Джо Аберкромби Полмира

На скамейке сидела Виалина, императрица Юга.

Она сильно изменилась с тех пор, как посещала разваливающийся дом Отца Ярви. Ее волосы были завиты в сияющие кольца, покрытые сетью из золотой проволоки, увешанной драгоценностями. Ее корсаж был отделан маленькими зеркалами, которые мерцали голубым и розовым в гаснущем свете дня, и красным и оранжевым от пламени факелов. Из-за темной полоски, нарисованной на переносице, ее глаза светились ярче всего.

Вряд ли Колючка когда-либо чувствовала себя настолько не в своей тарелке.

— Что мне сказать?

— Она просто человек, — сказала Сумаэль. — Говори с ней, как с человеком.

— Черт возьми, откуда я знаю, о чем говорить с человеком?

— Просто будь честной. — Сумаэль хлопнула Колючку по спине, отчего та едва не упала. — И давай побыстрее.

Колючка сдвинулась на нижнюю ступеньку.

— Ваше сиятельство, — прохрипела она, пытаясь опуститься на одно колено и поняв, что на ступеньках это невозможно.

— Виалина, и пожалуйста, не вставай на колени. Неделю назад я была практически никем. Это все еще меня нервирует.

Колючка неловко замерла на полпути вниз, и, качнувшись, неловко поклонилась.

— Сумаэль сказала, вы послали за...

— Как тебя зовут?

— Колючка Бату, ваше...

— Виалина, пожалуйста. "Колючка", кажется, не требует объяснений. А "Бату"?

— Мой отец победил там в знаменитом сражении в день, когда я родилась.

— Он был воином?

— Великим. — Колючка пощупала мешочек на своей шее. — Избранный Щит королевы Гетланда.

— А твоя мать?

— Моя мать... хочет, чтобы я не была собой. — В конце концов, Сумаэль сказала ей быть честной.

— Моя мать была генералом и умерла в битве против Альюкса.

— Хорошо ей, — сказала Колючка и тотчас одумалась. — Хотя... не для вас. — Все хуже и хуже. — Думаю, ваше сиятельство... — Она впала в подавленное молчание. Тот еще дипломат.

— Виалина. — Императрица похлопала по скамейке возле себя. — Присядь ко мне.

Колючка шагнула в маленький павильон, обошла стол, на котором стояло серебряное блюдо с горой фруктов, которых хватило бы, чтобы накормить армию, и подошла к перилам высотой по пояс.

— Боги, — выдохнула она. Она не задумывалась о том, сколько ступеней прошла, но теперь видела, что они были на крыше дворца, которая оканчивалась утесоподобным обрывом к садам далеко внизу. Первый из Городов раскинулся внизу под темнеющим небом: безумный лабиринт зданий, мерцание огней в синем вечере, которых было много, как звезд на небе. Вдали, за черным зеркалом пустоты, были и другие участки света. Другие города, другие поселения. Странные созвездия, слабо видневшиеся вдали.

— И это все ваше, — прошептала Колючка.

— Все и ничего. — Было что-то в том, как гордо Виалина выпячивала челюсть вперед, что показалось Колючке знакомым. То, что она давным-давно видела в зеркале своей матери. То, отчего она подумала, что у императрицы тоже есть свой храбрый вид.

— Должно быть эту тяжесть нелегко нести, — сказала она.

Плечи Виалины немного поникли.

— Тот еще груз.

— Императрица, я ничего не знаю о политике. — Колючка уселась на скамье, надеясь, что ее поза будет уважительной, как бы это ни выглядело. Ей всегда было некомфортно сидеть, если только не за веслом. — Я не знаю ничего ни о чем. Вам лучше поговорить с Отцом Ярви...

— Я не хочу говорить о политике.

Колючка сидела неловко, как на иголках.

— Тогда...

— Ты женщина. — Виалина наклонилась вперед, сцепив руки на коленях, и уставившись Колючке в лицо. Ближе, чем Колючка привыкла держаться с кем угодно, не говоря уже об императрице.

— Так мне говорила моя мать, — пробормотала она. — Мнения расходятся.

