Мужики быстро разделили между собой соседние дома и разбежались в поисках
Душ нашёл Шило. Скорый, вообще-то, тоже нашёл ванную, то в здании так смердило мертвечиной, что ни о каком мытье речи даже не велось.
Потащили Таню в найденный душ и оставили её с Бабкой, которая захватила с собой рюкзак с запасным камуфляжем.
Минут через двадцать женщины вернулись.
Женщина с трудом села в кресло. От холодного душа её слегка потряхивало.
Шило уже открыл банку тушёнки, достал пачку галет и приготовил ложку. Она помотала головой:
— Спасибо, я не хочу.
— Ешь, давай. А то ещё помрёшь нечаянно. Получится, что мы зря такой крюк делали.
Шутки населения Улья иногда граничат с оскорблениями. Наверняка, то, чего не замечали сами шутники, коробило слух новичков. Но Улей, есть Улей. Другой мир, другие приоритеты, другие шутки.
Женщина (или девушка) взяла ложку и положила в рот тушёнку. Потом ложка замелькала. И тушняк, и галеты исчезали с приличной скоростью.
Шило начал вскрывать банку сайры в масле.
Таня помахала ложкой.
— Нет, нет. Мне хватит.
— Фигуру бережёшь? Тут за фигуру беспокоиться не след. Тут наоборот, всегда под рукой должно быть — что пожрать, — и передал банку Татьяне.
Консерва тоже съелась с хорошим аппетитом.
— Ты если не наелась — говори, не стесняйся.
Бабка скомандовала:
— Так. Ладно. Поехали домой. Скоро вечер.
И они покатили в сторону Полиса.
По дороге Таня рассказала, что приехала из Тоузаково. Что работает в клиринговой компании и наводит порядок в нескольких богатых домах этого сектора. Хозяева этого дома куда-то уехали. Уборку Таня делала с вечера. Заночевала там же. Там её и застала перезагрузка.
Сначала Татьяну чуть не убил сосед, живущий через дорогу. А когда она заперлась в доме, жильё начали осаждать заражённые со всей округи.
Таня нашла ружьё и с испуга пристрелила несколько тварей. На шум прибежали заражённые покрупнее и попытались выколупать её из-за стен. Но Таня спряталась в подвале. Там и просидела до приезда Бабкиной группы. Там бы и померла.
Пашка осмотрел девушку на предмет здоровья. Нормальный организм. Только истощёна и физически, и психически. Спросил.
— Танечка, а какое у тебя образование.
— Учитель начальных классов.
— А не преподаёшь — потому что работы нет?
— Да... Можно было бы уехать в Самару. Там учителя требуются. Но у меня тут родители и сёстры. Да и не хочу я куда-то ехать. А в компании платят неплохие деньги... Вы меня в Тоузаково завезёте? Мне домой надо. Мама, наверное, с ума сходит.
Бабка, по традиции, прочитала новенькой небольшую лекцию о том месте, куда та попала.
Таня слушала молча, вопросов не задавала. Только в конце спросила:
— Это вы шутите? Да?
— Так. Ладно. Информация не прижилась.
— Подождите... Вы, что — серьёзно всё это?...
— Лекция прерывается до приезда на место дислокации, — очень умно подвела итог Бабка.
В этот момент они проезжали мимо оскалившей страшные зубы туши рубера на Советской улице.
Бабка спросила у новенькой.
— Тань, вот ты не веришь. Да? А тебя не смущает, например, вот эта милая дохлая зверушка? Или летнее тепло в феврале? Или пустой город? Да и вообще — всё, что с тобой произошло... Ладно. Молчи. И думай... От того, правильно ли ты поймёшь всё происходящее, зависит твоя жизнь... И вовсе не то — будешь ли ты жить хорошо или плохо. Вопрос стоит так — будешь ли ты жить, или просто умрёшь. Думай.
Когда подъехали к месту побоища на Железнодорожной, Шило попросил:
— Бабка, притормози, давай я коготок от громилы отрежу. Как память об удачной охоте. А?
Бабка рефлекторно остановилась.
— Шило, блин... Ты, что — повесишь десятикилограммовый коготь себе на пузо и будешь с ним ходить, растопырив пальцы? Зачем он тебе? Что за детство?
