Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Первым пал племянник Эхарда, худой парнишка, который ушел в шайку следом за дядей, после того, как умерла его мать, сестра Эхарда. Парнишка уже отличился в грабежах, он был умелым бойцом и не боялся крови — перерезать горло раненому купцу для него было так же просто, как помочиться.
Кстати сказать — он любил это делать — и убивать, и мочиться. И мочился прямо на трупы — за что ему доставалось от дяди и соратников. Не успели обшарить тела, а он уже журчит струей, заливая глотку мертвеца вонючей жидкостью. Зачем он это делал — парень и сам не мог пояснить, но Эхард знал, что племянник немного не в себе после того, как сестра уронила его из люльки на пол. Мальчишка сильно ушибся, казалось, что умрет, но вот как-то спасли его боги, оставили на белом свете.
Нужно отдать должное, парнишка был шустрым, распорядительным и бесстрашным, не прятался от схваток и весьма ловко владел своим дорогим мечом, выкованным мастером Людгой. Конечно, клинок был выкован не для нового безумного владельца, меч отобрали у купца, везшего на продажу разную всячину — от иголок, до боевых кинжалов. После того, очень удачного грабежа и продажи награбленного, шайка долго не выходила на тракт — зачем, если у тебя вся хижина забита едой и питьем? Но все когда-то кончается, особенно если ты любишь выпить и поиграть в кости.
Игра в кости была больным местом Эхарда. Он спускал в игре все, что 'зарабатывал' грабежом, последний раз так проигрался, что пришлось, чтобы расплатиться, выгрести все запасы и даже отдать новую одежду. Эту, что сейчас на нем, он купил по дешевке у старьевщика — стыдно, да, но куда деваться, если проклятые боги ни разу не дали выиграть за целую неделю игры!
Конечно, можно было бы и не расплачиваться за игровой долг, и... пожить еще сутки, пока не нашли ребята Крала Мелкого, можно сбежать куда подальше, чтобы сберечь свою жизнь — все можно. Однако Эхард привык к этим местам — от столицы далеко, вольностей больше, а где-нибудь на юге его уже вели бы к плахе, там с этим строго.
Огромный меч путешественника не перерубил великолепное изделие мастера Людги — ударил по мечу, прикрывавшему голову парня будто молот, расколов череп, как переспелый плод.
Брызнули мозги, кровь, залепив глаза Эхарду, а когда разбойник проморгался, увидел, что в живых остался только он один, да Гирман, который попытался влезть в фургон с тылу, прорезав толстую ткань засапожным ножом.
Эхард прожил ненамного дольше своих людей. Прежде чем он что-то успел сказать, или просто крикнуть, сверкающая полоса металла разрубила его до самого сердца, наискосок, с таким хрустом, будто умелый лесоруб обрубил тонкие сухие ветки со ствола дерева.
Не повезло и последнему оставшемуся в живых негодяю — как только он прорезал ткань, накрывавшую фургон и сунулся внутрь, перевалив половину туловища через деревянный борт, почувствовал резкий укол в затылок, будто ужалило огромное насекомое. Парализованный Гирман оставался в живых еще минуту, пока Шаус, оббежавший телегу и зашедший с тылу не разрубил его пополам, как трухлявый пенек.
— Ну ты и завизжала! — Шаус вытер забрызганный красным лоб тыльной стороной ладони и с неудовольствием воззрился на испачканное запястье. Он был очень чистоплотным человеком — как и положено пекарю — потому не терпел никакой грязи.
— Я думал тебя схватили! Ловко ты его подколола, все-таки не врала, когда говорила, что умеешь обращаться со своим игрушечным кинжальчиком!
— Никакой не игрушечный! — обиженно шмыгнула носиком Лора, и аккуратно вытерев небольшой, острый и тонкий как шило клинок убрала его куда-то в складки платья — этот клинок мне дала мама и сказал, что возможно он спасет не только мою честь, но и саму жизнь! Убери отсюда эту гадость! Он на меня смотрит! Брррр... Что касается визга — это оружие женщины! Я выиграла себе пару секунд, чтобы достать кинжал, и ударить.
— Мда...даже я вздрогнул! Милая, ты год от году открываешься мне с новой стороны! Вот если бы ты еще не была такой упрямой...
