— Уж как-нибудь! — пожал плечами Колян.
— Ну, слава Яйцу Изначальному! — воскликнул Бабуин, всплеснув рукой, — Успокоил ты меня! Вот теперь, точно — ничего бояться! 'Уж как-нибудь'! Бог не выдаст — свинья не съест! Вот и капитан так же говорил. Прорвёмся, говорит! Прорвались. Точнее — подорвались. Он — подорвался. Тьфу на тебя, Колян! Совсем меня заболтал, работать мешаешь? Слышь — опять! Не в том дело было! Всё херня, Колян, давай — сначала! Так говоришь, как-нибудь? В тебя хоть раз стреляли?
— Конечно!
— Из луков?
— Да.
— Так и знал. Тяжёлый случай, Колян! Тут я бессилен. Менять надо. Целиком. Так что — собираем всё обратно. Надеюсь, будет не как с той болгаркой. Так, говоришь, из лука? А какого калибра? Пять-сорок-пять или семь-шестьдесят-два? Или четырнадцать и пять? И может тебе баллиста 120-й мины прилетала в окоп? Точно! Определённо! И не 120, а все 152! Так мозги в гоголь-моголь перемешать! Так! Уже кое-что! Вроде, ничего лишнего не оставил. Если только в траву уронил. И где у нас наши — под 152 могут попасть? Только в АТО! Там эти молящиеся на окраинах меж собой закусились за право не молиться, а говорить. А ты — на чьей стороне был? Говорящих или прыгающих? Хотя! Если даже ты и был за нациков, 152-я оплеуха кому угодно мозги на место поставит. Тебе, похоже, с избытком досталось. Даже в обратную сторону перекинуло. Ну, бывает!
Бабуин вытирал пальцы ветошью, оптимистично наставляя:
— Ничё, Колян, не бди! Само не отойдёт, врачи помогут! Они тебя приведут в норму. Научат, что все бабы — рыбы, ну, некоторые, в лучшем случае — русалки, если повезёт — лишь голова от рыбы будет. Вся жизнь — органическое удобрение, а Солнце — просто термоядерная печка. Что не все мужики одинаково мужики. Некоторые — особенно ценные. Для толерантного обсчества. И что бабы с бородой, выменем и с концом — разом, не только не уроды, вырожденцы и дегенераты, а — прекрасны. С некоторых точек зрения. И они тоже умеют тот же фокус, как и ты. Заставят тебя посмотреть на это их глазами и — восхититься.
Бабуин дёрнулся, широко раскрыв рот, вытолкнул-выдохнул:
— Щас сблюю!
Мелко часто дышал, потом перевёл дух:
— Фух, полегчало! Как подумаю про этих дегенератов — тошнит. Но! Ты у нас человек контуженный, считай — чистая, наивная душа. Как раз — их клиент. Они тебе очень доходчиво объяснят, что высшая ценность в мире не твоя бесполезная, тем более — нематериальная, читай — неприбыльная, хоть и — бессмертная душа, а — бумажки. Крашенная резанная бумага, похожая на жабьи шкурки. И у кого их, жабьих шкурок, больше — тот и прав!
— Всегда так было, — буркнул Колян.
— Да? — вздохнул Бабуин, качая головой, — Хреново! Гадя Петрович Хреново! Расстроил ты меня. Я думал, есть где-то место, где люди живут иначе. Как — люди, а не как свора мерзких...
И Бабуин сокрушённо отмахнул рукой:
— Расстроил! А я-то мечтал, что есть рай, где люди живут не только ради жабьих шкурок или злого металла.
— Такое место есть, — ответил Колян.
— Где? — Бабуин даже подпрыгнул, глаза его полыхнули.
— Тут! — И Колян ткнул пальцем в лоб Бабуина.
— Тьфу! Вот ведь ты гад! — ругался Бабуин под смех двух женских голосов из окон, — Ладно! Сколько кота за хвост не тяни, натягивать его придётся! Пошли, копать будем! Клад искать!
— Саша!
Укоризненный окрик от окна заставил Бабуина повернуться:
— Что?
— Это не поможет! Я уже сотню вариантов просчитала. Относительно приемлемы лишь два. Мы бежим в полном составе прямо сейчас...
Бабуин кивнул:
— На неисправной машине, с пустым баком и пустыми карманами? — и покачал головой.
Потом развёл руками:
— Да и — куда? Бежать? От самих себя? И умереть уставшим? Разве не знаешь первое правило хищника — бежит, значит — виноват, значит — жертва!
— И второй. Ты! С твоим умением заболтать даже грозовую тучу. С пустыми руками. И тебе — верят. Никакого оружия. Оно — не поможет.
— Сам знаю. Не поможет. Слушай, а в своих расчётах ты Коляна — учитывала?
— В смысле?
— Он сам — оружие. Граната. Стратегическая. Термоядерная электромагнитная психологическая граната.
Ответа из-за занавесок не последовало, и Бабуин торжествовал:
— Молчишь? Так-то, девочка! Расчёты свои в туалет снеси. Там пригодятся. Начальник аналитического отдела!
— Посмотрим! — огрызнулось окно.
— Посмотришь! Садись, Колян! Поиск клада отменяется.
— Щука! — из окна.
— Ага! Я такой! — радовался Бабуин.
— Ничего ты не просчитываешь!
Бабуин вообще расплылся, как обожравшийся сметаны кот:
— Любимая моя! Какая же ты дурочка у меня! Настоящая русалка! Знаешь, чем русский мужик будет завсегда умнее самого развитого и мощного компа? Интуицией! Это такая надстройка над интеллектом, если ты не знала. Этакий сверхразум. Какой, к херам, расчёт?! Что рассчитать? Одну огромную невероятность? Обсчитать чёрную дыру? Обсчитать тебя, твою женскую логику? Любой комп зависнет сразу же! Особенно от тебя!
— Козёл!
— Я тоже тебя люблю! И зря ты свой женский сверхразум интуиции отказываешься слушать! — кивнул Бабуин и пихнул Коляна, — Что рот разинул? Садись! Отъедем от города, будешь заново учиться водить машину.
— Заново? Саша, ты меня с ума сведёшь! Как ты разом слепил два взаимоисключающих фактора? Колян — или ангел, или демон. Это как раз и не важно! Если он тот, кем себя считает — он не умеет водить машину. И не умел. А если он, в самом деле, просто контуженный, как и ты, тебе он ничем не поможет.
— Вот потому все эти аналитики и оказываются в том самом месте, куда ты отнесёшь свои расчёты. Уж поверь мне на слово!
— Тебе? На слово! Да, никогда!
— Врёшь ведь! Ведь поверила. Замуж вышла, Дашку родила. Тогда — прислушалась к интуиции.
— Дура потому что!
— Это, конечно, несомненно. О! — воскликнул он, ловя вылетевший из окна предмет, — За кофе — спасибо. Но термосом кидаться — опасно. Можно и машину разбить.
— Твоя машина. Не жалко!
— Моя? А кто её у меня отсудил?
— Это чтобы тебе больнее было! А оказалось, что ты — чёрствый бездушный болван. В натуре — бабуин!
— Долго вы брехать будите? Надоели уже! Я мультики не слышу! — вклинился детский голосок.
— Всё, доча! Еду! Веди себя хорошо! За матерью присмотри, она же у нас — дурочка!
— Щука!
— Ага! Даша — за старшую! Пожелай нам удачи!
— С тобой Колян едет! — уверенно заявила девочка, — Она вам не нужна. Возвращайся скорее.
— Колян, она в тебя верит, — говорит Бабуин, задом сдавая со двора.
— Мне бы её уверенность.
— Что? — машина дёрнулась, едва не заглохла, Бабуин уставился на Коляна, потом улыбнулся, — А-а! Так ты шутить научился?
— С кем поведёшься... — растянул губы в подобии улыбки Колян.
— Точно! — Бабуин хлопнул Коляна по плечу, — От того и залетишь! Хорошо, что ты традиционно мыслящий и даже тени голубого намёка не увидишь в этой шутке! Боги! Как же хорошо, когда друг — просто мужик! Глядские небеса! Кайф-то какой! Как же эта толерастия заикала!
Бабуин притормозил у припаркованной на углу машины в которой курили два молодых человека и взревел:
— О, ребята, привет! И Бархану — привет! Передадите. У меня имеется маленькая просьба. Присмотрите за домом. Там — самое дорогое, что у меня есть. А Бархану я сам все обстоятельно, литра на три... мало? На ящик... Ребята! Этот вопрос — вообще не вопрос. Хоть сколько! С меня! А вот ехать за нами не надо. Будут вопросы. Тяжёлые вопросы. Без ответов. А вот если... когда мы вернёмся — будут простые и исчерпывающие ответы. Если не вернёмся — вообще гавно вопрос. И однозначный ответ. Ну, Лобак, Серёга, да не хлопай ты глазами, тебе не идёт! Ты же умнее, чем кажешься. Присмотри за домом.
— Бабай, мы для этого тут и стоим. Пасти вас — не наша забота, — улыбался Лобак.
— Так бы и сразу. Но, ящик — с меня.
— Два!
— Вымогатель!
— Жлоб! Ты же сам язык протянул!
— Вот теперь душа моя спокойна! А то — что оловянные солдатики! Мы же не в пендосском кино! Пожелай мне удачи!
— Не останься в этой траве! Давай, Бабай, проясни эту муть, наконец. Бархан так и сказал, что только ты в этом и разберёшься.
— Мне бы его уверенность.
— А вот мы в тебя верим.
— От крёстного — привет! — Заявил второй парень, наклонившись к водительскому окну, — Хвоста не будет. У топтунов давно лимиты на топливо кончились. Мы сами себя заправляем.
— О! Серёга, а 'это' — разговаривать умеет?! А я думал он — картонный! Как тот гаишник у 'печки'.
— Так это ты ему дерьмом усы майора подрисовал? — смеётся Серёга.
— Не смешно! Я тебе что, пацан, такой ерундой заниматься? — возмутился Бабуин.
— И камеру ты не видел? И штаны перед камерой — не снимал? И чтобы наверняка скрыть личность — в упор подошёл с определённо оттопыренным пальцем. Тем самым, коричневым.
— Гля! Ужас какой! И прямо всё засняли? Сейчас сгорю со стыда! Сбегаю от позора! — в ужасе закричал Бабуин, втыкая, с хрустом, рычаг коробки передач.
— А кто это с тобой?
— Где? — Колян озирался, потом покачал пальцем, — Э-э, ребятки! Да вы перетрудились! Отдыхать вам пора! В отпуск. Нет никого!
— Какой отпуск?! Кто ж его даст?! У нас же вечное усиление режима!
— Запой? — сочувственно спросил Бабуин.
— Запой! — уверенно кивнули оба, — Два ящика! Иначе у нас начнёт в глазах двоиться!
— Вымогатель! Оборотень в погонах! Счастливо!
— Жлоб! Контра недобитая! Удачи!
Глава 10.
Следы невиданных зверей.
Два раза ломались в дороге. Но — чинились своими силами. Потому добрались уже в темноте.
Их не останавливали. Удалось доехать чуть ли не до самого дома. Особняка. Поместья.
Очень было похоже на — из рук вон плохо поставленную службу охраны, но в такую вероятность Бабуин боялся поверить. Мамонт подгребал к себе неприкаянных вояк, вышвырнутых армией на гражданку. Среди них обязательно должны были быть те, кто годами занимался как раз режимными объектами. И судя по тому, что имя Мамонта в многолетних раскладах — константа, такие спецы — были. И не останавливают их как раз потому, что уже знают, кто и зачем едет.
Или — что-то пошло, как обычно — наперекосяк. Это же — Русь. Земля Потока. Тут ничего не бывает постоянным, всё течёт, всё меняется. Разнонаправленными течениями, водоворотами. Тут всегда что-то идёт поперёк. Обязательно на открытие выставочного комплекса с приглашёнными камерами и журналистами — припрётся какой-нибудь медведь, гостей разгонит, распугает, клумбы потопчет, заборы и выставочные макеты — завалит, всю малину — оборвёт, посреди главного зала — кучу навалит. И останется только плечами пожать — стихия! А зверушку — не тронь! Он — безвинен. Не со зла!
Только у самых ворот было что-то вроде КПП. Навстречу вышли двое охранников с понтовыми помповыми ружьями.
— Выйти из машины! Руки! На виду! Кто такие? Цель приезда?
— Бабуин я! Мамонт хочет со мной поговорить! Это — мой кореш. Оружия нет.
Появляется третий. Коренастей, грузнее. Старше. Главнее. Он и сказал в рацию:
— Босс! Тут два каких-то хмыря на ведре подкатили.
— Ты — уволен! — пьяно прохрипела рация в ответ, — Вы все — уволены, сукины дети!
— Они говорят, что ты их ждёшь! — возразил коренастый, несмотря на собственное увольнение.
— Тогда пропусти их, — легко согласилась рация.
— Как? Босс! — ошалел грузный.
— Или пристрели! — так же легко рация выдала новое решение, после секунды, тише, будто забыв отжать тангетку, — Если они не те, кого я звал... тебе это не удастся.
Коренастый, получив взаимоисключающие приказы, в растерянности почесал затылок, ругнулся.
— Как там тебя? Бабуин? Езжай-ка ты восвояси! Видишь — не до тебя сейчас!
Бабуин тоже ругнулся и развернулся к машине. Но, Колян даже не думал отступать. Он задумчиво смотрел на крышу особняка над забором:
— Саш, а ведь он звал нас. И я его зов — слышу.
— Колян, поверь, сейчас не время для приколов. Поехали. Поутру попробуем снова. Глядишь — проспится.
— Нет! Я его искал!
После этих слов защёлкало оружие. Охраны было уже семеро. Семь стволов направлено на Коляна. Из них 4 — Ксюхи! По две на каждом фланге. Разошлись грамотно, линзой, не перекрывая друг друга.
— Гля! Колян! Ты, гля, чё творишь, тварь?! — закричал Бабуин, видя действия друга.
В руке Коляна — палка. Или копьё метра 2 длиной. Колян стоит, чуть наклонив голову.
— Колян! Не дури! У них — стволы! — кричит Бабуин, но видя, что бесполезно, встаёт перед Коляном, закрывая его, раскинув руки, кричит охранникам, — Ребята, не стреляйте! Он — контуженный! Съехал по фазе на мечах, рыцарях и всякой такой мути!
— Забирай своего придурка и свали! Или тут навсегда останетесь! — зло выплюнул коренастый.
— Мы пройдём! — упрямо твердил Колян, — Такова его судьба! Он сам призвал меня!
— Агнь! — гаркнул коренастый.
Бабуин весь вытянулся, закрывая грудью этого большого, бестолкового ребёнка, зажмурившись в невыносимом страхе. С треском, что-то загудело, как трансформатор.
Сплёвывали дробь помповики, шлёпал пистолет, почти неслышно на фоне дробного перестука Ксюх. И какое-то гудящее чавканье.
И — никакой боли, знакомой, тупо-обжигающей тошнотой. Ненавистной, незабываемой боли. Нет её!
Бабуин приоткрыл один глаз, втягивая голову в плечи. Открыть глаза страшнее, чем просто подставить грудь под семь стволов.
И взгляд его упёрся в спину Коляна. А кто ещё это может быть? И гудящее, чавкающее, переливающееся волнами НЕЧТО вокруг, в котором вязли пули, от которых и шли волны, как от камешков, упавших в воду. И чавкающее гудение попаданий пуль.
— Колян? — тихо прошептал Бабуин, невольно подбираясь и теперь уже прячась за эту широкую спину, — Это что такое?
— Свиток Водяного Кокона. Мрачный дал.
— А-а! — ответил Бабуин, как будто этот ответ что-то ему прояснил.
Стрельбы прекратилась не вдруг. Но — прекратилась. Патроны кончились. Ненадолго. Что там — перезарядить оружие для опытного стрелка? Если у тебя руки не дрожат. А они — дрожали! Ведь самое страшное для таких вот, обстрелянных — не смерть. Они ей в лицо не раз заглядывали. Самое страшное для опытного человека — отсутствие понимания. Как семь стволов ничего не смогли сделать с одним-единственным человеком? В упор!
Гудящий кокон — пропал. Колян так резво устремился вперёд, что Бабуин, вжимающийся в него (не от пуль, а от этой странной чертовщины), чуть не упал. И успел лишь крикнуть:
— Не убивай!
Так как Колян уже был среди охранников, а его палка, мелькая, как спицы велосипеда — обезоруживала охрану, ломая им кисти рук, сбивая с ног, ломая ноги, челюсти, разбивая лица. Не держал удар даже противопульный бронежилет. Несколько вздохов — шесть человек лежат. Один стоит на колене, прижимая к груди разбитую кисть.
— Гля! — простонал он, — Вы кто такие?
— Всадники Апокалипсиса! — буркнул Бабуин. Подбирая оружие, освобождая от него вырубленных охранников.
В первую очередь — проверяя их пульс на шее. Колян просьбу выполнил. Они были живы. Поломаны, но ещё дышали. Во вторую очередь — переворачивая их, чтобы не захлебнулись кровью, опустошая их карманы от раций, телефонов и боеприпасов. Бумажники, проверив, ронял под ноги, не взяв ни копейки.