— А это что? — спросила Татьяна. — Вот этих... Вот это... Это вы их всех убили?
— Нет, Танечка, что ты?! — запротестовал Шило. — Это не мы! Нет, нет, нет! Гринпис, блин, пусть спрашивает вот с него. — он ткнул в Пашку. — Это всё он. Вон того, зелёного мужика, точно он завалил.
— А... А это, что — какое-то животное?
— Бабка, подожди.
— Ты что?
— Надо, чтобы девушка осознала... Пошли-ка, Короткий.
Два мула подошли к поверженному гиганту, взялись за голову, поднатужились и повернули эту глыбу лицом к пепелацу. Татьяна ахнула и отвернулась.
Уселись по местам.
— Ну и как тебе? На земле такие собачки, поди, не водятся? А вот тут эдакие — на каждом шагу. Запомни, Танечка, тут на каждом шагу — смерть. Пошумела лишний раз — смерть. Отошла от группы за угол — смерть. Не выполнила команду старшего группы — смерть. Вот так. Пока тебе дают информацию, не будь дурой, слушай и впитывай.
— Отвезите меня домой, пожалуйста...
— А где твой дом?
— Вот по этой дороге, дальше. Село Тоузаково. Пожалуйста.
Короткий вздохнул.
— Она ничего не поняла.
Скорый спросил у Бабки:
— Мне с ней поработать?
— Нет, не надо. Она где-нибудь в Полисе, брякнет по глупости. Нам это не нужно. Половина наших успехов — от секретности наших даров. А в Улье никогда не относятся к необычной информации, как к пустой. Сразу поймут — что к чему.
Потом обратилась к Тане:
— Танечка, ты извини, но твоего, как там... Толузакина... Его нет. Ты же слышала, что я говорила. Вот этот кластер заканчивается на Алтухово. А дальше уже Новотроицкое.
— Какое Новотоицкое? Вы просто не туда свернули. Пожалуйста, отпустите меня. Я сама дойду. Пешком. Отпустите... Я же вам ничего плохого не сделала.
Бабка затормозила.
— Таня, да никто тебя не держит. Но тебе некуда идти.
Девушка молча вылезла из машины, спустилась с насыпи шоссе и быстро пошла по тропинке в сторону леса.
Шило удивился:
— Куда это она попёрлась?
Бабка пожала плечами.
— Не знаю. Но там, в лесу, парочка тварей... Уже сюда бредут. Быстро отмучается.
Скорый начал вылазить из машины.
— А ты куда? — удивилась шеф.
— Так нельзя. Её надо остановить.
— Скорый, я не собираюсь всю дорогу выслушивать её истерики. Мы не благотворительная организация. У нас дел по горло.
— Она погибнет, так нельзя.
— Скорый, ты что тупишь? Знаешь, сколько за полторы тысячи дней мы таких встречали. Они не понимают, что происходит. И, главное, — не потому, что не могут, а потому, что не хотят! Одного подростка мы силой привезли в Полис. Он сейчас с караванами ходит. Так мы у него до сих пор в списках врагов. Даже не здоровается. Мы, видишь-ли, не дали этому идиоту "права выбора". Хе...Так что, не надо вот этого. Пусть идёт.
Таня уже отошла метров на полста, когда из лесу выбрели два топтуна. Видимо только что оттаяли и ищут чем перекусить.
Девушка их сразу увидела, развернулась и побежала назад к машине. Топтуны добавили скорости. Команда с интересом наблюдала за развитием событий.
— Нет, — сказал Скорый, — так нельзя.
Он встал коленом на сиденье, вскинул сайгу и парой выстрелов успокоил тварей. Бабка круто свернула налево с дороги и покатила бегущей девушке навстречу. Та остановилась, тяжело дыша. Бабка аккуратно её объехала и подкатила к мёртвым топтунам.
Шило и Короткий привычно выскочили из машины и распотрошили трупы. Принесли по горсти паутины, бросили в Пашкин армейский термос. Бабка развернулась и поехала в сторону шоссе, обойдя стоящую столбом девушку.
Они уже взбирались на асфальт, когда Таня закричала:
— Стойте! Стойте! Я с вами! Стойте!
Скорый оглянулся. Татьяна бежала по полю, размахивая над головой руками. Бабка и не думала останавливаться.
