубчики, ограбили курьерскую карету и нападали на твоих людей. В итоге, то ли с перепою, то ли ещё с чего, но тати меж собою передрались, до массового смертоубийства. Ну а выжившие в этой резне ватажники исчезли, вместе с бандитской казной. И всему этому безобразию есть видаки.
— Знаю. Однако от этого, ни мне, ни моим людям никакой пользы. Никто с нас подозрения не снимает. Банды Шестипалого нет, а я, с моими охламонами вот он, под боком.
— Знаешь, — Михаил скосив в сторону скучающего полицейского недоверчивый взгляд, вновь заговорил по-французски, — на моего тёзку вышел некий чин, который за определённую суму, готов закрыть дело, не только в отношении тебя, но и твоих людей.
-Знаю. Этот полицмейстер Архилов, и он, со мною тоже говорил. Только вот не задача. Нужной ему суммы у меня нет. А если бы она и была, то я всё равно, этому мздоимцу, не дам ни гроша, принципиально.
— Почему?
— А вдруг, эта держиморда решит, что я, в самом деле, завладел этим похищенным кладом? Поэтому, я не уверен, что после этого, у него не проснётся бешеный аппетит, и он не решит, что я просто обязан его содержать, регулярно покупая его "золотое‟ молчание.
Глава 20
Уже который день, из-за ребяческого озорства (своеобразным видом борьбы со скукой), Александр, оканчивая утреннюю разминку и водные процедуры, выходил к завтраку одетым "по полному параду‟, как будто собирался на торжественный приём к самому императору. Пусть для окружающих графа людей это выглядело глупо, зацикленной идеей фикс, но он ежедневно облачался в костюм, заказанный по случаю дня рождения Шуйского, который слуги за ночь приводили в порядок. Кстати, на тот праздник жизни, молодой человек так и не попал, из-за неожиданно скосивших его последствий "лечения‟. Так вот. Его надсмотрщики, видя нарядившегося подопечного, сильно нервничали, но молчали. Что в свою очередь, изрядно забавляло пленника. В нём проснулся ребяческий интерес, как быстро этим околоточным надзирателям, надоест находиться в повышенной "боевой готовности‟, то есть, неотлучно следовать за ним по пятам. И те, его не разочаровывали, ходили за Сашей как привязанные. Правда, через день, служивые правопорядка немного успокоились и организовали что-то вроде дежурной и отдыхающей смены. Вот в один из таких дней, в имение арестованного графа, заехал его друг. Пришлось отвлекаться от начатой в заточении зарядки для мозга — расчётов модулей зацепления прямой и косой шестерни. Делалось это не только для "убийства времени‟, но и чтоб не терять полученный в предыдущей жизни навык. Ведь деградация, в отличие от обучения, не требует никаких усилий, только и делай, что наслаждайся покоем. А ещё, оглядываясь на звук тихих шагов, молодому человеку было забавно видеть удивлённо-озабоченные лица полицейских, которые время от времени, заглядывали в бумаги, подглядывая через его плечо.
Но, обо всём по порядку. Не успел Александр, готовясь к решению инженерных задач, заточить гусиные перья и карандаши, кстати, последнее, с графитовым стержнем, весьма дорогая в этом мире вещь, как в комнату, без стука, вбежал младший сын одной поварих гайдуков, мальчишка лет пяти. Ворвался в кабинет и застыл на месте, осматривая широко раскрытыми от любопытства глазами всё помещение и заодно ожидая, когда барин обратит на него своё внимание.
— Чего тебе? — отложив карандаш и перочинный нож, недовольным тоном поинтересовался Александр.
— Так, это э-з-э, Александр Юрьевич, к вам значится гость едет. Один он.
— Молодец, спасибо тебе за службу. А сейчас, свободен и передай Ивану, пусть проводит посетителя в гостевой зал, а я, подойду туда немного позднее.
— Ага.
Босоногий мальчишка резво развернулся, и больше не сказав ни слова, выскочил в так и не закрытую им дверь.
"Хоть что-то в этом мире меняется в положительную строну. — подумал Александр, неспешно складывая бумаги в папку, и пряча свои письменные принадлежности, кроме массивной чернильницы и пресс-папье. — Хоть кто-то решил меня навестить. Не то, ей богу, одичаю в заточении. Да и моим держимордам хоть какое-то развлечение, вон, от скуки уже на кухарок и прачек стали засматриваться. Как голодные коты на сметану. Не порядок, не по их честь бабы ‟.
