— Это точно, — согласился Санни. — А герцогу этому и не до них ужо, барон-то, видать, всё же головёнку-то поднял, усмирять его надо.
Де Вен чуть нахмурился, пытаясь вспомнить историю и соотнести услышанное с датами и именами, но такие подробности столь давних лет в памяти не хранились, если, вообще, были где-то записаны. Даже Первый тут не помощник, он, как сложил полномочия Императора и разделил душу, всё время в монастыре находился.
Мужчина перевёл взгляд на спящую рядом девушку. Кто бы мог подумать, что душа Первого возродится в этом шебутном создании? С детьми раньше князь дела не имел, своими не обзавёлся, а те, что встречались у соседей, в этом возрасте уже были уменьшенной копией надменных родителей. А поведение Её Величества выдавало, что росла она очень далеко от Анремара, в месте, где сословные различия не так велики. В замке это было не так заметно, но здесь, в разговорах с комедиантами, сразу бросилось в глаза. Интересно, приютили бы их, если знакомство началось с презрительного вида и сцеживанием слов, обычного для разговора дворянства с чёрным сословием?
....
...
С того дня начался мой личный физкультурный кошмар. Утром де Вен часа полтора изымался разминкой и фехтованием с повтором вечером. Днём Леонардо пытал растяжками, попытками сесть на шпагат и прочими упражнениями на гибкость. В перерывах, когда ехали в фургонах, я либо бегала кругами вокруг, либо на небольшом свободном пятачке пола отжималась, приседала и качала пресс до изнеможения. А вскоре вышли к поселениям, начались представления, и свободных минут совсем не осталось. Ведь надо было принести-подать реквизит, унести реквизит, поменять задник, прибрать сцену и площадку, оббежать толпу, собирая деньги. Ничего удивительного, что через неделю такой работы я просто не смогла утром встать. Организм объявил забастовку. Только тогда мои мучители снизили интенсивность тренировок. А жаловаться на слишком большие нагрузки не позволяла не вовремя проснувшаяся гордость. Сказала — буду тренироваться и не жужжать, вот и буду лежать пластом, вспоминая, что вместо желе у меня где-то там должны быть мышцы. Они и были, и дико болели первое время. Но дни шли, и я начала забывать, как это — устать от всего лишь полдневного перехода быстрым шагом.
Прошло полтора месяца. Наш табор встал на очередной поляне недалеко от города, чьи стены можно было различить в надвигающихся сумерках. В городах старались лишний день не задерживаться — несколько монет за плату права встать в городе для нас были не лишними, поэтому въезжали обычно на рассвете и, дав несколько представлений, уезжали на закате второго-третьего дня.
В предвкушении ужина расселись вокруг костра. Крис, как обычно, опаздывал. Вернее, он приходил на саму трапезу и уходил, не задерживаясь. Это, как и его отстранённость от остальных, стало настолько привычным и естественным, что никто не обращал внимания. Запаздывала и Стрекоза. Последнее время она вела себя немного странно, более живо, что ли. И остальные так же странно поглядывали на меня, когда думали, что я не замечаю. Юстас, казалось, хочет что-то сказать, но не решается. Силачи и один из актёров смотрели как-то сочувственно, Алавьетта из театральных немного злорадно. Она вообще меня недолюбливала и ревновала к мужу, плюгавенькому мужичку. И с чего, спрашивается? Я же по местным меркам подросток, к тому же без каких-либо выдающихся форм. Ну, мужского типа фигура, да ещё и с намечающейся мускулатурой. Весьма на любителя.
Подул ветер. Холодный воздух погнал мурашки по коже, и я решила сходить в фургон за какой-нибудь накидкой. Осень уже вступила в свои права и вечера стали холодными.
Я уже занесла ногу на ступеньку лесенки, но услышала доносящийся из фургона стон. Замерла, прислушиваясь. Звук повторился, и это явно был стон наслаждения. Причём голос, вроде женский. Дальше последовали многозначительные скрипы. Несколько протупив, посмотрела в сторону костра. Как и прежде, там не хватало только двоих. Подтверждение появилось почти сразу. Мужской голос, в котором без сомнения узнала Криса, спросил:
— Ну, как?
— Хорошо, — ответила Стрекоза, и по интонации понятно — не врёт.
— Одевайся, на ужин опоздаем.
Я медленно отошла, чувствуя непонятную обиду. Далеко уйти не успела, из фургона выскочил бодрый и довольный Крис. При виде меня он замер, затем подошёл ближе, всматриваясь мне в лицо.
— Тено, что-то случилось?
— Нет. Всё, как обычно, — ответ прозвучал излишне резко.
— Пожалуйста, не надо обманывать. Я же вижу.
— Крис де Вен, — начала я как можно более спокойным тоном, — вы красивый мужчина со своими мужскими потребностями. Я понимаю, что их надо удовлетворять. Но она же несовершеннолетняя!
Крис непонимающе посмотрел на меня, затем перевёл взгляд на фургон.
— Вы что, правда думаете, что...
— Все так думают, — "успокоила" мужчину.
— Даже мысли такой не возникало, — пробормотал он и подошёл к выходу из фургона. — Мелисента, давай сейчас!
— Сейчас? — из фургона вышла раскрасневшаяся девушка, как обычно, на костылях.
— Не бойся, всё получится.
Вдвоём они подошли к костру, остановившись в нескольких шагах от него. Вся труппа с любопытством смотрела на пару.
— Господа, во избежание дальнейших недоразумений, — объявил Крис и требовательно протянул руку Стрекозе. Та, волнуясь, отпустила костыли, сразу упавшие на землю, и взялась за протянутую руку. Медленно и неуверенно, опираясь на Криса, дошла до костра и села на свободный стульчик под изумлённые взгляды труппы.
— Ещё немного, и будет скакать, как и прежде, — сообщил Крис и сел на своё обычное место в сторонке. Отошедшие от удивления цирковые сразу забросали Стрекозу вопросами. Оказалось, что де Вен сам предложил ей провести сеансы массажа, совмещённые с целительской магией, для возвращения нормальной подвижности ногам. И за полторы недели они получили весьма впечатляющий результат. Ведь все лекари, к которым обращались акробаты, в голос уверяли, что травма неизлечима обычными методами, а на магов-целителей денег не собрали бы и за несколько лет.
А я стояла и смотрела на своего советника, неожиданно для себя отмечая, как он изменился за последнее время.
— Извините, — я тихо подошла к нему.
— За что? — опять непонимание в глазах.
— За то, что плохо о вас думала.
— Вы не виноваты, со стороны, наверно, и правда, смотрелось неоднозначно.
— Я не только про это... Я думала, что вы, как аристократ, с ними... — я посмотрела в сторону костра, где люди радовались лечению девушки.
Крис проследил за взглядом, затем мягко развернул меня к себе. Так как я стояла, а он сидел на низком стульчике, наши лица оказались почти вровень.
— Тено, я много думал о том, что вы сказали в первый день здесь, — он твёрдо и открыто смотрел мне в глаза. — Да, они нам не ровня. Их занятие не делает им чести. Но они такие же люди, со своими проблемами. А сейчас мы с вами в одной команде с ними. К тому же, чем скорее Мелисента поправится, тем меньше вас будет касаться посторонний мужчина, — Крис отвёл глаза. — Вы всё же Император, надо хотя бы пытаться соблюдать приличия.
Я сразу не нашлась, что ответить. Окончательную точку вразговоре поставил Кот, нисколько не смущаясь, громко поинтересовавшись, будем ли мы с Крисом ужинать, или можно за нас всё съесть.
Постепенно все разошлись спать. Я немного задержалась, глядя на догорающие угли. Хотелось подумать и разложить по полочкам скачущие мысли.
— Не спиться? — рядом подсел Юстас.
— Думаю.
— Думать хорошо. Полезно. Что, сделали вам выговор о правилах приличия?
— Откуда вы знаете?
— Не бойтесь, не подслушивал, — клоун не врал, во время разговора он был от нас дальше всех. Говорили мы тихо, и услышать никто не мог. — Я много в жизни повидал. Мне же почти четыреста. По лицам многое прочесть можно, хоть с аристократами сложнее. Они, как маску напялят, так статуи какие-то. Я вижу, как он смотрит на вас, когда с Лео тренируетесь. И как с нами общаетесь. Не одобряет. И правильно делает! Вы же не мещане какие-нибудь. Берите пример с него. Вроде и с нами, а держится всё равно с достоинством. Вам по малолетству ещё простительно, но лучше не привыкать. Поверьте старому клоуну. Остальные поймут.
— Спасибо за совет, — слова Юстаса хорошо легли на собственные мысли. Я ведь ещё давно решила вести себя соответственно статуса, а тут, вдруг, расслабилась.
— Не за что. Спокойной ночи, — клоун сделал паузу, и добавил с полупоклоном — тено.
Я с задумчивой улыбкой смотрела, как он уходит в свой фургон. За раскрытие статуса не боялась — слово "тено" означало "мой господин" или "моя госпожа", и только в пятом тысячелетии оно стало использоваться преимущественно как обращение к императору, хотя и не утратило значения. С языком тоже было интересно. Я понимала всё, и меня так же хорошо понимали. Сказывалось наличие части души Первого — все языковые нюансы за время существования Анремара как Империи, эта часть знала. По некоторым намёкам я догадывалась, что могу знать ещё несколько иностранных языков, ведь душа не выбирала место перерождения. Крису пришлось хуже. Хоть общество долгожителей крайне консервативно, язык всё равно менялся. И поначалу общение затруднялось языковым барьером, что тоже не способствовало сближению с труппой.
Прошло ещё несколько дней. Мы миновали небольшой городок, спеша устроиться в более крупном поселении до того, как наступит зима. В этом районе и временном периоде она была холодной и снежной. Даже иногда замерзали ручьи. В каждым прошедшим днём настроение у труппы становилось всё хуже.
Причину этого мне на очередном привале объяснил советник. К его радости, я несколько отдалилась от цирковых и актёров. Те, кажется, тоже восприняли это с облегчением. Их несколько напрягало близкое общение с благородными, но прямо сказать никто не решался.
Грусть актёров объяснялась просто — старый и маленький репертуар. Прежний импресарио сбежал не только с кассой, но и со всеми сценариями. Если вставать на зиму в городе, то необходимо иметь в запасе далеко не одну пьесу, ведь она быстро надоест публике, и та уйдёт к другим — в город к зиме прибывало несколько коллективов бродячих артистов. Конкуренция иной раз доходила до физических разборок, вплоть до поджога фургонов.
Проблема нашей компании заключалась в отсутствии сценариста. Актёры могли придумать некоторые реплики, отработать движения, создать декорации, но им не хватало идеи, основного сюжета. Вот и хмурились с каждым прошедшим днём всё больше и больше.
А удивить или завлечь публику им было нечем. То, с чем выступала труппа, уже устарело, и годилось только на показ в небольших городках и поселениях, где бродячие театры не появляются годами. Там же, где планировали зимовать, с таким репертуаром не могли рассчитывать ни на что серьёзное, возможно, даже не получится оплатить проживание. Санни рассказывал, что знал труппу, что почти полностью замёрзла в метель на тракте, вынужденная покинуть город из-за нехватки денег. Подобной судьбы никто не хотел, но выхода цирковые и театральные не видели.
— Тут это, один бумагомаратель предложил купить у него пьесу, — в фургон заглянул Санни. Крис сидел на маленьком сундучке и подводил баланс после недели выступлений. Я отдыхала поодаль, набегалась за день с тяжёлыми декорациями.
— И сколько он хочет? — спросил Крис, не поднимая голову от бумаги. Санни назвал цену, я её не расслышала, в отличие от ответа.
— Санни, ты знаешь, что это — наш доход за месяц? Не прибыль, а именно доход?
— Да я-то знаю, но вдруг. Вы бы с ним поговорили, может, и правда, хорошую вещь предлагает?
Крис вздохнул, но вышел из фургона. Прекрасно его понимаю, таких продавцов встречали достаточно часто, и почти все их творения оказывались вольными пересказами старых пьес, которые ещё надо доводить до ума, разбивая на сцены и серьёзно редактировать реплики персонажей.
Вернулся он весьма быстро, значит, очередная "нетленка" оказалась пшиком.
— Ещё одна клоунада, — сообщил де Вен, возвращаясь к прерванному занятию. Да уж, буффонад у нас хватало. Простой деревенский люд на них хорошо собирался, но и денег они приносили немного, что с деревни возьмёшь? А если оставаться на зиму в городе, надо иметь в запасе что-нибудь, что понравится среднему классу, их простыми свалившимися штанами и ночным горшком на голове не заманишь. А у нас для таких только один водевиль, сыгранный столько раз, что уже на зубах скрипел. Даже я от него морщилась, хотя присоединились к труппе не так давно.
И всё же, что могло бы понравиться местным буржуа? На что-то более высокое по статусу не замахивались, не того уровня наш бродячий театр, чтобы привлечь внимание дворян и аристократов. С другой стороны, если что популярно у них, то и простые горожане массово будут подражать.
— Крис, — я перевернулась на живот, перестав рассматривать полотняный потолок фургона. — Вы же в театры дома ходили?
— Тено, мы уже обсуждали этот вопрос, — де Вен отложил в сторону бумаги. — Я помню только основные сюжеты, но нам это не подойдёт, — он выглянул из фургона, проверить, не услышит ли кто. — Первый не хочет создания парадокса.
Ну да, был такой разговор с полмесяца назад. Если поставить те пьесы, что игрались в наше время, то они могли прожить в веках, и тогда вставал вопрос — кто их автор и когда они появились? Зато следующей фразой блондин заставил задуматься об уровне собственного интеллекта. Решение проблемы-то было практически под носом!
— А в вашем мире театров нет?
Я рывком села.
— Крис, вы гений! А я склеротик позорный! Хотя... — энтузиазм испарился также быстро, как и появился. — Сюжетов-то много могу рассказать, но нужны диалоги, действия, их-то не везде помню, никогда не учила, — в институтском театре хоть и припахивали меня не по-детски, тоже от творчества была далековата, в основном занимаясь технической частью — декорациями, световым и звуковым сопровождением, даже реквизитом и гримом.
Основательно порывшись в памяти, выудила несколько сказок, которые подходили под эпоху даже почти без адаптации. Красная Шапочка, Золушка, Красавица и Чудовище — их легко восстановить по памяти и реплики не требуют зубрёжки. Буратино временно забраковали — слишком много персонажей для нашего театра. Над Шекспировскими драмами работали уже совместно, придумывая пьесы почти с нуля. Но зато к зимовке у нас был не просто обновлённый репертуар, а эксклюзивный, гарантированно нигде до этого не появлявшийся.
Весна принесла не только слякоть и ещё редкие зеленеющие листочки, но и сквозняки. Вместе с непредсказуемым и обманчивым солнцем они уложили в постель почти половину труппы. Театральный сезон пришлось закрыть досрочно — сложно изображать неземную любовь, когда из носа течёт, и в великих гнусавых героев, прерывающих пафосные речи надсадным кашлем, публика не верит.
Накопленных за зиму денег впритык хватило на скромную еду, всё остальное ушло на лекарства и обновление реквизита. Санни корил себя за это — ведь именно он настоял на затратной покупке, не дожидаясь конца весны. И пусть на этом заметно сэкономили, но сейчас сидели почти что на воде и хлебе. Сама труппа тоже разрослась, публика распробовала наши постановки, выступления собирали много людей, и, чтобы не пахать на износ и иметь в запасе дублёров, Санни нанял несколько актёров. Часть переманил из менее удачливых трупп.
