Замок Оборотня

— Это была любовь, — почему-то уточнила я, — а это уже страсть.

И поцеловала снова, страстно, жестко, прикусив его нижнюю губу и заставив податься мне навстречу. Рыкнул, попытался вырваться и получил второй укус, значительно более чувствительный. В следующее мгновение Сонхейд ответил на поцелуй. Жадно ловя мои губы, потянувшись на встречу, рванувшись всем телом...

Я остановилась в тот же миг. Села, почему-то даже уперлась ладонью в его грудь, словно боялась что он сейчас поднимется и продолжит.

— Выбираешь страсть? — риторический вопрос после более чем показательной реакции.

— Тебя, — хрипло ответил Сонхейд.

Понятно, задавать вопросы бесполезно. Хотя нет, один важный был:

— Вчера, — я обвела кончиками пальцев его губы по контуру, — ты сказал, что я... жертва. И таким как я место в клетке, да?

Промолчал, разве что глаза сузились сильнее.

Молчим значит... Я разместила обе ладони на его груди, чувствуя как вздрагивают могучие мышцы под моими пальцами. Взглянула в янтарные глаза, и впилась ногтями в его кожу. Не сильно, но ощутимо. Оборотень вздрогнул. Медленно, царапая кожу, двинула руки вниз, к напряженному животу.

Я думала его испугать? Я сильно ошиблась. Потому что в тот миг, когда мои ногти начали вырисовывать на его теле красные борозды, Сонхейд вдруг задышал так, что вся грудная клетка ходуном заходила. И глаза он закрыл, только ноздри вздрагивали.

Откровенно психанув, усилила нажим, оцарапав до крови...

— Ким, — хриплый рык, — остановись... пожалуйста.

Замерла, потрясенно глядя на невменяемую альфа-сволочь. Или я чего-то не понимаю, или Сонхейд в дополнение ко всему, еще и мазохист.

— Больно? — зло поинтересовалась я.

— Ким, — он распахнул глаза и взглянул на меня потемневшим от страсти взглядом, и прорычал, — никогда, так не делай! Никогда! Ясно?!

Мило улыбнулась — впилась в него всеми ногтями и оцарапала живот. Взвыл! Дернулся, так, что едва не выломал спинку железной кровати, к которой наручники были пристегнуты. Мазохист?!

Действительно мазохист? Я поверить не могла. А следовало бы.

Сонхейд дрожал. Весь. На висках проступили бисеринки пота, мускулы был напряжены до предела, казалось тронь — взорвется. И глаза закрыты, только дышит — тяжело, напряженно, шумно, и губы кусает, словно сдержаться пытается.

— Сонхейд, — я убрала руки, даже за спину спрятала, — что с тобой?

— Ничего, — ответил все так же с трудом дыша, — но, тебе следует знать, Ким, волчицы царапают своих самцов исключительно в состоянии дикого возбуждения, оцарапать до крови — фактически признание в том, что она потекла. Не царапай больше.

Замерла. Несколько секунд раздумывала над поступившей информацией, а после — плавно положила ладонь на его грудь, впилась ногтями...

— Ким!!! — рык потрясший стекла.

Провела вниз, оставляя пять красных борозд.

— Ким, хватит! — рык переходящий в хрип.

Сжала его, дернувшегося всем телом, бедрами и ехидно процитировала его собственные слова: — "Ты моя жена и моя леди, единственное, чем тебе позволено интересоваться, это моими пожеланиями в отношении наших ночей. Все!" — впилась ногтями еще сильнее, и прошептала: — А ты, Сонхейд, для меня вообще никто, и указывать мне ты права не имеешь. Ясно?

Глаза распахнул мгновенно. И взгляд, злой, хмурый, напряженный.

— Вспомнил? — наваждение схлынуло, возбуждения больше никакого. — Приятно, когда твоим мнением не интересуются, а, Сонхейд? — начала я срываться. — Или может очень приятно возбуждаться, вопреки собственному желанию?

Ни слова в ответ. Только взгляд становится все более злым.

— А еще знаешь, что меня бесит? — почти крик. — Когда ты трогаешь все, что вздумается, абсолютно не интересуясь, хочу я этого или нет! И кстати, может стоит наглядно продемонстрировать, каково это, а?

Рывком села ниже, не глядя на оборотня начала зло развязывать халат, и...

— Ким, — голос прозвучал хрипло и глухо, — не смей!

Усмехнулась, а затем, глядя ему в глаза, раскидала полы халата, обнажая все, что скрыто. И не глядя, потому что взгляда от потемневшего лица Сонхейда не отрывала, повела пальцами по напряженному каменному животу, ниже, по кости, еще ниже...

Судорожный вздох альфы, мое затаенное дыхание и подрагивающие пальцы скользят по обжигающе-горячей плоти. Я не смотрела туда, мне с избытком хватало невероятно захватывающего зрелища — Сонхейд! Теряющий контроль Сонхейд. Его грудная клетка хаотически вздымалась, глаза вдруг стали темными, почти черными, ноздри трепетали, смуглая кожа приобрела какой-то бронзовый оттенок, губы сжаты, могучие руки сжались в кулаки с такой силой, что проступившие вены казалось, сейчас лопнут. И взгляд... какой-то невероятный, затягивающий... невероятно. И он осматривал меня всю, скользя взглядом по груди шее, губам, снова по шее вниз, вдоль ключиц, ниже, по каждой груди, еще ниже, словно лаская живот, и ниже, вглядываясь туда так, словно уже имел меня.

— Сонхейд! — я дернулась, инстинктивно прикрыла ладонью черное кружево.

Темный звериный взгляд с трудом оторвавшись, поднялся в выше. Наши глаза встретились. В следующее мгновение оборотень улыбнулся. Хищно, опасно, зловеще как-то. И эта его демонстрация превосходства окончательно лишила меня страха.

— Кажется, кто-то возбужден, — я сжала то, что уже с трудом сжималось, активно демонстрируя степень каменного желания Сонхейда. — Хочешь меня?

Он не ответил. Впрочем, ответ тут и не требовался. И я, отпустив его член, потянулась, впиваясь ноготками в напряженные мускулы.

Дернулся. Плевать совершенно. И коснувшись его губами, я прошептала:

— Жаль разговора не вышло, Сонхейд. Зато месть за вчерашнее получилась просто замечательная. Вот полежи тут, весь возбужденный, и может поумнеешь.

И я выпрямилась, затем встала, перешагнула через оборотня, спрыгнула с кровати.

Позади царило напряженное молчание. Не оборачиваясь, подхватила заранее оставленный на стуле халатик, надела и, завязывая пояс, направилась к двери. Открыла, вышла в коридор, плотненько прикрыла дубовую створку. И почти сразу за дверью раздался рык и звон цепей. И скрежет. Громкий такой.

Мысленно прикинула возможности цепей в мое запястье толщиной с возможностями Сонхейда, поняла, что он явно проигрывает, и, насвистывая, отправилась вниз, собственно продолжить не состоявшийся ужин. Шаг, и почему-то вспомнилось, что Сонхейд тоже ничего не ел.

С тяжелым вздохом повернулась, подошла к спальне, открыла дверь и... застыла на пороге.

Оборотень рвал наручники!

Молча, решительно, зло!

Стоя у кровати с развороченным изголовьем, с цепями которые свисали с кореженных стальных обручей, и выражением абсолютной ярости на лице.

— Господи... — я выдохнула это совершенно неосознанно.

Сонхейд вскинул голову и посмотрел на меня. Злой, звериный взгляд сковал ледяным ужасом. Оборотень молча сорвал наручник... искореженный ободок с толщиной стали в мою ладонь, с глухим ударом упал на пол. Следом полетел второй.

А альфа — не отрывая от меня нехорошего взгляда потемневших от ярости глаз, повел плечами, затем с хрустом размял шею и усмехнулся. Злая улыбка. Жестокая. Хищная.

Движение, четкое, резкое, отточенное — и он стал на шаг ближе.

Еще движение — халат упал на пол, открывая зверя во всей красе. В ужасающем блеске мощи, силы, ярости! Не прикрытой ничем. И оставленные моими ногтями кровоточащие царапины.

— Твою мать... — голос осип, меня начало потряхивать.

Трясти от ужаса!

Зверь не произнес ни слова, ни звука. Только глаза хищно прищурились, и осанка чуть-чуть изменилась. А затем Сонхейд медленно, двигаясь плавно, с ленивой грацией хищника двинулся ко мне...