— Ты сражаешься с мужчинами.

— Да.

— Ты побеждаешь мужчин.

— Иногда...

— Сумаэль говорит, ты победила троих за раз! Команда уважает тебя. Я видела их лица. Они тебя боятся.

— Насчет уважения не знаю. Страх может быть, ваше...

— Виалина. Я никогда не видела, чтобы женщина сражалась, как ты. Можно? — И прежде чем Колючка ответила, императрица положила ей руку на плечо и сжала. Ее глаза расширились. — Великий Боже, ты как дерево! Ты должно быть такая сильная. — Она отпустила руку, к большому облегчению Колючки, и уставилась на нее, маленькая и темная на фоне мрамора между ними. — Я нет.

— Ну, сильного мужчину не победить силой, — прошелестела Колючка.

Императрица резко посмотрела ей в глаза, ее глаза белели в середине того темного рисунка, и пламя факелов отражалось в их уголках.

— Чем тогда?

— Надо быть быстрее, чтобы ударить, и быстрее, когда бьют по тебе. Надо быть жестче и умнее, всегда искать способ атаковать, надо сражаться без чести, без совести, без жалости. — Это были слова Скифр, и только сейчас Колючка осознала, насколько хорошо их выучила, как совершенно их приняла, сколькому ее научила старая женщина. — Так мне говорили, во всяком случае...

Виалина щелкнула пальцами.

— Вот почему я послала за тобой. Чтобы научиться сражаться с сильными мужчинами. Не мечами, но принципы те же. — Она подставила руки под подбородок, это был странно девчачий жест от женщины, которая правила половиной мира. — Мой дядя хочет, чтобы я была не более чем фигура на носу его корабля. Даже меньше. Носовая фигура, по крайней мере, расположена на киле.

— У наших кораблей есть фигуры и на корме.

— Изумительно. Значит, он хочет, чтобы я была ей. Чтобы сидела на троне и улыбалась, пока он принимает все решения. Но я отказываюсь быть его марионеткой. — Виалина сжала кулак и ударила по столу, отчего даже маленький ножик для фруктов на блюде почти не стукнул. — Я отказываюсь, слышишь?

— Я-то слышу, но... не уверена, что от этого что-то изменится.

— Нет. Это уши моего дяди нужно открыть. — Императрица сердито посмотрела на темнеющие сады. — Сегодня я снова встала перед ним на совете. Посмотрела бы ты на его лицо. Он не удивился бы больше, если бы я его заколола.

— В этом нельзя быть уверенным, пока вы его не заколете.

— Великий Боже, как бы я хотела! — Виалина ухмыльнулась, глядя на нее. — Готова поспорить, из тебя марионетку никто не сделает, а? Готова поспорить, никто не посмеет! Посмотри на себя. — У нее было такое выражение лица, которое Колючка не привыкла видеть. Почти... восхищение. — Ты, ну, ты знаешь...

— Уродливая? — пробормотала Колючка.

— Нет!

— Высокая?

— Нет. Ну, да, но ты свободная.

— Свободная? — Колючка недоверчиво фыркнула.

— А разве нет?

— Я поклялась служить Отцу Ярви. Я делаю то, что он сочтет необходимым. Чтобы расплатиться за... то, что я сделала.

— Что ты сделала?

Колючка сглотнула.

— Я убила парня. Его звали Эдвал, и не думаю, что он заслуживал смерти, но... я убила его, да.

Виалина была просто человеком, как Сумаэль и говорила, несмотря на ее одежду и дворец. Или может быть из-за них. Было что-то в ее прямом искреннем взгляде, что вытягивало из Колючки слова.

— Все собирались за это раздавить меня камнями, но Отец Ярви меня спас. Не знаю почему, но спас. А Скифр научила меня сражаться. — Колючка улыбнулась, потрогав пальцами обритую сторону головы, думая о том, какой сильной она считала себя тогда, и какой слабой она была. — Мы сражались с Конным Народом на Запретной. Убили нескольких из них, а потом меня стошнило. А еще недавно сражались с мужчинами на рынке. Я и Бренд. Не знаю, убила ли я их, но хотела. Рассердилась, из-за тех бус... полагаю... — Она умолкла, поняв, что сказала немного больше, чем следовало.

— Бус? — спросила Виалина, и раскрашенная переносица озадаченно сморщилась.

Колючка прочистила горло.

— Не важно.

— Думаю, свобода может быть опасной, — сказала императрица.

— Полагаю, что так.

— Возможно, мы смотрим на других и видим лишь то, чего нет у нас.

— Полагаю, что так.

— Но все равно, ты сражалась с мужчинами и побеждала.

Колючка вздохнула.

— Все же побеждала.

Виалина стала загибать свои маленькие пальчики.

— Итак, быстрота чтобы бить, ум, нападение без совести, чести или жалости.

Колючка протянула пустые руки.

— Они принесли мне все, что у меня есть.

Императрица рассмеялась. Громкий смех от такой маленькой женщины, громкий и довольный, из широко раскрытого рта.

— Ты нравишься мне, Колючка Бату!

— Тогда вы вступили в маленькую группу. И кажется, она все время уменьшается. — И Колючка достала коробочку, и положила ее между ними. — Отец Ярви дал мне кое-что для вас.

— Я сказала ему, что не могу принять это.

— Он сказал все равно отдать ее вам. — Колючка прикусила губу, когда открыла коробочку, и оттуда полился бледный свет, более странный и более прекрасный в наступающей темноте, чем когда-либо. Идеальные края эльфийского браслета светились, как лезвия кинжалов, блестящий металл, отполированный и ограненный, мигал от света лампы, темные круги в кругах двигались на непостижимых глубинах под круглым отверстием. Вещь, рядом с которой бесценные сокровища дворца казались жалкими побрякушками, бесполезными, как грязь.

Колючка постаралась сделать голос тихим, убедительным, дипломатичным. Получилось грубее, чем обычно.

— Отец Ярви хороший человек. Весьма хитроумный человек. Вам стоит поговорить с ним.

— Я говорила. — Виалина перевела взгляд от браслета к глазам Колючки. — И тебе стоит быть осторожной. Думаю, Отец Ярви похож на моего дядю. Они не дарят подарков, ничего не ожидая взамен. — Она захлопнула коробочку, и взяла ее из Колючкиной руки. — Но я возьму его, если ты этого хочешь. Передай Отцу Ярви мои благодарности. Но скажи, что большего я дать ему не могу.

— Передам. — Колючка посмотрела на сад, который погружался во мрак, раздумывая, что сказать еще, и отметила, что там, где стояли охранники у фонтана, теперь остались только тени. Все исчезли. Она и императрица были одни. — Что случилось с вашими охранниками?

— Странно, — сказала Виалина. — А! Вот идут другие.

Колючка насчитала шестерых мужчин, карабкающихся по ступенькам в дальнем конце садов. Шесть императорских солдат, в доспехах и полностью вооруженных, быстро грохотали по дорожке между оранжевыми пятнами факелов к маленькому домику императрицы. Еще один мужчина шел за ними. Человек с золотом на кирасе и серебром в волосах, а улыбка на его красивом лице была ярче и того и другого.

Герцог Микедас, увидев их, весело помахал рукой.

Тогда у Колючки появилось чувство, словно из нее вытекает все мужество. Она потянулась к серебряному блюду и спрятала между пальцев маленький ножичек для фруктов. Жалкое оружие, но лучше чем ничего.

Она поднялась, когда солдаты проворно встали вокруг фонтана и между двумя статуями, почувствовала, что Виалина встала за ее плечом, когда они рассредоточились. Колючка узнала одного из них, когда ветерок дунул на раскаленные угли, и свет попал на его лицо. Ванстер, с которым она сражалась на рынке. На его щеке были порезы и фиолетовые синяки, а в руке он держал тяжелый топор.

Герцог Микедас низко поклонился, скривив рот, а его люди не поклонились вовсе. Виалина заговорила на своем языке, и герцог ей ответил, лениво махнув рукой в сторону Колючки.

— Ваша милость, — выдавила она сквозь сжатые зубы. — Какая честь.