— Ну давай, секи меня, секи! — поджала губы Лора — согласна, не нужно было ехать на север, ошибка...и что теперь — вечно меня пинать? Мужлан! Вот говорила мне мама — не выходи за него замуж! А я...люблю тебя, грубый, неотесанный мужлан! Зверь!
Женщина рассмеялась, и притянув к груди голову мужа, опершегося на борт фургона, крепко обняла:
— Какой ты все-таки у меня молодец! Ты лучший мужчина на свете! Ты...ты...
— Говори, говори! — рассмеялся Шаус — люблю тебя слушать! Особенно ЭТО.
— Все, ни слова больше! А то зазнаешься! — хихикнула Лора, и посерьезнев, замолчала. Настроение у нее резко испортилось и уже убитым голосом, женщина спросила:
— Ну и что нам делать? Мы сколько уже проехали — ни одного намека на то, что он был здесь! Никто не видел, никто не знает — так ведь не бывает, правда?
— Всякое бывает — тоже нахмурился Шаус, легко, как охапку дров поднимая тяжеленный труп разбойника и сбрасывая со склона горы, в которой собственно и был выбит тракт — но если он жив...что я говорю?! Жив, конечно, нашего мальчика не так просто убить, он шустрый малый, я знаю! Так вот — если бы он шел тут, кто-нибудь его бы запомнил, это ты верно сказала. А раз никто не видел — значит, он тут не шел. Но ведь куда-то Илар пошел? Говорил я тебе...а ты -'Мой мальчик никогда мне не врал! Раз сказал — на север, значит — на север!'
— Он и правда никогда не врал — грустно сказала Лора, и предательская слеза выкатилась из ее левого глаза. Примеру левого последовал и правый, и скоро женщина горько плакала, теряя слезы на колени, обтянутые зеленой тканью.
— Он вырос, милая — кивнул Шаус, собирая клинки разбойников (Ну не бросать же! Они денег стоят! И немалых!) — когда-то наступает момент, и дети уходят от родителей. Я бы на его месте поступил бы так же. И зря ты меня не послушалась, сейчас бы уже были в столице. А теперь...дальняя дорога. Он там, уверен. Едем туда!
— Едем... — бесстрастно повторила Лора — только мне очень туда не хочется. Я порвала со столичной жизнью, заставила себя не думать о ней, вычеркнула из памяти всю родню...и все теперь заново! Беспутные, злые братья...отцовский дом, где я не была счастлива. Одна мама меня любила, но я убила ее...убила!
— Перестань! — досадливо поморщился Шаус — сколько раз мы с тобой говорили на эту тему, и ты опять начинаешь! Никого ты не убивала! Не нужно говорить ерунды и разбрасываться такими словами! Убила она...вот сегодня мы и вправду убили кое-кого, да. Теперь ты знаешь, как это выглядит. А несчастная старушка, которая померла восемнадцать лет назад, скорее всего умерла своей смертью! И все тут!
— Я даже не похоронила ее — Лора снова заплакала, тихо, без шумных рыданий и стонов — уехала, оставив ее мамы на этого подонка! Может он вообще бросил ее крысам! С него станется! Достал меня этими сокровищами! Откуда я знаю, где они? Кстати — мама не была старушкой! Женщина в самом расцвете сил!
— Во-первых, прости, но твоей маме уже все равно, что сделают с ее телом. Мертвецы, как ни странно, не очень волнуются, даже если из них сварить похлебку. Что так, что эдак — тело кто-нибудь сожрет, черви, крысы — кто угодно. Даже если его хорошенько набальзамировать. Во-вторых...хватит и первого. Ты ее не убивала, а если она разволновалась и померла -значит так боги судили. Дороги богов неисповедимы.
— Фффу...милый, ты так и не избавился от своих уснарских шуточек! Меня даже затошнило!
— А я и не шучу. Когда я помру, толкни мой труп ногой в канаву — мне будет уже все равно. Ладно, ладно, не делай такое лицо! Поставишь мне памятник — только не с этой железякой, а с пирогом в руке! Я считаю — само лучшее в мире дело — кормить людей. Чем больше сытых людей, тем меньше в мире зла. Вот!
