После Пламени. Пламя раздора

Гонг. Два удара. Надо идти.

"Я бы попробовал..."

Надо... а свет не дает уйти, манит к себе. Свет Амана. Свет, сохраненный мной даже здесь.

И мелодия гвэтворна — жесткая, напористая, уверенная. Такая близкая мне когда-то. И вызывающая отвращение теперь.

Я протянул руку.

"Лучше боль, чем неведение".

Я закусил губу и осторожно коснулся одного из Камней.

... Холодный?!

Нет, слегка теплый. Живой. Заточение не убило его! Все-таки не убило.

Я выдохнул. И достал Венец из ларца.

Тюремщиком я больше не буду. Ни для Сильмариллов, ни для нолдор, ни для себя. Хватит!

Я помедлил мгновение и надел Венец на голову. Он был легким.

Феанор опаздывал.

Все было готово, я слышал это. Таринвитис уже заняла место на второй ступени справа от трона. На три шага ближе к центру, чем обычно — на время отсутствия Саурона. Озорной Алаг не удержался: порывом ветра пронесся по залу так, что вздрогнуло пламя в светильниках. Кархарот и Анфауглир улеглись на нижней ступени, повернув морды ко входу.

Феанор опаздывал.

Увлекся работой и забыл о назначенном времени? Стал настолько равнодушен к людям, что не потрудился прийти? Или это вызов мне? Но ведь глупо же!

Я с трудом подавил раздражение. Да, это не последние люди, пришедшие ко мне. Несомненно, будут еще. Но встреча важная, день торжественный, и не зарвавшемуся Воплощенному его портить!

Я уже решил, что дольше ждать нет смысла, когда Феанор явился. Он вошел в зал нарочито медленно, гордо расправив плечи. На голове его сиял Венец.

Нет! Невозможно. Не решился бы даже Пламенный на подобную дерзость, ну, не совсем же он обезумел!

Я вслушался в Музыку снова, но ошибки быть не могло. Не спутаешь эту мелодию ни с какой другой. Венец.

Я закусил губу. Не время для гнева. Нельзя. Не теперь. После.

Я медленно поднялся. Вышел из Гранитного чертога. Миновал коридор.

Передо мной распахнулись двери Тронного зала.

Они пристально смотрели друг другу в глаза — впервые за последние несколько лет.

Сильнейший из Валар — и нолдо, владеющий силой Пламени.

Поющий, что бросил вызов Творцу. Воплощенный, что бросил вызов Поющим.

Властелин Эндорэ в призрачной черной короне о трех зубцах. Король нолдор в Венце с Сильмариллами.

Они смотрели друг другу в глаза — и ни один не желал отвести взгляда.

Друзья. Враги. Вожди. Мастера.

Схожие и разные.

Они смотрели друг другу в глаза.

Недолго.

Кто из них?

Я склонил голову, как подобало, и губы сами произнесли слова ритуального приветствия: я вознес хвалу Властелину и Учителю.

Но которому из двоих? Они были похожи, как братья! Нет... скорее, как отец с сыном: тот, что сидел, казался старше. И хозяином здесь явно был он.

Я бы не сомневался, к кому мы пришли, если бы не притягивали взгляд звезды, сиявшие в черных волосах младшего бога. Звезды, о которых говорилось в самых древних легендах.

— Я принимаю ваше служение, Ульфанг.

Голос прозвучал как будто со всех сторон, и все же я понял, кто говорит — старший.

Значит, все-таки он. А звезды... что ж, выходит, и у богов неопытные юноши стремятся украсить себя знаками доблести и силы. Зрелому мужу такие доказательства без нужды.

Странно, что я мог усомниться.

— Властелин Мелхгур, я клянусь, что...

— Я клянусь тебе, Увенчанный звездами...

Одновременно со мной. Бор?! Да он обезу...

Я не успел одернуть сородича. Властелин жестом остановил нас обоих:

— Не надо клятв.

"Не надо клятв", значит? Как поспешно он сказал это! Словно испугался, что люди не ему поклянутся — мне. Будто сам не предлагал мне когда-то стать наместником в Хильдориэне.

Ну, да, конечно, тогда все было иначе. Он был уверен во мне, потому что на скале висел Маэдрос. Заложник нашей дружбы. Живой щит.

Представляю, сколько усилий потратил потом Вала, чтобы атани запомнили его одного! Не один десяток лет провозился. Да только стоило людям увидеть Венец — и все старания Восставшего пошли прахом. Ну надо же, какая досада!

Вот интересно, если бы люди все-таки принесли клятву мне, как бы поступил Мелькор? Сделал бы вид, что так и задумал? А потом дал бы отступникам какое-нибудь задание от моего имени? Очень важное и ответственное. Почетное. И смертельное, разумеется. Обычный способ решения проблем в Ангбанде.

Но если все так просто, почему Мелькор вмешался? Люди растеряны, торжественность момента нарушена. Уязвленное самолюбие Восставшего взяло верх над расчетом? Или он и вправду боится? Боится, что люди за мной пойдут, не за ним. Боится — меня!

— Ты не взял с нас клятвы, Властелин. Почему?

На этот раз они говорили не под сумрачными сводами Дома богов, где даже опытным воинам и охотникам становилось не по себе. В долине, куда привела людей Тривитис, дочь Великого. Или жена?

И Мелхгур, который в подземном зале казался скорее воплощением силы и власти, чем живым существом, сейчас очень походил на человека. Конечно, высок непомерно, да и черты лица необычно тонкие, а все же на вид — вполне из плоти и крови. Даже прихрамывал он немного, и еле заметный шрам на щеке у Великого приметил Ульфанг. Значит, правду рассказывали, что огненная небесная кобылица трижды сбрасывала Мелхгура на землю, прежде, чем он укротил ее и заставил бегать по кругу и освещать мир. Руки, правда, целы. А по преданию, обжег их Властелин о гриву, оттого и на спине лошадиной не удержался, полетел вниз. Но когда он догадался накинуть на кобылицу свой снежный плащ, почти угасло пламя ее, и смирилась она перед сильнейшим.

— Что изменила бы клятва? — спросил Мелхгур.

— Ты не хочешь слов, — догадался вождь рода Рейлин. — Дела хочешь? Чтобы мы верность и доблесть свою доказали? Чтобы головы вражьи сложили к твоим ногам?

— Вражьи головы — это правильно, — одобрил Великий. — Только позже. Я пришлю гонца. И слова клятвы произнесете — я укажу, кому.

— Младшим рода твоего, Властелин?

— Нет. Врагам моим.

— Вра-гам? Но ведь это будет...

— Это будет ловушка, Ульфанг. Для них.

— Но клятва...

— Я подскажу слова. Правильные. На словах врагам служить будете. На деле — мне.

Я искал Первого. Того, кто явился когда-то к нашим предкам. Того, кто учил их. Того, о ком даже легенд почти не осталось — так, обрывки. То ли был, то ли нет.

Впрочем, я-то всегда верил, что Учителей двое. Несхожих нравом и обликом, но неразделимых, как день и ночь, как земля и небо. Потому что это — правильно.

И когда я увидел Увенчанного Светом в том черном зале, куда нас привели, я сразу узнал его. И понял, что пришел — к нему. Не к Мелхгуру.

Темный не позволил мне договорить, но я все же поклялся. В сердце своем. Поклялся Первому. Я встретился с ним взглядом, и мне показалось — он принял клятву, услышал несказанное.

Потом я ждал. Думал, что он придет к нам в долину. Или к себе позовет. Но ничего не происходило, а огненная кобылица уже много раз проскакала над нами. Хотя здесь не было видно ни ее, ни ее разбежавшихся жеребят — только серые тучи.

И тогда я начал искать Светлого сам. Но куда бы я ни направился, тропы приводили меня обратно в долину. К Дому богов не было пути смертным.

Мелькор боится меня. Потому и стражу приставил. Он перестал быть мастером, а после ухода большинства майар — и вождем. Вряд ли он доверяет теперь тем, что остались. Иначе впустил бы их, когда лежал раненый. Всех, а не только Таринвитис.

Он опасен. Намного опаснее, чем когда был в силе. Как поступит он, потерявший все, чем дорожил: дар творить, дружбу, власть? Не смирится ведь — метаться начнет раненым зверем, крушить то, что еще уцелело вокруг него. И что тогда будет с нолдор?

Кстати, надо поосторожнее вести себя с Мори. Восставший наверняка обратил внимание на мальчишку. Тот может приносить Ангбанду пользу, а Мелькор такое никогда не упустит. Хорошо, если Мори только за пленниками присматривает. А если Восставший поручил ему и за мной следить? Юнец способен на все: сам же признался, что не помнит Аман, что в душе ничего не осталось от прошлого. И что заполнило эту пустоту?

Смирить гордость, попытаться договориться с Восставшим? Не вернуть прежнюю дружбу, так хоть не доводить до вражды?

Не получится. Не умею я притворяться. К тому же, он все равно догадается: слишком хорошо меня знает. Да и не склоню я головы перед тем, к кому больше не чувствую уважения.

Прежнего Мелькора больше нет. Есть — Моргот. Не творец — разрушитель. Пока он еще сдерживает эту гибельную мощь. Надолго ли?

Стоит ли оставаться здесь, дожидаясь неизбежного конца? Можно еще немного потянуть время, но уже понятно, что никого мне спасти не удастся. А если так — лучше умереть в бою.

— Ты не принял их клятву. Почему, Мелькор?

Таринвитис заговорила об этом внезапно. Похоже, долго не решалась спросить, а теперь вот не выдержала.

— Не поверил? Но в их мелодиях не было фальши — я внимательно слушала. Растерянность — да. Сомнение, робость. Но не желание обмануть. Да и как бы люди посмели!

Вала остановился и прислонился к колонне, давая отдых больной ноге.

— Это из-за того, второго их вожака? — не унималась Таринвитис. — Но его просто сбили с толку. Зря ты позвал туда...

Она осеклась, виновато взглянув на Мелькора.

— Да при чем тут Феанор! — Восставший раздраженно махнул рукой. — Если бы он мог помешать, его бы там не было!

Тарис быстро подошла к нему, прижалась щекой к плечу. Ох, не надо было упоминать нолдо! Да еще указывать Властелину на ошибку.

Некоторое время Вала молчал. Потом сказал неожиданно спокойно:

— Я и не собирался брать с людей клятву.

— Почему? — майэ подняла на него глаза. — Они могут пригодиться.

— Как воины? Нет смысла. Орки превосходят людей и числом, и плодовитостью, бьются злее, а думают меньше. Как мастера? Смертным не сравниться с нолдор, пусть даже пленными. Да и с гномами тоже. Как охотники? Ангбанду хватает волков.

— Но ведь они — Дети, принявшие твою Тему! — вырвалось у Таринвитис. — Твой народ. Разве не их ты ждал веками? Не об этом мечтал? Ты потратил на них столько сил и времени, оберегал, учил. А теперь, когда люди пришли сюда, они тебе больше не нужны? Не понимаю!

— Нужны, — Мелькор обнял ее. — Но их задача — не воевать за нас и не работать для Ангбанда. По крайней мере, это не главное. Они выбрали нашу Музыку, Тарис. И они будут петь ее за пределами Арды. В этом их предназначение. Они продолжат то, что начали мы. По своей воле и безо всяких клятв.

А дело движется. Остров на Сирионе теперь не узнать. Земля вспомнила былые мелодии — и ожила. Вновь обрела силу.

Властелину бы показать бывшую вражескую крепость! Ему понравилось бы — теперь, когда перестала мешать нелепая привязанность к Воплощенному, когда он снова становится собой.

Если только нолдо не воспользовался моим отъездом, чтобы исправить свое положение. Впрочем, вряд ли ему хватит ума на это. К тому же, с Мелькором осталась Тарис. И про возвращение Ирбина Властелин знает, обрадовался. А все-таки лучше бы ему самому заняться восстановлением Эндорэ. Не мне. Полезнее было бы. Не для земли — хотя Вала сделал бы все быстрее и, возможно, спел точнее, чем я. Для него полезнее.

Если бы не раны, так и не исцеленные до конца! Если бы не чудовищное оружие, созданное предателем-нолдо! Способное развоплощать Поющих. Погубившее Алсвишша. Искалечившее Властелина. Очень опасное. Но не только для нас — для хозяев Амана тоже. И потому бесценное.

Заставить бы Феанора открыть секрет этого металла! В обмен на... собственную жизнь он, похоже, не слишком ценит, значит, на жизни сыновей. На существование его народа. Только вот без участия Мелькора тут не обойтись, а Вала еще не готов.

Однако терять время мне не хотелось. Так что я приказал аккуратно собрать оружие, принадлежавшее бывшим хозяевам крепости, и принести мне. Почти все стрелы, мечи и кинжалы оказались обычными. Эти я отправил на переплавку. Однако нашлись и те, которые я искал. Немного. Но вполне достаточно для задуманных мною испытаний.

Я вжался в стену и в который раз пожалел, что не погиб, когда пала крепость.

Враги не убивали тогда почти никого — разве что тех, кто пытался сопротивляться, несмотря на черное колдовство Саурона. Прочих только обезоружили. А потом отобрали нескольких, чтобы отдать оркам. И я... я обрадовался. Против воли, к собственному стыду. Не избавлению обрадовался — отсрочке. И когда нас уводили, я прятал глаза, чтобы не видеть тех, кого обрекли на пытки первыми.

Под землей не было слышно криков, но мы и так знали, чувствовали, что происходит наверху. Сжимали зубы от бессильного гнева и от ужаса перед неизбежным.

Отведут нас в Ангбанд или здесь замучают — велика ли разница? В подвалах крепости мы когда-то хранили припасы. Теперь в припасы превратились мы сами. В "мясо" для орков. В этом были уверены все: те, кого уводили из подземелья, не возвращались. Ни один.

И каждый раз, когда орки приходили за очередной жертвой, я сжимался внутренне: не меня... не сейчас... не так! Взывать о помощи к Валар или Единому было бесполезно — и все-таки я не мог удержаться. Цеплялся за их имена, словно тонущий за травинку. Безнадежно, отчаянно.

Уйти бы отсюда! По доброй воле уйти, покинуть тело: дух даже Моргот удержать не сумеет... но куда же потом — в Мандос? К Намо, проклявшему нас? Из одной темницы в другую?

Здесь хоть крошечная надежда есть: говорят, кому-то удалось спастись из осажденной крепости. Может быть, они добрались до Нарготронда, может быть, Финрод уже ведет войско, чтобы освободить нас.

Может быть...

А потом тяжелая дверь в очередной раз отворилась, и вошел он. Саурон Жестокий. Самый отвратительный, самый могущественный, самый беспощадный из слуг Моргота.

Я прижался к стене, чувствуя, как струйка пота щекочет спину.

— Этот.

Не-ет! Варда Пресветлая, Эру Илуватар, Валар, ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, НЕТ!

Не я — не так — не теперь!...

Я не вздрогнул, когда враги коснулись меня. Я даже поднялся сам. И пошел к выходу. С гордо поднятой головой, как уходили мои предшественники. Как подобает.

— Властелин...

Мори замялся. Доклад о мастерских он закончил. О гномах, пришедших в Ангбанд, спросить опять не рискнул: не признаваться же, что подглядывал. А Вала упорно молчал о них. Как и Феанор.

Оставалось еще кое-что. Мори долго не отваживался на этот разговор. И всей кожей чувствовал, как уходит время, как надвигается, нарастает опасность. Еще немного, и ничего уже не изменишь.

— Властелин, позволь Феанору уйти, — юноша сказал это торопливо, словно боялся, что его перебьют

И замер: вот, сейчас все решится.

Мелькор молчал. Не дождавшись ответа, Мори осторожно поднял взгляд на Валу. Тот смотрел в сторону. И выглядел как будто спокойным, но у юноши мороз по коже прошел от этого спокойствия.

123 ... 2324252627 ... 313233