Это оказалось сильнее меня! С диким воплем я отшатнулась, захлопнула дверь и бросилась бежать. И почти сразу услышала, как отлетела, грохнулась о противоположную стену и упала дверь. И даже не оборачиваясь, точно знала — оборотень мчится за мной!

Прижалась щекой к его груди, прикрыла глаза, прислушиваясь к биению мощного сердца, и тихо спросила:

— А почему... здесь?

Тяжелый вздох и едва слышное:

— Хотел поужинать с тобой.

Прижалась сильнее, но не могла не спросить:

— Только поужинать?

— Мне нужно было уйти, — теплые губы нежно целуют мои волосы, — меня ждет вся стая, и я должен был бы уйти.

Внизу что-то разбивается, слышна визгливая ругань, а я тихо спрашиваю:

— Почему... остался?

Сильные пальцы обхватили подбородок, вынуждая запрокинуть голову, взглянуть в его светящиеся звериные глаза и увидеть в них ответ прежде, чем оборотень произнес:

— Потому что твое желание сводит меня с ума, Ким. Потому что потребность быть рядом с той становится невыносимой. Потому что твой запах с каждым днем все сильнее затмевает значимость всего мира. Потому что я не мог оставить тебя одну. И еще десятки "потому что" которые я не в силах объяснить словами, но владея тобой снова и снова, могу выразить каждым движением своего тела.

И я смотрю в его желтые звериные глаза, на его сильное властное лицо зверя, на широкую шею, могучие плечи, и снова в его глаза.

Мне казалось, что мир поплыл, растворился, потерялся где-то там, ломая мои ценности, мои мечты, разрывая меня. Или это рвалась оболочка, выпуская на свет ту меня, что всем сердцем хотела принадлежать этому наглому, неимоверно сильному, жестокому даже в нежности зверю. Я не могла понять, что со мной. Мне так хотелось ответить на его признание, мне так страшно оказалось признаться себе в этом. Мне так хотелось вернуться в свой мир, мне так страшно было бы вернуться туда, где нет даже веры в чудеса. Мне так хотелось свободы, и мне так страшно вдруг оказалось даже представить себе, что его не будет рядом. Сердце на части, душа наизнанку, и чувства оголенные, как провода под напряжением.

— Сидеть, Сонхейд, меня слушать. Так вот, хватит поступать как оборотень. Я уже поняла, что, по-твоему — это прийти, всем все поотрывать и молча уйти. Я так не могу. Я умру от любопытства и моя смерть будет на твоей совести!

Нарушая все законы конспирации, Гаэрд скосил на меня злой взгляд. Очень злой. Но мы как-то на мгновение подзабыли, что нас тут трое.

— Так значит птичка Ким там... — торжествующе произнесла Раэна.

— Гаэрд, пожалуйста, дай я все спрошу, потом можешь рвать ее на части, и хранителя на части, и вообще всех кого захочешь, — взмолилась я.

В следующее мгновение то призрачное, согревающее, окутывающее теплом — исчезло. И я вдруг поняла, что в замке очень холодно, действительно холодно, и сквозняки гуляют нешуточные. А потом я увидела торжествующий пристальный взгляд Раэны, и вздрогнула уже не от озноба.

— Здравствуй, Ким, — с нехорошей улыбкой, чуть растягивая слова, произнесла оборотниха.

— Как дела? — не задумываясь, ответила я общепринятой фразой.

— Все прекрасно, спасибо, — проявляя чудеса познания о правилах общения в моем мире, ответила Раэна.

Я, молча смотрела на нее — босая, острая грудь виднеется в вырезе темного шерстяного платья без рукавов, руки мускулистые, как у мужины, все тело поджарое. И почему-то складывается впечатление, что платье ей словно мешает.

— Ты так внимательно смотришь, — протянула маньячка.

— Ну я же смотрю в лицо своей смерти, — решила я подыграть ее самомнению.

Раэна расхохоталась. Откинув голову, содрогаясь всем телом. Ее смех звучал жутко, перекрывая шум ветра гуляющего под сводами замка. Жутко стало.

Сонхейд вновь искоса взглянул на меня, и я вспомнила, кто здесь на самом деле жуткий.

— Слушай, Раэна, — подавшись вперед, оперлась локтями о перила и поинтересовалась, — и долго ты жила в моем мире?

И рыжая перестала смеяться. Ее глаза вдруг засветились желтоватым светом, а голос... в голосе прорывался рык:

— Сорок лет.

— Не хило, — задумчиво сказала я.

Раэна улыбнулась вновь. Это была страшная улыбка, страшными оказались и последовавшие за ней слова:

— Тебе не понять, каково это — жить в чужом мире!

Пожав плечами, молча обвела рукой окружающее пространство, недвусмысленно намекая, что уже так живу.

— Тебе не стирали память, — прошипела Раэна.

Все так же молча посмотрела на Сонхейда. Маньячка же несколько растерянно добавила:

— Тебя не преследовали кошмары.

— Два года, — сухо сообщила я, — чуть с ума не сошла. Еще немного и отправилась бы в психушку...

Раэна дернулась. Лицо исказилось жуткой гримасой. А мне почему-то подумалось — куда могла попасть подобная личность в моем мире. Правильно — в психушку. Причем для особо опасных душевно больных. А потом я подумала — как вышло, что Раэна не обратилась там? Или она не могла? Неужели...

— Ты только человек? — тихо спросила я.

Волчица ощерилась. Значит не только, тогда как?

— Меня лишили боевой формы, — вдруг ответила Раэна. — А после вышвырнули за грань, якобы даруя свободу! — она сорвалась на рык.

Выглядело это страшно — желтые глаза, оскаленные зубы, выражение ненависти на лице.

— Спустя сутки я попала в лечебницу, — ее передернуло, видимо от воспоминаний, — в лечебницу! Они меня... лечили, — дикий истерический смех.

Я все так же небрежно опиралась о перила, Сонхейд стоял молча, не демонстрируя свою абсолютную сознательность, хранитель истекал кровью, и над всем этим звучал жуткий смех Раэны. Очень жуткий.

— И все же не могу понять, — прервала я истеричный хохот, — за что тебя... эм... выкинули через Грань?

Смех оборвался и рыжая жутко осипнув вопросила:

— За что?!

— Именно это я и спросила, — пояснила негромко.

— За что... — повторила волчица и криво ухмыльнулась, — я убила прежнего альфу Северных Гор.

Молча смотрю на нее, она же продолжила:

— Это было не сложно, он считал меня дочерью... поворачивался спиной.

С некоторым недоумением смотрю на нее, волчица переспросила:

— Не понимаешь?

Отрицательно покачала головой.

— Он повернулся спиной, я использовала нож... просто нож! И волк корчился на полу, оборачиваясь в боевую форму... я убила снова! И зверя... его убивала долго...

— Не долечили тебя, — невольно вырвалось у меня.

— Йа-а-а наследница! — вдруг взвыла Раэна.— Й-а-а-а! Они не поняли, не взяли в расчет, считали себя сильными!

Ну в общем после этого появились догадки.

— То есть твой настоящий отец был главным волком? — предположила я. — И когда он умер, предок Сонхейда стал альфой?

— Нееееет! — и зачем вот так вопить. — Он бросил вызов и стал альфой! Мой отец был повержен... он ушел! Бросил.... Ушел. Альфа Сонхейд взял в семью... слабый...

— Великодушный, — мне не хотелось продолжать разговор с сумасшедшей. Но спросить следовало: — Как ты вернулась?

Странное дело — Гаэрд теперь смотрел на нее... странно смотрел, но Раэна не замечала, ей хотелось выговориться, рассказать....

— Подсознание! — прошипела волчица. — Юнг, Фрэйд — великие! Теория о бессознательном... айсберг, где нам доступна лишь вершина — это так походит на нас, в чьем теле заперто сразу три личности... Знаешь, человеческий отброс, они думали, что лечат меня... а я училась! Гип-ноз, подстройка и ведение... влияние на сознание и подсознание! Так просто, так... легко. Человек подвластен разуму — оборотни слабее, ими управлять... проще. Я научилась, и вернувшись подчинила стражей. И я здесь! Здесь! А дальше, все было так... просто. Я не могла подчинять только Хранителей, но они сами пожелали стать союзниками!