Буквально через пять минут, Саша, стараясь выглядеть как можно беззаботнее и бодрее, предстал перед гостем. И не был удивлён, узнав в нём своего друга, Михаила. Того, кто можно сказать спас пападанцу только что дарованную ему жизнь, буквально вырвав тело из лап шарлатанов от новомодной медицины. Да и после этого, не оставлявшего без своего внимания и посильной помощи. Так что, желание выглядеть бесшабашным, а главное, не сломленным пленником, только усилилось. По трезвому размышлению, сторонние наблюдатели, видя перед собою юношу, от него нечто подобное и должны были ожидать. Так что, незачем обманывать чужие чаяния.
Во время бравурного, насмешливого рассказа о реалиях домашнего заточения, Александр не раз замечал, что во взгляде его друга, время от времени, проскакивали отблески тревоги и недоверия. А может быть, это было удивление от того, что его друг так сильно изменился. Впрочем, "клоунская‟ часть беседы быстро окончилась, и оба юноши перешли на французскую речь. Здесь уже шло более интимное общение, каково у близких людей здоровье; как поживают знакомые, бывшие соученики, родственники. Как говорится, темы не для чужих ушей. Ведь в них затрагивалось всё. Даже такое, как беззлобные шутки над князем Шуйским, которого отвергла некая девица, в первый раз вышедшая в свет. Да-да, как раз та молодая особа, так сильно заинтересовавшая молодого повесу на рауте, где Михаил нечаянно узнал о злоключениях младшего графа Мосальского-Вельяминова.
Во время обсуждения этого приёма, Александр узнал и о назревающей Русско-Турецкой войне. Это, для молодого человека, оказалось неожиданной новостью, даже несмотря на то, что его регулярно навещала его матушка. Видимо она, таким образом, жалела сына, намерено изолировав его от ненужных по её мнению новостей. И ничего здесь не поделаешь, мать, есть мать. Она закидывала своего любимца новостями о соседях, об урожае этого года. Даже пару раз проконтролировала, по её мнению, жуликовато выглядящего "тиуна‟ — так она обозначала управляющего имением. Впрочем, всем на удивление, женщина осталась довольна результатами обеих проверок. И даже расщедрившись, подарила своему повзрослевшему чаду, ещё четырёх молодых девиц. Было неизвестно, обиделся ли его отец на столь наглый грабёж его "гарема‟. Хотя, вероятно он даже не обратил на это внимание, мать могла одарить отделённого на самостоятельное проживание сына кем-либо из своей, личной прислуги.
И на этот раз, сын не отказался от материнского подарка, правда, решил воспользоваться им по-своему усмотрению. Трезво рассудив, если с девицами упорно занимались, делая из них гейш — на русский манер, то результатом этого труда необходимо воспользоваться. Было решено приставить их к обучению подростков — детей его дворни.
Всё это как нельзя удачно вписывалось в тайно созревающий в голове молодого человека план, согласно которому, предстояло открыть небольшую производственную артель. И выпускать на ней продукцию, качество которой никто из конкурентов не сможет повторить. А это значит следующее, что пора приступать к обучению своих высококлассных специалистов. Не было в этих планах никаких намерений стать "локомотивом‟ прогресса, или генератором научных открытий. Всё сводилось к простому желанию, быть лучшим из всех возможных гипотетических "коллег‟ по цеху. Да, да. Всё это, всего лишь планы по созданию производственной базы и не более того. Так как не был дан ответ на самые главные вопросы: "Что производить? И как с этим товаром выйти на рынок?‟ — Чтоб, при этом не "прогореть‟.
Всё это можно назвать лирическим отступлением, так как ничего, никаким боком не затрагивалось во время беседы двух друзей.
— Кстати Алекс, давай ненадолго отвлечёмся от мировых проблем. Тут Кирилл Генрихович весьма настойчиво интересовался состоянием твоего здоровья. — сдержанно, без проявления каких-либо эмоций сменил тему разговора Михаил. — Он сильно переживает по поводу твоей падучей.
— Благодарю. Его стараниями я жив и уже успел позабыть о ней. Чувствую себя просто превосходно. Так ему и передай.
— Тогда, слава богу. Значит, я ему так и передам.
— Обязательно. И непременно со словами моей безмерной благодарности за его великие труды.
— Непременно. Кстати, — после беглого взгляда в сторону охранника, перейдя на английский язык, с заговорщицкими нотками в голосе, заговорил граф Мусин — Елецкий, — твоя "тень‟, весьма усердно прислушивается к нашему разговору. Он точно не владеет иностранными языками?