— Бабка, — попросил Пашка, — ну перестань издеваться над человеком. Остановись.
Бабка остановилась и заворчала:
— Жалостливый какой. Как бы нам твоя жалость боком не вышла. Смотри, Скорый, на твою ответственность. Это всё бесполезно. Она всё равно в какую-нибудь задницу свою бестолковку засунет. Сегодня, завтра, через месяц,... — махнула рукой, — знаю я эту породу.
Шило и Короткий тоже смотрели на Скорого осуждающе.
Девушка подбежала к машине, и опёрлась на раму, шумно и тяжело дыша.
— Ну? Чего тебе? — спросила Бабка.
— Я всё поняла... Я всё поняла... Я с вами поеду. Можно?
— Ты смотри, — какой прогресс! Осознала, значит, серьёзность своего положения?
Таня покивала.
— Объясняй. Чего ты поняла.
— Я не дома. Я... Не на земле. Тут опасно.
Бабка кивала.
— Хорошо. Хорошо. Дальше.
— Я не знаю, что мне делать... — всхлипнула Татьяна.
— Чёрт... Всё не то... Всё не то, — прошипела Бабка. — Так. Ладно. Оставайся здесь. Мужики, у нас запасные стволы есть?
— Ружьё, помпа, из которого она палила в Отрадном, — сказал Короткий. — На, — протянул Татьяне ствол и патронташ.
Она, недоумевая, взяла оружие как биту.
— Ну, всё... Бывай... — попрощалась Бабка. — Нам некогда, извини.
— А как же я?
— А ты иди... Иди и убедись, что всё, что я говорю — правда. Постарайся выжить. Снова забейся в какую-нибудь щель. И выживай.
— Подождите... Вы, что — меня вот так и бросите?
— Ну, золотце, ты же нас бросила. Не постеснялась.
Девушка замолчала в ступоре.
Шило подсказал:
— Танька, ты не те слова говоришь. В Улье есть, ну...
— В Улье есть определённые правила, — подсказал Короткий, — и определённый порядок. Эти правила и порядок — просты и человечны. А ты их никак не поймёшь. Просто — не хочешь понять.
— Так. Ладно. Поехали. Время поджимает.
И Бабка тронула с места бесшумную машину.
Татьяна метнулась следом.
— Подождите! Постойте! Я же не знаю правил! Что я должна сделать?
Бабка снова остановилась. Пашка наблюдал, как старожилы ломают психику новенькой. В принципе он понимал, что это делают для её же пользы. Но эмоции кипели от негодования, от речей своих товарищей. Дугин сдерживался изо всех сил.
Таня подбежала к багги.
— Я... Я не понимаю!
Короткий пояснил.
— В Улье есть законы. По закону, мы обязаны помогать новеньким. Выручать их, подкармливать, лечить.
— Да, — подтвердила Бабка. — Но никто нас не обязывал делать такой крюк. Проверять, — что там за скопление тварей. Не нуждается ли там кто-то в нашей помощи. Оказалось, что в нашей помощи ты не нуждаешься...
Татьяна вцепилась в раму багги.
— Я поняла! Я поняла! Простите меня! Очень вас прошу! Простите!
— За что? — поинтересовалась Бабка.
— Я доставила вам неудобства...
Бабка повернулась к Скорому и спросила его.
— Теперь убедился? Она ни черта не понимает, и не хочет понимать. Поэтому спасать её не имеет смысла. Она всё равно погибнет. Дольше месяца она тут не протянет. Мы и так, потратили бензин, время, добрые намерения, нервы и еду. Смысла в этом никакого. Она уже покойник. Ладно, девушка. Прощай.
Пепелац тронулся и покатил по шоссе набирая скорость.
Скорый смотрел назад, на оставшуюся новенькую. Та села на асфальт. Посидела так маленько, потом подняла ствол помпы и приставила его себе к подбородку.
Скорый вскинул сайгу и выстрелил. Помповик вырвало из рук девчонки. Нажать на крючок она не успела.
— Ты, что — её грохнул? — спросила Бабка.
— Останови, — скомандовал Пашка. Он выскочил из машины и пошёл к сидящей на асфальте Татьяне.
— Скорый, ты куда? — прозвучало в наушниках.
