Элкси чувствовал себя крайне скверно. Инспектор не блефовал, он это видел и чувствовал. Инспектор действительно знал, что в борделе его не было и при желании, наверное, мог бы это и доказать. Кто-то из девок Лии осведомитель СБ? Нет, невозможно, совершенно невозможно... Хотя, почему невозможно?
Перестань паниковать!
— Я был в борделе! Спросите у девок! У их матроны!
— Я знаю, у кого и что следует спрашивать. Вы сомневаетесь в надежности моих информаторов? Слушайте же: в семнадцать часов пятьдесят две минуты вы вышли из флаера и вошли в заведение, именуемое публичным домом, принадлежащее господину Тенгерту, и расположенное по адресу... В семнадцать часов пятьдесят восемь минут вы покинули это заведение немного иным путем, нежели вошли, и отправились... — инспектор замолчал на секунду и посмотрел иронично, — Куда же вы отправились, господин Сайгерон? Попытка номер три — последняя.
Элкси чувствовал, что начинает ненавидеть особиста почти точно так же, как тот ненавидел его. От очарования его сурового и безумно сексуально привлекательного облика не осталось и следа. Теперь Элкси чувствовал к инспектору отвращение, отвращение до дрожи, что-то такое на глубинном животном уровне, что можно чувствовать к какому-то совершенно чуждому, омерзительному и потенциально опасному биологическому виду.
— Молчите? Боитесь солгать в третий раз. И правду сказать — боитесь. Можете не отвечать. Еще раз повторюсь, что я не собираюсь ни в чем обвинять вас сегодня. Наш разговор преследует единственную цель — заставить вас задуматься. Полагаю, он ее достиг. Не так ли? В следующий раз, если вдруг ваши мысли все же не повернутся в нужную сторону, и вы не покинете эту весьма скользкую дорожку, на которую вас так упорно толкают некоторые ваши мнимые друзья, я уже не оставлю вас в таком вот подвешенном состоянии. Вам придется отвечать. Либо лгать, либо говорить правду. Что будет меньшим злом для вас? Я не знаю... Мне кажется, в конечном итоге, ни то и ни другое... За участие в заговоре против государственной власти полагается смертная казнь или же — пожизненное заключение. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я и сейчас уже мог бы доказать, что участие в заговоре имело место быть?
Элкси предпочел промолчать. Ему ничего так не хотелось, как поскорее покинуть этот кабинет. И никогда в него не возвращаться. И даже не вспоминать. Но инспектор не желал так просто отпускать его, ему, похоже, нравилось его мучить.
— Вам исполнилось шестнадцать чуть больше месяца назад, вы получили такое большое наследство... Неожиданно, правда ведь? Жизнь теперь открывает перед вами такие волнующие перспективы, обидно было бы, если бы вдруг все мечты, все желания обратились в ничто. Из-за какой-то глупой шалости, из-за мальчишеского желания делать все наоборот. Как в детской сказке... Помните сказку о мальчике, который ушел в темный лес, решив, что пусть его лучше съедят волки, только бы досадить матушке, которая выпорола его за шалость...
Господи, где там было про — выпорола?! В той дурацкой сказке мать просто запретила ребенку гулять в лесу! А он сбежал. В лес. Назло.
— Прослеживаете аналогию? Вы не кажетесь себе этим обиженным мальчиком с горящей от розог попкой? Стоит ли обида перспективе быть съеденным?
Элкси чувствовал, что перестает улавливать смысл того, что ему говорят.
— Съеденным даже не ради какой-то великой, благородной цели, а просто так, — продолжал Кранмер, — Или может быть, вы пребываете в заблуждении, что цель велика и благородна? Может быть, вы даже хотите славы своего отца? Посмертной? Никакой славы не будет, уверяю вас, никто и никогда не позволит вам выступать с трибуны, и народ никогда не узнает о ваших благородных намерениях. Мы знаем об этом вашем "Движении Освобождения" все, — это жалкая организация, состоящая из жалких людишек, способных только на болтовню. Они никогда и ни что не решатся. Духу не хватит. Они будут устраивать свои тайные собрания и болтать, болтать высокопарно и нудно, бесконечно откладывая начало решительных действий, сомневаясь, страшась, надеясь, что все как-нибудь произойдет само собой, а еще лучше — не произойдет никогда. Потому что никому на самом деле не нужны перемены, за которые так боролся ваш отец.
Элкси припомнил вчерашнее сборище, толстого электронщика, и понял, что особист прав. Никто из этих людей не способен на настоящую борьбу, что все это движение освобождения — большой мыльный пузырь индифферентно плывущий в небо. И ему действительно стало обидно, обидно за отца, да и за себя тоже. Единственный из всех, кто, казалось, готов был что-то делать — это тот офицер в штатском. Один единственный...
— Ну хорошо, — сказал вдруг особист, — И вижу, вы меня поняли. И очень надеюсь, что эта наша встреча так и останется единственной, и другой не будет.
— А уж я-то как надеюсь... — буркнул Элкси.
— В заключении хочу сказать вам еще об одном — не пытайтесь меня обхитрить, обмануть, переиграть... У вас не получится. Мои люди следят за вами постоянно, следят за каждым вашим шагом, повсюду. Вы будете пытаться выяснить, кто они, как-то распознать в кругу своих друзей, но у вас не получится. Я буду всегда знать о вас все.
Кранмер открыл ключиком ящик стола и вытащил очень простые, двухмерные, но весьма качественные фотографии, по всему — кадры с видеосъемки. Элкси только взглянул на них и почувствовал, что его охватывает паника. Он увидел себя: за терминалом домашнего компьютера, с идиотским и мечтательным лицом и взглядом, устремленным точно в камеру; обнимающим Стэйси, и шепчущим что-то ей на ушко; обнимающим Стэйси и Шани; обнимающим Кети; идущим по улице вместе с Лоукеном; сидящим за столиком в столовой с Ретмелом; и прочее... прочее... Фотографии в разных местах, с разными людьми, в моменты, когда он чувствовал себя в абсолютной безопасности, когда полагал, что находится в одиночестве.
— Полюбовались? Теперь можете идти, вы свободны.
Элкси вывалился в коридор в состоянии абсолютной прострации. Несколько мгновений он смотрел на серую надпись "Запасный выход" в торце коридора, прежде чем сообразил, что ему в противоположную сторону, к лифту.
Каким образом он покинул здание СБ — он сам не понял, Элкси пришел в себя уже только на дворцовой стоянке среди припаркованных флаеров бесчисленной императорской обслуги, не очень понимая, как он там оказался и главное — зачем.
Он вздрогнул, когда кто-то положил ему руку на плечо.
Это был Дайн.
— Почему вы не сообщили, что выходите? Я бы вас встретил.
— Поедем отсюда скорее, — пробормотал Элкси, — Меня от этого места тошнит.
Дайн не возражал.
— Что-то вы бледный... — заметил он, когда флаер вылетел на трассу, — Куда вас отвести, домой или в Университет?
— Не знаю... Куда-нибудь подальше от Эридана. Далеко-далеко.
— Что, так страшен этот... Кранмер?
— Не то слово, воплощение самых жутких кошмаров.
— У него работа такая. И методы — отработанные. Рассчитанные на то, чтобы моментально раздавить, сбить с мысли и запутать.
— Ему это удалось.
— Ерунда.
— Ерунда?! Он знает, где мы были вчера!
— Вот как? С чего вы взяли?
Элкси как мог подробно рассказал о разговоре с особистом, вспоминать его было чудовищно неприятно, все равно как вскрывать гнойную рану. На душе было погано, так скверно, как не было, кажется, еще никогда. Но Дайна сложно было чем-то смутить.
— Ерунда, — повторил он, — Допустим, действительно в доме Лии у СБ есть свой человек — наверняка, кто-то из мелкой обслуги, который доложил, что в какой-то момент вы исчезли и в комнату с девушкой не поднимались. С чего вы взяли, что Кранмер знает, куда вы отправились?
— Он так сказал.
— Что он сказал? Он назвал вам адрес?
— Нет... На самом деле, он пытался выяснить его у меня. Но у него был такой вид, как будто он знает. Как будто он все обо мне знает! Всю мою жизнь, от первой до последней минуты!
— Элкси, поверьте, он знает гораздо меньше, чем хочет показать. Он может строить какие-то предположения — только и всего. А иметь при этом уверенный вид, это, повторяюсь, его работа. Он собирает о вас сведения, отовсюду, и складывает их, как кусочки мозаики, а потом — путем логических измышлений, пытается дорисовать недостающие моменты. Вы сегодня подбросили ему кучу новых идей. Смотрите, он заявляет вам, что вы не были в борделе, а отправились к заговорщикам. Ваша реакция — изумление и страх. Вы всем своим видом показали ему, что так оно и было, вы дали ему возможность давить на вас дальше. Как вы должны были себя вести? Вы должны были смотреть на него спокойно и твердо, не кричать — "клевета, неправда". Вы должны были просто стоять на своем и требовать доказательств. Реальных доказательств. Чаще всего их нет. Потому что, если уж у СБ есть доказательства, они действуют по-другому.
— Почему, черт тебя возьми, ты не прочел мне эту инструкцию раньше? Прежде чем я туда пошел? Тебе нравится, когда я выставляю себя идиотом?
— Вы должны были пройти это, пройти сами, увидеть, как все это происходит.
— А если бы я не выдержал и рассказал ему все?..
— Тогда Паерса — хозяина дома, где мы были, загребли бы на допрос и долго мурыжили бы. Вряд ли особисты смогли бы его расколоть, но в его доме собираться мы уже не смогла бы. А вас... Вас больше уже не приглашали бы на собрания.
— Все так просто.
— В жизни всегда все проще, чем кажется.
— А фотографии, Дайн... В Университете, на улицах, в борделе, дома...
— Вам придется это пережить.
— Но как?! Постоянно жить перед камерой?! Они и в ванной меня снимают? И в уборной? И в постели?
— Нет. Камера установлена только в гостиной.
— И ты знал, да? И ничего не говорил!
— Я уже вам говорил когда-то и повторяю еще раз, СБ должна получать частично достоверную информацию о вас. Если бы я сообщил вам о камере, вы не смогли бы вести себя естественно, и особисты стали бы подозревать, что мы знаем о всех камерах и прослушивающих устройствах, установленных в доме и флаерах. Теперь — когда вы видели фотографии и знаете от самого Кранмера о том, что камеры существуют, вы можете демонстративно обыскать квартиру и уничтожить все, что найдете, а в прослушивающие устройства сказать все, что думаете и о нем и об СБ в целом.
Элкси уныло молчал. Дайн всегда прав, у него непробиваемая железная логика, он всегда знает, как лучше, во всем разбирается и все умеет. Его никогда невозможно ни в чем обвинить, невозможно застать врасплох. Машина, — а не человек! Рядом с ним, должно быть, следовало бы чувствовать себя в абсолютной безопасности, но Элкси почему-то не чувствовал. Он чувствовал себя униженным, жалким и обреченным. Обреченным, может быть, даже не на смерть и не на темные подвалы СБ, но на что-то такое, — безумно тоскливое и страшно неинтересное, на бег по замкнутому кругу, из которого никогда не выбраться и внутри которого совершенно невозможно быть тем, чем хочется, и делать то, что хочется и хоть что-то решать за себя самому.
Элкси откинулся в кресле и закрыл глаза.
Мир неумолимо окрашивался черным.
Все — бессмысленно. Все — отвратно.
А могло ли быть иначе? Где, в какой момент своей несчастной жизни, он принимал неправильные решения? Когда сворачивал не в ту сторону? Ох, неужели одного раза было достаточно, одного непродуманного идиотского действа — удара офицеру Кетцелю между ног? Такая, казалось бы мелочь, а вся жизнь наперекосяк. Впрочем, быть может, не будь Кетцеля, нашлось бы что-то еще, из-за чего он вылетел бы из Академии. Судьба... Рок... Предназначение, будь оно проклято. Сдохнуть бы прямо сейчас.
Когда Элкси приехал домой — стало еще хуже.
Дом, милый дом, казавшийся прежде уютным и родным, предал его, допустил в святая святых чужие глаза и чужие уши, он в нем теперь, как посреди огромной площади, где негде укрыться, вся жизнь на виду, вплоть до самых интимных подробностей.
Элкси демонстративно посшибал некоторые видеокамеры, на которые любезно указал ему Дайн, остальные — опять-таки по рекомендации того же Дайна — трогать не стал.
— Будет подозрительно, — сказал он, — Если вы вдруг обнаружите все. Лучше казаться глупее и наивнее, чем вы есть на самом деле.
Элкси расхохотался.
— Глупее и наивнее, чем я есть, быть уже невозможно!
Дайн тонко улыбнулся.
— Пора взрослеть, — сказал он, — Трудно в это поверить, но вы больше не ребенок, не мальчик. Вы мужчина. Надо соответствовать.
— Уй, Дайн, отвали... — поморщился Элкси, — Топай к себе, а? Без тебя тошно.
Черная меланхолия обострилась до предела, а значит долго продолжаться уже не могла. Элкси полежал минут пятнадцать на кровати, глядя в потолок, потом отправился к компьютеру смотреть почту — пусто. Потом подумал, что ему следует напиться, причем до потери сознания, и отправился в Университет, где как раз сейчас заканчивались занятия, с целью отловить Лоукена и кого-нибудь еще и устроить попойку.
* * *
Спустя несколько дней тяжелое впечатление от посещения офиса Службы Безопасности почти рассеялось. С одной стороны Элкси внял уверениям Дайна, что все произошедшее абсолютно в порядке вещей, с другой он никак не мог выкинуть из головы чудовищного особиста, господина Кранмера, его светлые, волчьи глаза, его презрительную манеру говорить, его властность и высокомерие. Элкси никогда не признался бы в этом никому, но образ инспектора продолжал волновать его и уже не вызывал приступы тошноты, как в первое время. Или, может быть, вызывал уже не только приступы тошноты. Вызывал какие-то странные чувства, — отвращение и влечение одновременно. Переосмыслив не один раз всю их беседу от начала до конца, Элкси каждый раз спотыкался о странную аналогию, приведенную инспектором как бы, вроде, и в тему, но совершенно при том неуместно. Что это за странное сравнение с выпоротым мальчиком? Что это за намеки про горящую после розог задницу?
Элкси нашел в информационной сети какое-то пособие по технике ведения допроса, которое пролило свет на многие непонятности: в частности, в пособии ведущему допрос рекомендовалось заставить допрашиваемого почувствовать себя маленьким, беззащитным ребенком. Так что, это было все так строго спланировано? Или... Это было личным желанием инспектора? Разложить допрашиваемого на скамейке и как следует ему всыпать, а потом... Ну и потом, как говорится, — так далее. Элкси предпочитал думать второе и развлекался, представляя себе подобную сцену в строгом сером кабинете, допридумав и то, чего не было и то, чего быть никогда не могло. Порой у него возникало желание рассказать свои фантазии в подслушивающее устройство, но чувство самосохранения тут же начинало яростно сигнализировать, что делать это совсем не стоит. И, на самом деле, Элкси был полностью с ним согласен. Не стоило забывать о том, что в реальности инспектор Кранмер был куда более зловещ, чем в воображении. И был опасен. Куда более опасен, нежели привлекателен.
Между тем жизнь как-то постепенно влилась в обычное русло и потекла по накатанной сама по себе. Элкси свел близкое знакомство с жуликоватым лектором Гаротом, некогда повествовавшем о злоключениях эриданской сосны, и за отдельную плату консультировался с ним в вопросах прикладной экономики, в частности в том, куда и как лучше всего вкладывать деньги. Гарот знал много интересных подробностей, которые не входили в университетскую программу, слушать его было безумно интересно.