— Приношу свои извинения, — сказал он на их языке. — Я говорил ее сиятельству, что просто не мог пропустить ваш визит. Это настоящий подарок, найти вас двоих наедине!

— Почему же? — спросила Виалина.

Герцог высоко поднял свои брови.

— Незваные северяне прибыли в Первый из Городов! Варвары, из Гатланда, или откуда там. Они хотели привезти свои жалкие дрязги на наши берега! Пытались вбить клин между нами и нашим союзником, Верховным Королем, который всем своим сердцем принял Единого Бога. Когда это не удалось... — Он сурово покачал головой. — Они послали убийцу во дворец. Чудовищного убийцу, в надежде воспользоваться невинным добродушием моей идиотки-племянницы.

— Полагаю, это буду я? — прорычала Колючка.

— О, демон в женском обличье! Ну, в обличии, немного похожем на женское, во всяком случае. Ты слишком... мускулистая на мой вкус. Припоминаю, ты кажется хотела испытать двоих моих охранников? — Микедас ухмыльнулся, а его люди тем временем двигались вперед, и сталь мерцала, когда на нее попадал свет. — Как насчет шестерых?

Всегда выгляди слабее, чем ты есть. Колючка съежилась, опустила плечи, постаралась выглядеть маленькой и перепуганной, хотя ее наполнило странное спокойствие. Словно Последняя Дверь не зияла перед ней, словно она смотрела на все со стороны. Она оценила расстояния, отметила обстановку, статуи, факелы, стол, колонны, ступеньки, глубокий провал позади.

— В самом деле, императрице не следовало так рисковать своей безопасностью, — говорил герцог, — но не отчаивайтесь, моя дорогая племянница, я отомщу за вас!

— Почему? — прошептала Виалина. Колючка чувствовала ее страх, и это было полезно. Такие слабые, напуганные, беспомощные девочки. И за спиной она плотно сжала пальцы на маленьком ножике.

Губы герцога скривились.

— Потому что ты оказалась совершеннейшей занозой в моей заднице. Всем нам нравятся девушки с характером, так ведь? — Он выпятил нижнюю губу и разочарованно покачал головой. — Но есть пределы. В самом деле есть.

Отец Колючки всегда говорил ей, что если собираешься убить — убивай, а не болтай об этом. Но к счастью для нее герцог не был убийцей, болтал, хвастался, наслаждался своей силой, давая Колючке время оценить врагов, и время выбрать лучший способ.

Она решила, что сам герцог небольшая угроза. У него был меч и кинжал, но она сомневалась, что он их когда-нибудь вытаскивал. Но остальные знали свое дело. Хорошие мечи вынуты из ножен, хорошие щиты в руках, хорошие кинжалы на поясах. И доспехи тоже хорошие — чешуйчатые кольчуги мерцали в сумерках, но у горла они были слабыми. Внутренние части локтей. Подколенные ямки. Туда ей придется бить.

Она одна против семерых. Она едва не рассмеялась. Абсурдные шансы. Невозможные шансы. Но у нее были только они.

— Теофора никогда не делала то, что ей говорили, — продолжал болтать герцог, — но в конце концов она была слишком старой лошадкой, чтобы научиться подчиняться. Я в самом деле надеялся, что семнадцатилетнюю императрицу можно будет держать на поводу. — Он вздохнул. — Но некоторых пони уздечка лишь вечно раздражает. Они пинаются и кусаются, и отказываются ходить под седлом. Лучше уничтожить их, прежде чем они скинут своего хозяина. Трон затем перейдет твоей кузине Асте. — Он показал свои идеальные зубы. — Ей четыре. Вот с такой женщиной можно работать! — Устав, наконец, от своих умствований, он ленивым жестом отправил вперед двух своих людей. — Давайте кончать с этим.

Колючка смотрела, как они идут. У одного был большой, не раз сломанный нос. У другого рябое лицо, и он слегка безразлично улыбался. Когда они поднялись на первую ступеньку, их мечи были обнажены, но не подняты. Нельзя было винить их за самоуверенность. Но они были настолько самоуверенны, что даже не думали, что она может дать им бой.