— Иди сюда, мой философ! И ведь никто не знает, что за твоей камнедробильной внешностью скрывается такой...добряк. Илар весь в тебя! Такой же добрый мальчик.
— Хорошо, что он только добротой в меня, а внешностью в тебя!
— Глупый...для меня ты самый красивый на свете!
Шаус улыбнулся, поцеловал жену в ухо, отчего та ойкнула и поежилась (Заморозил!). Сложил оружие в фургон, накрыл его мешковиной, сел на облучок и взяв руки вожжи, хлопнул ими, одновременно заворачивая лошадь назад, в обратную сторону той, в которую они недавно ехали.
— Все. Хватит. В столицу! Будем сидеть там, и ждать, пока Илар появится. Денег у нас хватает, куплю, или построю пекарню, будет зарабатывать деньги, жить, и...в общем — все будет хорошо. Не плачь, появится Илар, уверен.
— Хорошо, что уверен — покачала головой Лора — мне бы твою уверенность...у ручья остановимся, вымоешься, хорошо? А то ты весь в крови...
— Кстати, как ты научилась так ловко пырять своим шилом? И где ты его взяла? Никогда не видел у тебя этого кинжальчика.
— Мама дала. Когда у меня начались крови. Сказала, что я должна уметь защитить себя, как всякая порядочная девушка. Мало ли на свете грубых мужчин, желающих добраться до моего тела! Мама была молодец, жалко ее. Очень жалко. Папу я не знала, он умер еще до моего рождения, а мама для меня была всем. Братья ведь мне сводные. Папа женился на маме, когда у него уже были дети. Противные, надо сказать. Вечно издевались надо мной...то кольнут, то ущипнут, то стукнут...потом мама им задала, когда увидела синяки.
— Ты уже рассказывала. И не один раз. Давай не будем о плохом, хорошо?
— А я не только о плохом...я маму вспомнила. А она была хорошая. Ну ладно. Давай о хорошем. Помнишь, как мы с тобой познакомились?
— Еще бы не помнить! — Шаус радостно хохотнул, и подмигнул Лоре — здорово тебе тогда досталось, да?
— Еще бы! Я перепугалась...едва не...хмм...в общем — чуть не описалась, как маленькая девочка! Нет — ну ты только представь, что я чувствовала в тот момент — я иду себе, беседую с воспитательницей о возвышенных вещах, о духовном, о богах, о душе человека, обретающей покой соответственно его деяниям, о птичках и рыбках, обо всем, что важно для воспитанной девушки, интересующейся миром. И вдруг — на тебя падает бездыханное тело с разбитым носом из которого висят кровавые сопли! Вот как должна отреагировать на это порядочная девушка?! А еще — из окна на тебя смотрит веснушчатая физиономия и ревет: 'Сучья рожа! Как ты посмел поднять руку на уснара?! Да я тебе ....вырву!'
— Как должна отреагировать...завизжать, конечно — хохотнул Шаус — ты так визжала, что во-первых я оглох, во-вторых решил, что изувечил важную госпожу, потому что только важные, родовитые госпожи могут так страшно визжать. Обычная горожанка просто обложила бы меня матом, и все! Надо отдать тебе должное — ты быстро затихла и спокойно спросила: 'Не могли бы вы убрать с меня ЭТО?! Он пачкает мне панталончики! А этот урод и правда уткнулся тебе между ног и все перепачкал! Кстати — помню твои ножки— уууу, какие славные! Тогда я в тебя похоже и влюбился!
— И я в тебя...глянула на тебя — такой огромный, сильный, настоящий мужчина! Как мой папа! Мне его так не хватало — мама говорила, что он был могучий, и все время в походах. Военный — есть военный. Вот сыновья у него и отбились от рук... Нет, не буду о них! Да — я посмотрела на тебя, и у меня мороз по коже — вот он, мой мужчина! Воспитательница бегает вокруг, чего-то бормочет, народ собрался, а я ничего не слышу, смотрю на тебя...
— А я на тебя смотрел..и думал — кому-то достанется такой цветок, а мне только доступные шлюхи...кхе кхе...прости...да какая-нибудь простушка, тупая, толстожо...хмм...с толстыми лодыжками. Я не поверил своим ушам, когда ты предложила мне сходить на представление комедиантов на городской площади на празднике солнцестояния. Просто не поверил! Я, такой мужлан, сын лесоруба, придавленного деревом, и поварихи из трактира, напивавшейся каждый седьмой день — и такой вот цветок, такая красота! За что мне такое счастье? Я и сам до сих пор не понимаю. Когда поцеловал тебя первый раз, был пьян, как будто выпил три кувшина вина! В ушах шумит, мир качается, а перед глазами только ты, только твои глаза, твой пряный запах. От тебя почему-то всегда пахнет лесной травой...
— Глупенький! Я ведь кладу траву в постельное белье! — Лора радостно рассмеялась, будто зазвенел колокольчик, ей вторил Шаус, погрозив пальцем:
— Вот так и развеивают сказку! Сказала бы лучше, что это колдовство!
— Колдовство... — погрустнела Лора — наш мальчик мечтал стать колдуном. Может надо было ему позволить? Ведь посмотри, что получается — мы с тобой презрели все запреты! Ты бросил свою работу, я отреклась от родни, запрещавшей мне видеться с тобой, даже с мамой разругалась! Мы пошли против всего мира! И запретили мальчику быть самим собой... Я не прощу себе, если с ним что-то случится! Один раз я уже...
— Да ничего — ты 'уже'! — рассердился Шаус — чтобы я больше не слышал этого! Ты не виновата в смерти матери, все, забыли!
Фургон попылил дальше, унося седоков в неизвестность. Сорванные с места ветром перемен, эти двое людей уже не жалели о том, что покинули свой тихий, сонный городок.
Лора предвкушала встречу со столицей — шумной, безалаберной, но такой живой, интересной, а Шаусу было все равно где жить — лишь бы рядом была та, ради которой он сдвинул бы с места великие горы. Будущего Шаус не боялся, ведь человек с руками и головой нигде не пропадет. Лишь бы Илар был жив...хотя Шаус и сказал Лоре, что не верит в гибель сына, а внутри все равно пробегал холодок — а вдруг? Ведь Шаус, бывший уснар городской стражи, хорошо знал, как коварна бывает судьба....
* * *
— Это еще что такое? — Илар с тревогой посмотрел на разбитую калитку, на темные пятна на улице, у забора и бросился вперед, опередив Дарана и Биргаза, мгновенно выдернувшего из ножен длинный меч, отблескивающий в свете вечернего солнца матовым серебром.
Стоявшие возле ворот люди — соседи и просто любопытные — прыснули в стороны, завидев несущегося на них стражника, а пуще всего — колдуна, который, по слухам, сегодня уже разнес пол-города, а потом отправился убивать императора — да только остановили на полдороге целым полком тяжелой пехоты и камнеметными машинами!
И вот он здесь, хотя должен был бы сидеть в самой глубокой темнице, в самой тесной камере!
Илар попытался отбросить дверь калитки пинком, но она с обратной стороны была чем-то подперта, пришлось подтянуться на руках, перебросить тело через забор, чтобы больно удариться пятками в утоптанную землю, и...оказаться перед мордой однорога, угрожающе выставившего окровавленный рог.
— Быстрик, что тут случилось? — Илар задохнулся от предчувствия беды, осмотрелся по сторонам и заметил несколько трупов, лежащих вдоль забора, как бревна — Где Легана? Ана где?
— Братец... — фыркнул однорог — Легана в доме (образ — чернокожая шаманка обматывает Устаму полосками ткани. Образ — Анара спит в своей комнате. Образ — толпа людей с мечами и кинжалами лезет через забор и в калитку)
— Все живы? Что с Устамой? — у Илара отлегло с души, будто свалился гигантский камень, норовивший раздавить тяжестью беды.
— Плохие люди покусали железным зубом! Но Легана их забодала! — в своей манере ответил Быстрик, вдруг сорвался с места и бросился к калитке, которая как раз слетела с петель под могучим натиском Биргаза. Илар не успел и крикнуть — вот только что однорог стоял тут, и мгновенно, отбросив крепкими когтями комочки сухой земли подлетает к калитке!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |