Ладога

-Как мы и думали,— бросил бывший депутат, доставая из-за пояса веревку, чтобы связать руки пленнику.— Побежал куда-то по дороге, как только вы появились.

-Куда бежал-то?— спросил Ратмир, вглядываясь в лицо паренька.

Тот сделал вид, что не слышит, с ненавистью покосившись на пришельцев. Под глазом у хлопца наливался изрядный синяк.

-За нож схватился, сучонок,— буркнул Бьерн.— И даже успел мне руку порезать. Пришлось его приласкать немного.

-По правде сказать, если бы он не хромал, мог бы и сбежать,— добавил Володя.

-Где все остальные?— подступил к пареньку Ратияр.

-А не скажу!— с вызовом выпалил тот.

-Ну и дурак,— отрезал Ратмир.— Если бы один попался, мог бы молчать. А у нас тут полное село баб и детей. Не скажешь ты, скажут они. Особенно, если попросить, как следует. А мы просить умеем. Так что лучше говори сам, если не хочешь, чтобы началось веселье.

Пленник слегка побледнел, оглянувшись вокруг.

-Где мужи и парни?— повторил вопрос Ратияр.

-На ниве,— понурив голову, пробормотал хлопец.

-К ним бежал?

-К ним...

-Знаешь, кто мы такие?

-Из Дубовика вои.

-Молодец,— усмехнулся Ратмир.— Как тебя зовут?

Пленник сверкнул глазами и промолчал. Бьерн, вздохнув, скрылся в ближайшей избе и тут же показался обратно, держа за косу невысокую девчушку.

-Как его звать?— спросил у неё Ратмир, указывая на паренька.

-Ждан,— обмерев, прошептала та.

-Ну вот, Ждан,— проговорил Ратмир, дождавшись, когда Бьерн отпустит пигалицу, и та со скоростью звука скроется в доме,— и чего было ломаться? Хочешь, чтобы мы рассердились? И что ты тогда будешь делать?

-Когда придут взрослые?— не давая местному ответить, вмешался Ратияр.

-Мне-то откуда знать?— огрызнулся тот.

-Что делать пошли?— прищурился Володя.— Косить или жать?

Ждан снова замолк. Бъерн повернулся в сторону избы.

-Зажин (71) сегодня,— торопливо поведал парень.

-Тогда почему женщины дома?— проявил знание этнографии Бьерн.— И почему в августе зажин, если он в июле должен быть? Сдается мне, ты нас обмануть хочешь.

Селянин молчал, не зная, что сказать.

-Ну,— подтолкнул его Ратмир.— Говори.

-Бабка главная зажин делает,— пробормотал тот.— Всех туда не берут...

-А почему зажин в августе?— ехидно поинтересовался Бьерн.

-В серпне,— поправил Ратмир.— В серпне, а не в августе. Если хочешь, чтобы он тебя понял, говори как тут принято. И откуда ты взял, что он должен быть в июле, тьфу, в червне?

-В липне,— уточнил Володя.— На Украине липень.

-Не путай меня,— отмахнулся воевода.— В разных славянских языках июль называют и так и так. Но здесь перед серпнем идет червень. Я у Вышаты спрашивал.

-Я был в экспедиции в Полесье,— насупился Бьерн.— Когда анкетирование проводил, про зажинки тоже выяснял, они в июле.

-Так, где Полесье и где мы? На юге жатва может и в июле, а тут — в августе.

-Логично. Но этот тип нас все равно надурить хочет, по нему видно.

-Его право. Но раз сегодня зажин, значит, мы удачно зашли. Праздник и все такое. Скоро хозяева пожалуют, с первым снопом. Тогда и пообщаемся.

-Расходимся по домам и ждем, а потом по сигналу выходим и берем в кольцо?— ухмыльнулся Карел.

-Мы же не каратели,— улыбнулся в ответ Ратмир.— Мы законные правители, приехавшие поздравить с зажином. И в дома нас пока не приглашали, так что рассредоточиваемся по селу и ведем себя хорошо. Бьерн, присмотри за Жданом, чтобы он не испортил торжественную церемонию встречи. Володя, на тебе дорога. Не хотелось бы, чтобы вторая высокая договаривающаяся сторона свалилась нам как снег на голову.

-В дома нас не приглашали,— заметил Карел.— Но Бьерн уже в один зашел.

-Это он по запальчивости. Викинг, что с него взять.

* * *

Ладожане выросли как из-под земли в самый нужный момент. Несший первый сноп на вытянутых руках старейшина Наволока был настолько увлечен заключительной частью обряда, что не заметил отсутствия на улице оставшихся в селе людей. Да и внимание остальных участников зажинок было несколько рассеяно после ритуальной трапезы с обильными возлияниями, состоявшейся прямо на поле. Задние ряды процессии еще продолжали распевать веселые песни, когда передние замерли как вкопанные.

-Что же ты, Радята Хотенович, столбом стоишь?— проговорил Ратмир, заметив, что руки у старейшины начинают слегка дрожать.— Неси сноп в дом, ставь к чурам (72).

Тот, преодолев оцепенение, двинулся вперед. Обряд должен быть закончен. Может, через мгновенье половина села поляжет в кровавой резне, но если не закончить обряд, чуры отвернутся от потомков и тогда — точно конец. Земля не родит посеянное жито, падет скот, перестанет ловиться рыба, звери и птицы избегнут ловушек и стрел охотников...

Горло старейшины пересохло от напряжения, но вплоть до самого крыльца ничего не случилось. Главарь чужаков не схватился за оружие сам и не приказал рубить всех подряд своим людям. Оказавшись внутри, Радята Хотенович водрузил сноп перед чурами и зашептал, призывая милость предков. А закончив, метнулся к сундуку — за оружием. И тут же замер, потому что дверь скрипнула, и в избу влетел Ждан.

-Живой!— прошептал старейшина, стискивая в объятьях сына.— Кто они?

-Дубовицкие, отец. Велели передать, чтобы ты оделся и вышел, чтобы народ успокоить и по домам отпустить. Говорят, что не будут селище жечь и разорение чинить. Хотят ряд заключить.

-Знаю я этот ряд,— пробормотал Радята.— С Гостинопольем уже заключили — троих в отроки забрали. Нынче к нам пожаловали.

-Так может, ударим на них? Я посчитал, их меньше десятка. Нас втрое больше.

-Чего говоришь-то?— вспылил старейшина, надевая крашеную рубаху с финской шерстяной тесьмой.— Или не слышал, как они с ладожской дружиной обошлись? Не меньше сотни свеев порубили и огнем пожгли. Колдовским огнем! Князь их хаконова оборотня голыми руками задушил, а сколько тот народа извел?

-Так что теперь? Платить будем?

-Не твоего ума дело!— прикрикнул Радята Хотенович, но видя, как вытянулось лицо сына, потрепал его по щеке.— Близко мы от них, сынок. Слишком близко. Не с руки сейчас распрю начинать. Ого, синяк-то у тебя какой! Они поставили?

-Ничего,— осклабился Ждан.— Я в долгу не остался. Пустил кровь одному...

Вместо похвалы последовал такой тумак, что хлопец отлетел к стене, да к тому же, падая, приложился о дверцу сундука.

-За что, отче?— с обидой выкрикнул Ждан.

-Говори!— велел Радята, нависнув над парнем.

-А что говорить? Они в село вошли, я увидел и к вам пустился, а двое меня устерегли и скрутить решили. Один схватил за руку, я его ножом и полоснул.

-Как полоснул?— прорычал старейшина.

-Да вскользь!

-Кровь пошла?

-Ну да...

Радята Хотенович закрыл сундук и тяжело опустился на него.

-Ты хоть понимаешь, как с нас за обиду теперь спросят? За кровь княжьего гридня?

-Он меня первый схватил!

-Дурак! Он скажет, что хотел у тебя дорогу спросить! Или молока испить!

-У меня синяя рана, это тоже обида!

-Ты первый ударил. Три гривны по Правде, и судить будет их князь в Дубовике, если не договоримся здесь.

-Не в Дубовике,— понурив голову, проговорил Ждан.— Тут он. За дверью нашей.

* * *

В обратный путь ладожане пустились в приподнятом настроении. Да и селяне, явно побаиваясь непрошеных гостей, расстарались с угощением. Недовольным остался только Ратияр, которому запретили хватать за руки подносивших кувшины девок и делать им непристойные предложения. По мнению Ратияра, убытка в том никому не светило, а вот прибыток был вполне вероятен...

Лицо старейшины тоже выражало радость от визита столь важных гостей и стремление всячески им угодить, во всяком случае, пока телега с пришельцами не скрылась из виду. Затем выражение наверняка поменялось. Но об этом никто не узнал. Карел и Володя с довольными ухмылками похлопывали по пузатым мешочкам с серебром, а Ратмир молчал, прокручивая в голове состоявшийся разговор и прикидывая, правильно ли все сделано. Бьерн и Ратияр развлекались беседой с Жданом, единственным селянином, забритым в рекруты.

-Сбежать, поди, хочешь?— интересовался Бьерн.

-Захочу — так и сбегу,— хмурился новобранец.

-Зря. Только хуже выйдет.

-Это еще почему?

-Ну, сам смотри,— Бьерн откинулся на сено и положил руки за голову.— Сейчас у нас основные вопросы с твоими односельчанами решены. В ноябре, тьфу, в грудне, приедем в полюдье, погостим, соберем назначенное, князь рассудит тяжбы, если такие будут и до свиданья. А если ты сбежишь, что тогда?

-Что?

-Обратно ехать придется. Коли тебя не поймаем, других заберем. Сопротивляться начнете — прибьем, может, и дома спалим.

-Девок оттрахаем,— хищно ввернул Ратияр.

-Оттрахаем, конечно,— согласился Бьерн.— Как не оттрахать-то?

Ждан замолк, осознавая сказанное.

-Вот и думай,— хлопнул его по плечу Бьерн.— Или ты в Дубовике и село в безопасности или пожары и разорения. Не о себе пекись, про родичей помни.

-Тем более, князь простил половину виры,— подал голос Володя.

Ратмир, прислушивавшийся к разговору, снова задумался. Радята Хотенович сумел избежать повторения гостинопольского сценария. То есть почти сумел. Забрали в ополченцы только его сына, несмотря на все усилия старейшины. Не помогли и астрономические по здешним меркам посулы, ладожане не хотели ничего слышать. Дело было даже не в том, что дерзкий и боевитый парень мог вырасти в хорошего дружинника. Одноклубники слишком хорошо знали историю. Владимир Святославич, борясь с печенегами, начал ставить городки, населяя их лучшими мужами из числа словен, кривичей, вятичей и чуди. И выиграл от того дважды. Справные мужи воюют на твоей стороне — отлично. Но еще лучше, что они не мутят воду в своих городках. А лишенная верхушки община всегда становится сговорчивее...

Вот потому и не смог Радята Хотенович откупить сына. Зато вместо двух других отроков расплатился щедро. Серебром и советом. Два воя — это хорошо, сказал он. Тем более что скоро бойцы понадобятся. Откуда известно? Слухами земля полнится. Нет, ничего конкретного, иначе старейшина, безусловно, рассказал бы. Но четыре воя — это же в два раза больше, верно? Нет, в Наволоке не сыщется столько свободных и, главное, подходящих рук. Люди тут тихие, работящие, но не воинственные. А вот на ладожском торгу есть прекрасные молодые рабы. Их можно выкупить и сделать преданными воинами? Что? Из рабов не получатся дружинники? Это почему? Из пахарей же получаются? А серебро, достаточное для выкупа четырех рабов в селе найдется. Конечно, сумма большая, надо посовещаться, прежде чем расставаться с нажитым долгим трудом, но ради родной кровинушки и так далее...

Ратмир, обдумав услышанное, согласился. Не сразу, поломавшись и подняв цену до стоимости шести рабов, то есть до почти двух килограммов серебра. Радята Хотенович, крякнув, почесал затылок и попросил время на раздумье. Время было предоставлено, и после заседания сельской бородатой общественности консенсус находился на расстоянии вытянутой руки, когда старейшина узнал, что его сын отправляется в Дубовик и торг здесь неуместен. Договоренность оказалась под угрозой срыва, и переговоры начались заново. В итоге сошлись на полутора килограммах — цене четырех рабов плюс половина виры за пролитую кровь. Радята и тут извернулся, переложив выплату основной суммы на других мужей, раз его сын все равно покидает дом. Потом стали взвешивать серебро на весах, Карел ругался с селянами, отбраковывая плохие монеты, мать Ждана принялась голосить о сыне как о покойнике...

-Скоро приедем,— оповестил всех Вышата.

-Отлично,— буркнул Бьерн.— Наш чудесный вождь не дал нормально пива выпить в деревне, перестраховщик чертов. Кто тут в своем уме на нас нападет? Сейчас даже медведи сытые.

-Расскажи про здешнюю безопасность Ратияру,— хмыкнул Карел.— Ему уже однажды хотели пару лишних дырок в организме проделать.

-Чепуха. Во-первых, это было около Ладоги. Во-вторых, ночью. А в-третьих, я, выпив литр пива, становлюсь вдвойне опаснее.

-Так ты литр уже вылакал! Пока серебро собирали.

-Ну, уж прямо литр! Кувшин был неполон...

-Вы на крепость гляньте!— перебил всех Ратияр.— Часовой нам руками машет как сумасшедший!

-С телеги!— скомандовал Ратмир.— Вышата, довезешь Ждана до ворот и сдашь кому-нибудь из ладожан. Остальные — шлемы на головы, щиты в руки и бегом! Володя, ты вперед — узнай, что там!

-Твою мать!— выругался Бьерн, нахлобучивая шлем.

-Вперед! Не отставать, бежим вместе!

Другак, оставленный Хравном у ворот, весь извелся, видя, как приближаются товарищи, но с поста не сошел. Володя, легко оторвавшийся от основной группы, подлетел к нему и, выслушав, бросился обратно.

-Ну?!— крикнул Ратмир, когда быстроногий дружинник оказался близко.

-К пристани! Там наши с викингами бьются!

-Какими еще викингами?— заорал Бьерн.

-Сейчас узнаем!

* * *

Выбежавшие на берег походники ожидали увидеть худшее — как минимум пару драккаров Хакона, а то и нанятые им дополнительные корабли с воинами и неравный бой, в котором оставшиеся в Дубовике ладожане и местные жители один за другим падают под ударами свейских мечей. Ничего этого не было. На катках волока и впрямь стояла ладья, но назвать её драккаром мог только человек, ни разу не видевший настоящего дракона морей. Чуть поодаль у пристани и в самом деле лежало несколько неподвижных тел, но кораблик окружало кольцо вооруженных людей, командовал которыми не Хакон или Торгейр Старый, а Хравн Рыба в своей неизменной бурой рубахе.

-Отлично! — жутковато осклабившись, заорал он при виде спешащих на помощь товарищей.— Вот теперь мы точно закончим это дело до темноты!

-Что творится?— бросил Ратмир, взмахом руки приказав прибывшим ладожанам присоединиться к оцеплению.

-Купцы охренели,— пояснил Хравн.

-И? Дальше что?

-Оставшиеся в живых сидят на корабле. Вот только грести не особо получается,— до реки-то пара десятков метров, ха-ха. Поначалу пробовали высунуться, но мы им быстро это желание отбили.

-А там кто?— спросил воевода, указывая в сторону пристани.

-Хлопец здешний,— посерьезнел Хравн.— Не успел смекнуть, что к чему, когда началось. И двое старших из купцов. Поначалу непросто пришлось. Если бы не положили их почти сразу, могло и иначе повернуться.

-Рассказывай.

-А что рассказывать? Сперва всё чин чином шло, приплыли они, договорились с местными перетащить ладью, вылезли. Сгрузили товар, смотрю — бабы. Я наши законы помню, послал к ним Язвука с тем парнем, что нынче бездыханным лежит, он толмачом был. Чтобы убедиться, что славянами не торгуют. Едва начали говорить, главный почти сразу взбеленился и схватился за меч. Я глазом не успел моргнуть, как пошла рубка.

-Вдвоем на вас всех напали?— покачал головой Ратмир.— Совсем рехнулись?

-Почему на всех? — удивился Хравн.— Я в теньке сидел, гребцы пошли с местными кораблик тащить, на пристани всего-то и осталось народа — толмач, Язвук и трое отроков. Толмача первым зарубили. Язвук, умница, сразу старшему ногу подсек, а второго отроки положили. Гребцы кинулись было на подмогу своим, но опоздали — мы с Михалкой подоспели, да Хват с луком с луком сразу одного остудил. Щиты-то у них на бортах остались.