— Мы встречаемся с Источниками магии каждый раз, при каждой инициации, и каждая встреча — это испытание. Темный Источник дает препятствие, которое нужно преодолеть. Силой. Волей. Умом. Унижением. Испытание, которое дает понять, через что мы готовы переступить. Но светлый Источник не задает вопросы, а потому не позволяет ответить, — напевно произнесла Гвендолин, похожая на предрассветную тень. — Он выворачивает перед тобой твой разум. И то, что хотелось бы скрыть или стыдливо забыть. Ошибки, утерянные возможности. К счастью, ни один человек не способен выдержать такой поток информации. Мозг, защищая нас, скоро сотрет все лишнее.

То есть Нэттэйдж очнется. Скорее всего, скоро — как только минует ворота Иншель.

— С вами все хорошо, леди Гвендолин? — ради вежливости спросил я. Эмоции Гвендолин были темны и спокойны:

— Я держу свои мысли в порядке, магистр Кэрэа Рейни.

Я слышал пробуждение разума Иншель: юный замок только-только открыл глаза, и взгляд его был чист и лишен осмысленности. Замок чувствовал инстинктивную привязанность ко мне и инстинктивное отторжение к темным, и пока еще слабое, осторожное любопытство к миру, но Иншель пострадала слишком сильно, чтобы ее память могла восстановиться. Она не узнавала никого.

Вихрь голодно клубился прямо за воротами: светлые источники способны противостоять заражению, но если с Иншель что-то случится, я буду вынужден вернуться и провести с магическим монстром беседу о тщете попыток. Почему-то Вихрю не нравилась тема тщеты и пустой суеты так, как нравилась мне. Но я все равно не могу остаться здесь.

От полуразрушенного саркофага пришел печальный вопросительный оклик, но я усилием воли не стал отвечать. Забота о других не должна мешать делу.

Шеннейр появился из туннеля, волоча за собой оторванную мозаичную притолоку.

— Поставлю в Мэйшем, — со мрачным весельем сообщил он. — В прошлый раз забыл забрать что-то на память, а потом предложение расковырять саркофаг никто не поддержал.

Росток Иншель тоненько вскрикнул от боли, и я мысленно погладил его сочувствием. Следующий по пятам за Шеннейром Матиас восторженно уставился на меня, ловя отблески светлого сияния, и отражение в его глазах приобрело оттенок одухотворенности. Может быть, светлая магия начала менять и его. Я кивнул и отвернулся, краем уха слыша, как заарн без перехода злобно рычит на боевиков:

— Только попробуйте стать светлыми, гнилые куски мяса! Много вас развелось!

— Кэрэа Рейни, все же откройте мне тайну. Чем вы подкупили Шеннейра? — с любопытством спросила Гвендолин, наблюдая, как Шеннейр утрамбовывает притолоку в машину.

Шеннейра? Его письмо отличалось от письма, которое я послал высшим.

— Я предложил ему нечто получше, чем скучный обмен неконвенционными заклинаниями с такими же скучными людьми.

Миль уверенно двинулся к главной машине, но, повинуясь повелительному указанию Шеннейра, оскорбленно развернулся и отправился искать себе транспорт попроще. Экипажи свободных машин провожали его напряженными взглядами, выдыхая, когда беда проходила мимо.

Иншель тянулась за нами, не желая отпускать, не понимая, что происходит, почти до самого конца. А потом плотно оплела ворота лианами; темные заметно встревожились, находя подтверждение своим худшим страхам, и объехали ворота по кругу, пробив стену и сделав в лесу широкую просеку.

* * *

Лодка плывет на рассвет. Рассветное небо надо мной, лимонно-желтое и розовое, высокое, а волны плавно поднимаются и опускаются, как дыхание...

Нет. Я лежу в мягких ладонях; мир держит меня в ладонях и плавно покачивает, убаюкивая. Здесь только свет и чистота, и кто-то большой и сильный смотрит на меня сверху, заботясь и защищая, сберегая от всех горестей...

Мне еще никогда не было так спокойно. Я не хотел просыпаться.

...смотрит на меня с бесконечной нежностью и любовью. В белых мягких ладонях прорезались трещины, и с хлюпаньем открылись, вылупившись на меня сотней налитых кровью глаз. Я рванулся в сторону, отползая, скользя ладонями по мягким склизким глазным яблокам, и едва не вывалился наружу, перегнувшись через поверхность.

Глубоко внизу был колодец, полный теней, тумана и пепла, и пепельных людей, которые врастали друг в друга, сливаясь в белого исполина. Небо смотрело на меня сотнями глаз, мир смотрел на меня сотней глаз, и они заполняли все пространство, кишели на небе, кишели вокруг, и бледный исполин в костяной короне держал меня в ладонях и смотрел с бесконечной...

Я аккуратно приподнялся, стараясь не делать резких движений и не привлекать внимания. Матиас, полуприкрыв глаза от наслаждения, шкрябал когтями по стеклу; Шеннейр недовольно морщился, но не прерывал переговоры по браслету, потому что настоящие темные маги не отвлекаются на такие мелочи. Я дождался, пока в общении наступит перерыв, и спросил:

— Шеннейр, к вам тоже после инаугурации Источник лез в голову?