— Если хотите её бросить, то я останусь с ней.
— Тьфу ты блин. Романтик...
Пашка подошёл к новенькой. Она сидела, закрыв глаза, обхватив себя руками и её колотила такая крупная дрожь, что зубы стучали. Скомандовал:
— Посмотри на меня.
Никакой реакции.
— Подними голову и посмотри на меня!
Таня подняла лицо и безразлично посмотрела на Пашку.
— Ты жить хочешь? Ты хочешь жить?
Татьяна ответила:
— Глупый... вопрос...
— Это там, на земле он глупый. Отвечай на мои вопросы!
— Конечно, хочу.
Таня с трудом встала на ноги.
Пашка вспомнил, как Бабка, в самую их первую встречу, быстро сломала его. Да и сломала ли? Тогда, он просто сопоставил всё увиденное, все факты, и быстро понял, что группа права. Что он не на земле. Ну, по крайней мере, что он в странной и серьёзной ситуации. А будь он потупее, начни он "выступать" на берегу Шагана, то Бабка его без сожаления бросила бы.
А вот с этой что делать?
— Чего вы хотите от меня? Оплаты за спасение? Так у меня ничего нет. Кроме вон того ружья.
— Не нужно нам никакой оплаты. Ты вспомни. Бабка тебе рассказала, как тут всё устроено. Она от души рассказала. А ты?
— Я не поверила... А кто бы поверил?
— Дело не в том, что ты не поверила. Это-то как раз твоё личное дело... Ты обвинила человека во лжи. А извиниться даже не подумала? И теперь просишь, чтобы она тебя спасала дальше?
— Я ничего не прошу...
— А-а. Вон оно что... Ты — гордая. Ну, ладно, сиди. Жди зубастых гостей. Тьфу... Бабка, она и правду безнадёжна. Лучше ей умереть.
— Подождите. Я готова извиниться.
— То есть, ты делаешь нам одолжение?
— Да что же вы за люди! Я извинюсь. Я поняла, на что она, — Таня кивнула в сторону машины, — обиделась.
— Тааак... Уже лучше. И что ещё?...
— Что?... Ну, да! Я была дура...
— Была? — удивился Скорый.
— Ладно. Я дура. Набитая дура.
— Замечательно. Вот с этого и надо было начинать. А теперь иди. — Пашка ткнул стволом в машину.
Татьяна подошла к водителю.
— Бабка, простите, не знаю, как вас зовут.
— Бабкой и зовут.
— Бабка... Простите, что я не поверила... — она быстро поняла, что говорит не то. — Что я засомневалась в вашем рассказе. Что я вас обвинила во вранье. Простите.
Бабка выдержала драматическую паузу, потом демонстративно обратилась к команде.
— Ну что, мужики? Берём её?
Шило махнул рукой.
— Да, ладно. Пусть садится. — похлопал ладошкой по сиденью за Коротким. — Залазь.
— Только, голубушка, теперь так... Благотворительность кончилась. Ты нарушила закон Улья. Новеньким помогают, если те добровольно это принимают. Ты отказалась от помощи — всё. Теперь будешь нам должна. Сильно должна. Поняла? За спасение, за проезд, за одежду, за еду. Это закон Улья. За всё.
— Я отработаю. Я всё умею. Я готовить умею, и шить и...
— Стрелять умеешь? — спросил Шило.
— Да. Я уже стреляла... Из ружья.
— Ну и то хлеб...
Бабка скомандовала:
— А теперь сиди и молчи. Ясно? Можешь порыдать. Немного.
Новенькая молча, послушно покивала.
В безмолвии катились с полчаса. Пашка всё обдумывал эту ситуацию с новиками. Потом тихонько спросил у Бабки:
— Бабка, а вот мы... Мы сможем устроить у себя какие-то "Воскресенки".
— Не поняла? Где это у себя? Какие Воскресенки?
— Слушай идею. Жемчуга у нас — просто куча. Нам уже работать не надо. Даже не знаю сколько.
Короткий подсказал:
— Теперь лет на двести хватит. Это даже без белой... Её же мы отдадим Алмазу? Я прав?
— Да. Надо отдать. И ещё одну найти. Ну, теперь то, — найдём! Точно — найдем!
Скорый продолжил:
