Локон в медальоне: Флибустьерское море

Два последующих дня проходили в лихорадочной деятельности, Бакалар словно пробудился от сна. Многие горожане, у кого за душой небыло и ломаного гроша, увидели случай поживиться и одновременно рассчитаться за давние обиды. Будь я проклят, но страх перед соседями и завистниками дал поразительные результаты!

Колодцы, подвалы, густые заросли — повсюду заветные богатства, изымались без особых усилий. Беззлобно, часто с шутками, испанцам возвращали одну или две десятины в обмен на расписку, избавляющую их от дальнейших претензий. Успех превзошел все ожидания, была собрана добыча на 200 тысяч пиастров, где львиная доля — три четверти приходилось на долю команды 'Роялиста'.

Среда, 27-е. Здоровье спасенного индейца, его имя на языке майя звучало как Ичак Ток, уже не вызывает беспокойства. Запальные отверстия испанских пушек заклепали, а неиспользованные бочонки с порохом сбросили в воду. Бакалар стал выжатым лимоном, время приближалось к полудню и нам не следовало медлить. Эти события войдут в историю Бакалара как дни, когда бедность превратилась в богатство, добытое, пусть и не совсем честным путем, но все же...

Сопровождаемые служанками дамы под зонтиками, символом статуса, наблюдали с набережной, живой интерес вызывали мускулистые торсы корсаров. Они, под лучами палящего солнца, при согласии и помощи местного населения, загружали в шлюпки провизию. Наконец, небольшая флотилия, пополненная несколькими рыбачьими лодками, направилась в обратный путь.

Понедельник, 2 июля. На календаре сезон дождей, и река Рио-Хондо превратилась в крайне опасное место. Мы неуклонно придерживались правила разбивать лагерь каждую ночь, избегая переходов по бурному, непредсказуемому течению. На пятый день, когда шлюпки вышли в залив Четумаль, небо уже пылало багряными красками заката.

Ветер, свежий и резкий, дул с востока-юго-востока, вздымал на мелководье крутую волну и срывал белые пенные барашки. Мой катер опережал тяжелые, перегруженные шлюпки, глубоко сидящие в воде. Он оказался легче, а гребцы были подобраны самые лучшие. Авария случилась внезапно — потеряли руль после особенно мощного удара волны. Пенный гребень обрушился через борт катера, мгновенно затопив его, и мы подошли к 'Роялисту' в крайне бедственном состоянии.

Герти, наблюдала за нами с палубы корабля и, безусловно, была в отчаянии. Наши взгляды встретились, но она тут же отвела глаза, словно пыталась спрятаться от меня. В каюте, я сжимал ее руки в своих, а Герти шептала, прерываясь рыданиями, что не было ничего страшнее одиночества, когда прошла назначенная мной неделя. Все, что ей оставалось — это надеяться, а впереди ждала только одна пустота.

— Забудь об этом, мой ангел. Теперь все в порядке. — Пытаясь вымолить прощение, я обнял жену и, уткнувшись лицом в ее волосы, шептал слова утешения.

— Ты меня любишь? — тихо спросила она.

— Ты все, что мне нужно в этом мире, малышка.

В следующее мгновение я осыпал ее лицо быстрыми короткими поцелуями, желая каждый день быть рядом с ней, наполняя его теплом нашей любви. Герти обняла меня за шею, словно схватилась за спасательный круг. Ее пальцы сплелись на моем затылке, испытывая то же чувство, она повторяла: — Дик, о Дик! — вздрагивая и замирая при каждом прикосновении. Это был волшебный момент, когда время останавливает свой бег, и мы любили снова и снова, пытаясь слиться в единое целое, раствориться друг в друге.

Вторник, 3-е. Утро посвятили разделу добычи, каждая из 140 равных частей оценивалась приблизительно в тысячу пиастров. Доли погибших передали их товарищам. В полдень якорь был поднят и мы вышли в море.

Четверг. 5-е. Рассвет застал меня на берегу, вместе с одиннадцатью спутниками.

Ичак Ток уверенно шел впереди, пока ближе к вечеру нас не настиг дождь. Под пологом вечнозеленой листвы воздух был наполнен влажным теплом и густыми, незнакомыми ароматами, смесью прелой листвы, цветов и земли. Ночь мы провели в джунглях, а на утро, следом за сыном вождя, вошли в уже знакомую мне индейскую деревню,

Тапай Нок встретил нас с нескрываемой радостью и уважением: — Ты вернул мне сына и растопил сердце своим поступком, пришелец. Пусть солнце всегда освещает твой путь. Я отведу тебя к храму. Вижу, что не все белые в злобе и гордыне несут страдания моему народу.

* * *

Время словно растянулось, солнце неспешно освещать многочисленные, порой скрытые мхом, изображения Кетцалькоатля или Чаака, бог молний, воды и дождя. Оказалось, что развалины древнего города Алтун-Ха расположены в тридцати четырех милях к северу от устья реки Белиз и в пяти милях от побережья моря. Я с интересом смотрел на эти величественные развалины в окружении густых зарослей банановых деревьев, по вкусу их плоды на удивление похожи на манго. Резкие контуры 52-футовой пирамиды Храма Каменного Алтаря, главного местам для церемоний майя, смягчал буйно разросшийся колючий кустарник.

— Расскажи мне о Серьге Луны, Тапай Нок.

— Это был священный дар наших богов вождю Джанааб Охи Кинич. Кто владел этим амулетом, тот был способен управлять волей людей. Его силу применяли как для благих, так и злых целей, но от них всегда оберегал Камень Солнца. Он здесь, в храме, и Тапай Нок отдает его тебе.

— Следуй за мной, пришелец, — старый индеец скользнул в узкую расщелину между древними руинами и исчез в непроглядной черноте.

— Путь наш — меж камней и терний, путь наш во мраке, — прошептал я, погружаясь в объятья неизвестности. Воздух был пропитан сыростью, просмоленная пакля противно зашипела в темной воде, когда я отбросил почти догоревший факел. Мы продвигались тесным туннелем, над головами шумели крылья встревоженных нами летучих мышей. Коридор, по колено затопленный маслянисто-черной водой подземного ручья, привел нас в сердце храма.

Новый факел, отбрасывая причудливые тени, осветил узкий, невысокий проход, перекрытый тяжелой каменной плитой. Она поползла вверх, с трудом пересиливая сопротивление веков и открывая вход, когда Тапай Нок нажал скрытый рычаг. Времени на долгие задержки не было, по дюйму в минуту, плита медленно начала закрываться.

Глава 17

Размеры выдолбленной в известняке гробницы впечатляли: десять футов в ширину, двенадцать в длину и восемь в высоту. Свод плавно переходил в стены с узкими нишами, где покоились саркофаги. В центре склепа, словно алтарь, возвышался квадратный базальтовый блок, черный и матовый, щедро усыпанный приношениями.

— Людям не дано начать новую жизнь дважды, но тебе это удалось. Готовься вновь испытать судьбу и сделай свой выбор мудро, — обратился ко мне Тапай Нок.

Мое внимание привлек изумрудный, полупрозрачный жадеит на простом красно-белом шнурке, его узелки символизировали вечный круговорот жизни и смерти.

Отчего-то возникло ощущение, что нужно выбрать самую неприметную вещь. Имелся только один способ проверить: надеть амулет на шею. Если ошибся, то этого уже не узнаю.

— Ты сделал мудрый выбор, но будь осторожен, — голос старого индейца был тих, но тверд. — Камень Солнца не должен попасть в злые руки. Храни его до тех пор, пока не вернешь предназначенную тебе Серьгу Луны, а потом возврати в храм.

— Я сделаю это, вождь.

— Горек будет твой путь, и написано на нем: Невозможность, — продолжил Тапай Нок, его слова звучали как предсказание. — Бог солнца Кинич-Ахау защитит тебя от Чак Чель, несущей гибель и разрушение. Смерти нет, есть только переход между мирами, где можно потерять живых и найти мертвых.

Он шагнул в извилистый тайный ход, ведущий из подземелья на поверхность, в развалины древнего города, приглашая меня следовать за ним.

На следующий день я тепло попрощался с вождем, возвращались к кораблю в сопровождении его сына и нескольких индейцев. Там им подарили полдюжины ударно-кремневых мушкетов укороченной модели, шесть 25-фунтовых бочонков пороха и свинец для литья пуль. Несмотря на официальные запреты, торговля огнестрельным оружием с коренными жителями Нового Света велась всеми, за исключением испанцев. Английские мушкеты были прекрасного качества и расстались мы лучшими друзьями.

Среда, 11 июля. Снялись с якоря за час до полудня. Слабый юго-восточный ветер временами стихал, сменяясь полным штилем.

Вечер выдался прохладным и приятным. На квартердеке, в золотистом свете заката, я развлекал жену рассказами о мифах и легендах древних майя. Попытки скрыть наши чувства, делали их все более очевидными е для всей команды, относящейся понимающе и сочувственно.

Герти, воплощение изящества в бледно-фиолетовом шелковом платье, выглядела поистине очаровательно. Холодный, благородный нефрит удивительно гармонировал с цветом платья. Ожерелье из идеально круглых бусин и такие же браслеты были подарком индейского вождя. Ярко-голубая бандана подчеркивала белизну кожи, а свободно ниспадающие локоны добавляли особую привлекательность.

Четверг, 12-е. Слабый восточный ветер при ясной, солнечной погоде. Суточный переход составил 71 милю.

— Похоже, атмосферное давление падает, — отметил я с тревогой, когда Герти пожаловалась на боль в висках. После утренней чашки крепкого кофе ей стало лучше. Весь день над морем стоит страшный зной, она пьет много воды с лимоном или хорошо освежающий кокосовый сок.

К вечеру, на горизонте, расстилаясь от края до края, с востока появились мощные перисто-кучевые облака. Я с тревогой наблюдал за их приближением, опасаясь, что Вест-Индский ураган, догонит нас, сохранив значительную часть своей разрушительной силы.

С благодарностью я вспомнил совет, когда-то, еще в другом времени, данный мне Майком Осборном из Береговой охраны: — При встрече с тропическим циклоном забудь, куда идешь, и думай лишь о том, как разойтись с его губительным центром. Меняя курс по мере необходимости, держи в бейдевинд правого галса, иначе он пройдет прямо по тебе.

Убрали паруса, остался лишь штормовой фор-стеньги-стаксель, а грот-марсель и бизань были наглухо зарифлены. Донеслись раскаты отдаленного грома, предвещающие надвигающуюся бурю. Ураган, родившись восточнее Малых Антильских островов и двигаясь на запад в Мексиканский залив, пришел и бушевал двое суток.

Фрегат раскачивало словно щепку, гребни волн с яростью обрушивались на палубу, делая пребывание на ней крайне опасным для жизни. Измученная команда начинала терять терпение и глухо роптала, мне стоило немалых усилий сдерживать ее недовольство. Наконец, около полуночи третьего дня, ветер начал стихать.

— Думаю, к утру опасность минует. — сказал я, обращаясь к де Мело. — Я прилягу поспать пару часов. Разбудите меня, если что-то изменится

Штурман, опытный моряк, кивнул, изучающе оценивая горизонт: — Летний циклон не задерживается надолго.

Воскресенье, 15 июля. За двое суток прошли 36 миль. Крепкий ветер, с востока большое волнение. Эти скупые строчки скрывали в себе всю тяжесть пережитого.

Ровно в час пополудни, когда солнце прошло зенит, раздался крик с марса: — Корабль на норд-норд-ост!

Я вскарабкался по бизань-вантам, надежно устроился на крюйс-стеньги-салинге и прильнул к подзорной трубе. По всей видимости, испанский, полузатопленный и лишенный мачт галеон тяжело кренился на волнах. Он был в критическом состоянии, но упрямо держался на плаву.

Скорее всего, течь образовалась, когда сломанная грот-мачта, в клочьях парусов, обрывках снастей и остатках такелажа, падая, пробила борт, словно тараном. Вода стремительно заполняла трюм, несмотря на неустанную работу помп, и тогда срубили фок— и бизань-мачты, желая облегчить корабль. Для того чтобы увеличить шансы на выживание, сбросили за борт пушки верхнего дека. Все это не принесло результата, начали подрубать ют, превращая его в импровизированный плот — последнюю надежду на спасение.

Галеон, постепенно погружаясь, затонул по шкафут и остался в полузатопленном состоянии, возможно, благодаря древесине в трюме, придававшей ему некоторую плавучесть. С этого момента уже никто не отдавал распоряжений. Волны, свободно перекатывались по палубе, любые попытки командования стали бессмысленными. Охваченные паникой и ужасом, люди, предчувствуя неминуемую гибель, бросились в шлюпки, их дальнейшая судьба останется нам неизвестной.

Хотя буря стихла, волны катились еще по-прежнему тяжело и представляли опасность. Я приказал боцману готовить к спуску баркас. Хартли, взглянув в подзорную трубу, крикнул с возбуждением: — Быстрее, ребята! Теперь он наш! Святые в церквах Севильи не дождутся новых золотых подсвечников!

— Дай Бог, чтобы это было так, — отозвался Хендрикс. Тем временем, 'Роялист', покачиваясь на волнах, лег в дрейф.

— Весла на воду! — прорезал тишину голос Хартли, баркас пошел к обреченному, являющему собой самое жалкое зрелище галеону.

— Значит, Бог тебя любит, капитан — резюмировал де Мело, когда баркас вернулся с добычей и действительно, удача улыбнулась нам с невиданной щедростью. На борту 'Эль Нуэво Константе' находилась королевская пятина: 84 937 песо в звонкой монете, а также груз частных лиц — серебряные слитки общей стоимостью 74 620 песо. Экипаж был на седьмом небе от счастья. Хартли, держа в руках дорожное бюро, поднялся на квартердек вручить Герти подарок.

— Нашел этот любопытный сундучок в капитанской каюте, а Синклит вскрыл замок с помощью ножа, — усмехнулся квартирмейстер. — Вы приносите экипажу счастье, леди, — прибавил он. — Мы все в этом уверены.

Я тут же узнал изысканный орнамент, изображающий причудливых, невиданных животных. Словно эхо, меня настигла память из реальности, которая еще не случилась в этом мире.

— Пружинный механизм, сделан, как полагаю, немецким мастером, леди, — пояснил Хартли, осторожно нажимая переднюю панель.

— И в правду, занятная вещь, Боб, — Герти не терпелось с ней ознакомиться. Запустив руку в ящичек внизу, она вытащила маленькую деревянную шкатулку, похожую на школьный пенал. Ее скользящая крышка разбухла и плотно застряла в пазах. Она с негромким протестующим щелчком откинулась назад, поддетая ножом, и на ладошке Герти засияли ослепительным блеском четыре драгоценных камня.

Словно застывший лед прозрачность белого топаза, противостояла пылающему пламени рубина. Солнечный свет отражался в гранях желтого сапфира, напоминая о летнем дне, а синий алмаз вызывал ассоциации с бескрайним небом. Экипаж, далекий от изысков ювелирного искусства, не мог даже оценить всю ценность этой находки.

— Я, как капитан, приобретаю камни, на Ямайке их цена составляет около шести тысяч песо. Деньги будут разделены между командой согласно нашему договору. Боб Хартли и его люди своими жизнями рисковали ради общего дела, поэтому каждый из них получит дополнительно по двести песо. Это серебро честно заработали.

Суббота, 21-е июля. В полдень находимся примерно в ста восьмидесяти милях от побережья Ямайки. За последнюю неделю я с головой погрузился в изучение судового журнала и мореходных карт испанского галеона. Эти листы явились настоящим кладезем знаний, подробно описывая пассаты, течения и ошибки магнитного компаса. Путевые заметки охватывали более пятнадцати лет плаваний и согрели душу куда лучше глотка лучшего ямайского рома.