— Сразу шлите нахер.

Я прикинул, стоит ли уточнять, и решил, что не стоит.

Боевики, встреченные в бывшей Иншель, передали целую стопку донесений из восточных городов. Еще пара таких стопок, и я начну разделять отношение Нэттэйджа — чем больше помогаешь этой гражданской власти, тем больше она просит. Единственной отрадой был доклад от Джиллиана. Сто тридцать два нарушения внутренней службы, или когда наконец докапываются не до тебя, а ты — каллиграфическим почерком в тетради, расчерченной вручную. В прошлый раз я уснул на сто первом.

"...а так же нарушения регламента построения магической защиты для гражданских объектов. Печать основы защиты крепостей (традиционная квадратная большая) имеет четыре слабые точки (по углам) и требует дополнительных узловых точек второго типа (круглые защитные печати), либо первого (квадратные защитные печати), которые не позволяют расщепить исходную печать (квадратную большую), так как отводят удар на боковые стены. Для обычных гражданских объектов (города, здания, иное) данной конструкции (защитной печати квадратной большой с четырьмя угловыми) достаточно, однако при возникновении чрезвычайной ситуации третьего порядка (угроза вторжения) требуются дополнительные структуры, такие как ребра жесткости (силовые диагонали) и дублирующие печати защиты (квадратные малые). При повышении уровня опасности печать усложняется введением дополнительных элементов и сигилов (традиционных знаков, которые расшифровывают для Источника конкретное намерение). См. схема и список..."

Кажется, Джиллиан считал меня еще более пропащим магистром, чем Олвиш. И демонстрировал презрение, разжевывая самые элементарные вещи как ученику-недоучке. Я пробежал глазами страницу, наткнувшись на обещанную схему, ясную, простую, с подписями большими буквами, и решил, что это было его самое гениальное решение за прошедшие месяцы.

— ...Но как Источники могут быть, если их не существует?

Водитель ударил по тормозам, по счастью, сделав это прежде, чем уставился на меня круглыми глазами. Темные разом подняли головы, и я, не слишком радуясь внезапному вниманию, пояснил:

— В смысле — Света и Тьмы не существует. С чего они должны существовать?

Мне показалось, что водитель сейчас выпрыгнет из машины и на весь караван заорет "вы слышали? Вы слышали это?!".

— Светлые, — хмыкнул Шеннейр. — Ничего святого.

Тренировочный лагерь Мэйшем-два представлял собой странное зрелище. Невысокий забор огораживал немаленькую территорию: холм, перелесок, но в основном — большое поле, на котором на расстоянии были разбросаны либо одинокие хлипкие сараи, сколоченные на скорую руку, либо одноэтажные крепкие строения, заглубленные в почву, под защитой земляных валов. Либо то, что не жалко, либо то, что устоит. В Мэйшем-два тренировали темных учеников.

Почти все поле было плотно заставлено палатками и разноцветными шатрами, а когда-то гнетущую тишину полностью перебивал гул голосов. Мужчины и женщины, взрослые и совсем юные, бросали свои дела и подходили ближе к воротам, с жаждущей надеждой глядя на машины, и воздух потрескивал от эмоций.

— Они не хотят получить посвящение от кровавого тирана. Только от светлого магистра, — в голосе Шеннейра слышалась мрачная насмешка. — Будущие защитники нашей страны.

Кто же виноват, что темная гильдия настолько замазалась в крови, что люди не хотят с ней связываться? Что обычные люди не забыли ни убийств, ни массовых расправ, ни отношения к ним как к грязи, которое столь дорого каждому темному?

Обычные люди так скучны, ничего не понимают в истинной тьме.

Оттесненные на свободный клочок земли темные выглядели злыми и немного растерянными. Темная гильдия принимала неофитов каждый год — десяток, несколько десятков, все равно часть помрет — но толпа из нескольких сотен заставляла магов чувствовать себя неуютно. Даже командиры отрядов не командовали столькими подчиненными за раз.

Ученики, которых Шеннейр инициировал во время моего предыдущего посещения Мэйшем, теперь стояли на темной стороне, стараясь выглядеть бывалыми ветеранами. Настоящие темные не торопились принимать их в свой круг, а главы боевых групп и вовсе собрались в стороне и придирчиво друг друга разглядывали, проводя негласную расстановку по иерархии. При появлении Шеннейра все поклонились одновременно; впрочем, Бретт и Амариллис совсем ненавязчиво оказались в первых рядах, полагая, что участие в деле с самого начала дает им привилегии. Среди темных я заметил достаточно незнакомцев: особенно выделялись несколько болезненно выглядящих магов и волшебниц, все в бинтах и подживших зеленоватых язвах.

— Дежурили на полигонах, — вскользь пояснил Шеннейр, наградив своих подчиненных едва ли кивком, и оставил меня вновь задаваться вопросом, вижу я перед собой уже последствия лечения, или пока темный маг стоит и не падает, он считается полностью здоровым.

— Светлый магистр! — с нездоровой радостью окликнул один из темных, но Бретт, не меняя доброжелательного вида, заступил ему дорогу. Судя по загару, это был один из тех счастливчиков, которых Шеннейр все же забрал с Островов. Может быть, я к нему несправедлив. Может быть, он просто до сих пор счастлив. — Вы меня помните?

Я непонимающе склонил голову, и темный с надеждой продолжил:

— Шалфей, пограничная служба?

Воспоминания просыпались медленно. Моя первая летняя практика на севере: светлые из отдела по работе с переселенцами подозревали темных, контролирующих границу, в чересчур рьяной работе, и предложили мне, как чужаку, поучаствовать в эксперименте. Те несколько минут, проведенных в закрытой комнате, когда меня заставляли либо признать себя незаконным беженцем-загорцем, либо лазутчиком, который скрывает, что он загорец, оказались для меня не столь радостными. Но меня прикрывали сородичи, и угроза увечий осталась угрозой.

Вряд ли темному инспектору дали за это премию.

— Ссылка на Острова?

— Наш магистр сказал, что я навсегда запомню народы, населяющие Аринди, — радость темного стала слегка неестественной. — Двенадцать лет, и я теперь знаю, что все островитяне отличаются друг от друга!

Судя по эмоциям, товарищи не особо ему верили.

Люди толпились за невидимой чертой, не заступали ее. Каждый хотел увидеть светлого магистра; поднимались на цыпочки, переговаривались, их эмоции, жгучие и насыщенные, накатывали волна за волной. Но все же между ними был ясный порядок: никто не смел высунуться вперед, не толкался, не кричал, и по одному слову Эршенгаля, неспешно идущего вдоль шеренги, каждый возвращался на свое место у палаток. Неохотно. Но не споря.

Амариллис протяжно засвистела.

— У Эршена талант. Гильдия теряет в нем великолепного наставника. Даже не знаю, кто был лучше.

— Мэвер, — предположил Бретт.

— Мэвер, — она мечтательно вздохнула. — Мэвер объяснял печати так, что любой новичок понимал с первого раза. Таких больше нет. Мэвер был таким... добрым.

Я отвернулся, прогоняя звон в ушах. В моем мире "Мэвер" и "доброта" находились на разных концах спектра.

Уже закрывшиеся ворота распахнулись снова, пропуская во внутренний двор истошно ревущую машину, до крыши заляпанную грязью и щепками. Машина рванулась вперед, как будто не собираясь тормозить, заставив особо нервных темных закрыться защитными щитами, и, совершив красивый разворот, остановилась. Спрыгнувший на землю темный элегантно выпрямился, высокомерно оглядев лагерь, и двинулся к нам.

Ну что же, они в самом деле приехали срочно.

— Джиллиан! — радостно окликнул я. — Вы так замечательно водите машину.

На лицах выползающих из машины темных и моих светлых отражалась вся мера согласия. Сияющее высокомерие Джиллиана немного угасло; но затравленный взгляд исподлобья мне наверняка показался. Решив, что жизнь закончена, Джиллиан решил пойти вразнос и исполнить все свои мечты, начиная с самых мелких. Пока что он выглядел как идиот.

В отношении торжественных церемоний фантазия боевиков заметно пробуксовывала. В посвящении людей, которые пришли сюда, чтобы стать магами, не было ничего красочного, ничего сакрального. Но они пришли сюда, чтобы стать защитниками, чтобы получить шанс для себя и для других, получить искру. Этого должно было хватить.

Слабые. Необученные. Я не знал, что из этого выйдет, но это уже не имело значения. Людям нужна надежда.

Никто не бегал вокруг, пытаясь вручить мне выкрашенный в белый посох, зато для нас уже установили помост в черно-белый ромб. За прошедшее время я успел понять, что это не было проявлением ни своеобразного чувства юмора, ни глупости — просто мышление темных порой шло причудливыми путями.

Когда я поднимался на помост, то чувствовал страх, но страх был неважен. Ишенга и Шеннейр порой проводили инициации вот так, вместе, чтобы показать, что даже разделенные, гильдии едины. Давным-давно. Я никогда не смогу стать Ишенгой. Подняться так высоко.

Даже массовые посвящения магистры уже проводили — для всех жителей Аринди, во время эпидемии. Болезнь вспыхнула на месте старых врат, в Хорском регионе, перекинулась на Загорье, а оттуда помчалась гулять по свету. Ишенга и Шеннейр тогда ездили по стране и инициировали всех подряд. Магическая искра не излечивает болезни, но увеличивает шансы на выживание. У большинства людей, тех, кто не желал и не старался стать магами, искра давно погасла, Хору чистили почти год — Хора в очередной раз не вымерла только потому, что людей там мало, и живут они изолированно. Волна в Загорье утихла сама собой.

Северные соседи Загорья до сих пор держат на границе санитарные кордоны и вздрагивают, когда к ним кто-то приближается.

— Но я не умею проводить массовые инициации, — на всякий случай предупредил я Шеннейра, сохраняя величественность. И Шеннейр ответил, уверенно и твердо, как и положено темному магистру: