Еретик. Книга 2

Но как быть с тем, как много он — значил для нее?

Если бы только был способ остаться с ним и после! Но Люси не принадлежала к их церкви и искренне опасалась, что вскоре добрые христиане отберут его у нее…

Ансель ждал ее в назначенном месте. Как и всегда, они поздоровались сдержанными кивками и пожелали друг другу доброго вечера. Сердце Люси вновь бешено забилось, и ангел в душе затрепетал при одном лишь взгляде на него.

Прогуливаясь на приличествующем расстоянии друг от друга, они поначалу вели беседы, как и привыкли. Люси по большей части слушала, наслаждаясь легкой приглушенностью его спокойного голоса. Рядом с ним для нее не существовало никакого ада.

— Я подумал, — вдруг заговорил Ансель, воодушевленно взглянув на нее, — что… возможно, если ты захочешь, ты тоже сможешь получить consolamentum.

Он ждал ее реакции. Люси остановилась напротив него и округлила глаза от изумления.

— Ты хочешь… посвятить меня? Но ведь я… — Она не нашлась, что сказать.

Ансель одарил ее доброй улыбкой.

— Я долго думал об этом. Я никогда не видел, чтобы человек так искренне принимал наше учение и так тянулся к нему душой. Ты — самый чистый, самый благородный человек из всех, кого я когда-либо видел, Люси. — Он смущенно опустил голову, продолжая едва заметно улыбаться. — Ты одна понимаешь, что значит любить кого-то чистой, ничем не замаранной любовью, и я не могу представить себе кого-то более достойного принять consolamentum. Я хочу поговорить с остальными, рассказать им о тебе и попросить принять тебя в нашу церковь, если ты этого захочешь. — Он с надеждой воззрился на нее. — А когда придет время мне становиться совершенным, я подумал… возможно, ты сможешь стать совершенной вместе со мной. Своей праведной и чистой жизнью ты достойна этого, как никто другой!

Люси неловко перемялась с ноги на ногу.

— Звучит так, как будто ты предлагаешь мне стать твоей спутницей на всю жизнь. — Она невольно нервно перебрала пальцами и облизнула вмиг пересохшие от волнения губы.

— Так и есть! — воодушевленно согласился он. — Мы сможем показать остальным людям на своем примере, что любовь возможна без греха. Что еще не все потеряно, что можно быть вместе и чувствовать единение так, чтобы после не смотреть на своих детей, как… — он запнулся.

— Как твои родители смотрели на тебя? — сочувственно спросила Люси.

— Да, — мрачно подтвердил Ансель пару мгновений спустя.

— Потому что такая связь не рождает детей, — печально улыбнулась девушка.

— И не позволяет новым душам воплощаться в этом мире, — кивнул Ансель. — Пока что таких душ слишком много, но, если мы будем вместе, — он вдруг подался вперед и положил Люси руку на плечо. По ее телу прокатилась волна дрожи, она закусила губу, чтобы унять ее, — мы сможем это изменить. Люси, я не знаю, смогу ли сделать это без тебя! Ты дала мне надежду на это, и я верю, что ты станешь совершенной и будешь получать от людей такую же любовь и такое же уважение, какие испытываю к тебе я. — Он опустил голову, а затем вновь поднял взгляд и посмотрел прямо ей в глаза. — Скажи, ты… согласилась бы пройти через это со мной?

— Да! — не раздумывая, выпалила она, едва не подпрыгнув от счастья.

Глаза Анселя засияли такой благодарностью, какой Люси никогда прежде не видела. Он нежно приобнял ее за плечи, и она едва не задохнулась от переполнившего ее жара. Ансель не продлил это желанное объятие слишком долго, и, когда он отстранился, Люси, не совладав с собой, поддалась внезапному порыву, приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ.

Казалось, он не понял, что нужно делать, потому что на поцелуй он не ответил, и Люси требовательно попыталась добиться от него этого, поцеловав его более настойчиво. Она так надеялась, что мечты, лелеемые ею, вот-вот воплотятся в жизнь, но с каждым ударом сердца надежда эта таяла, оставляя за собой лишь черную, безбрежную, пугающую неизвестность.

Ансель стоял, не шевелясь, пока настойчивость Люси не пошла на убыль. В следующий миг он отшатнулся и уставился на нее почти в ужасе.

— Зачем? — едва слышно выдохнул он.

Глаза Люси округлились от осознания того, что она только что сделала.

— Ансель, — дрожащим голосом позвала она. Сердце ее сжалось от боли, когда она осознала, с каким непониманием и каким — что это было? Отвращение? Осуждение? — он отшатнулся от нее.

— Ансель! — Она покачала головой и сделала к нему шаг. — Прости! Я… я не знаю, почему я… я просто хотела… то есть, я не хотела… я просто так обрадовалась… я просто так долго этого ждала, а ты… — Она запнулась и поняла, что делает только хуже. — Прости меня!

Слова не шли к ней, горло сковал непреодолимый страх. Ансель продолжал смотреть на нее так, как будто она предала его самого и все, во что он верил.

— Ты ждала… — повторил он, отведя глаза в сторону. — Чего именно ты ждала? Что я… что мы… — Он запнулся, его пальцы невольно дернулись, сжимаясь в кулаки.

— Нет! — отчаянно воскликнула Люси, делая к нему еще шаг, но на этот раз он отступил, повергнув ее в истинный ужас. — Ансель, прошу, не слушай меня! Я потеряла голову от твоего предложения, этого больше никогда не повторится, я клянусь!

Не успев оборваться на полуслове, Люси выпалила первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то усилить свою речь, и тут же зажала рот рукой, понимая, что совершила еще одну ошибку.

— Клянешься…

— Ансель… — прошептала она. Глаза ее заблестели от слез. — Помоги мне, прошу тебя, я просто слишком боюсь того, что натворила! Я не хотела, умоляю, поверь мне.

— Мне так не показалось, — едва слышно произнес он.

Говорил ли он с отвращением? Люси казалось, что нет. Но в голосе его звучала боль предательства.

«Я же много раз слышала, как он относится к любым проявлениям земной любви! Его семья всю жизнь демонстрировала ему, каково быть вместилищем греха, они чувствовали вину за само его рождение, и он ведь верит, что это справедливо! Верю ли я — неважно! Но ведь он верит в это. Чего я от него ждала? Чего хотела, Боже? Я ведь и вправду предала все, что было ему так дорого во мне…»

— Ансель, я тебя люблю! Я готова быть с тобой как угодно! И если это значит никогда не прикасаться к тебе, так тому и быть! Это было единожды, прошу тебя, я обещаю, я… я больше никогда…

Он смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Лицо его заметно побледнело. Это прикосновение губ… он до сих пор ощущал его на своих губах, и что-то в нем жаждало, чтобы Люси поцеловала его вновь. Эта мысль вызывала в нем ужас и отвращение к самому себе.

«Я ведь не должен. Ни за что. Никогда».

Он смотрел на нее и видел, как трепетно она ждет его прощения.

«Боже, я ведь простил ее сразу. И было ли, за что прощать ее? То, что она сделала… то, как она себя повела... Я ведь слаб, Господи! Слаб так же, как и другие. А если так, то рано или поздно мы не избежим греховной связи с нею, а после…»

Нет!

— Ансель, — дрожащим полушепотом позвала Люси.

— Я не могу… — тихо произнес он.

Не говоря больше ничего, он повернулся к ней спиной и спешно зашагал прочь.

Люси содрогнулась от рыданий, захлестнувших ее в тот же миг. Закрыв руками лицо, она покачнулась от одолевшего ее отчаяния. Ухватившись за стену ближайшего дома, она заплакала навзрыд, и в душе ее билась лишь одна мысль: «Боже, что же я наделала!»

И никто в целом мире не сумел бы утешить ее сейчас.

* * *

Люси не видела Анселя несколько недель, и за это время сумела ощутить, каково жить в настоящем аду. Наконец она поняла, что больше не может выдерживать эту боль в одиночку, и ей необходимо было поговорить с кем-то, кому она доверяла, а ни с матерью, ни с отцом она не была достаточно близка. У нее был лишь один человек, которому она могла доверить свое горе — ее дядя, брат ее отца Бернара Байля Арно Сикре.

Она явилась в его сапожную мастерскую в разгар дня, уронила голову на руки и сквозь рыдания выложила ему все, как исповеднику. Дабы помочь ему прочувствовать всю тяжесть своих страданий, Люси рассказала дяде обо всем, о чем говорил ей Ансель. Каждое слово, которое она запомнила, каждое имя, которое он называл ей — все это вновь и вновь разрывало ей сердце и заставляло слезы градом катиться по ее щекам.

Арно любил племянницу, он выслушал ее с сочувствием и попытался утешить. Он даже позволил ей несколько дней провести в его доме и оправиться от горя, сообщив ее родителям о том, что Люси немного погостит у него.

— Ничего, моя девочка. Чертовы катары затуманили разум твоему Анселю, — сердечно произнес он перед тем, как она заснула. — Поверь, их еще настигнет кара Божья, в этом можешь быть уверена. А тебя Он уберег и не позволил вступить на путь этой мерзкой ереси.

Тогда Люси не понимала, о чем говорит ей дядя, но одно то, что он не осудил ее за любовь к еретику, немного успокоило ее разбитое сердце.

О том, что Арно Сикре работает на инквизицию, Люси не знала. Ни мать, ни отец никогда не говорили ей об этом — да она и не была уверена, что он посвятил их в эту деталь своей жизни.

Как-то проснувшись среди ночи, Люси услышала за дверью тихое перешептывание. Окончательно сбросив с себя узы сна, она крадучись добралась до двери и приникла к ней ухом. Первое, что она разобрала, повергло ее в ужас: непривычно стальным, чеканным голосом ее дядя произнес слово «катары».

— Они ничего не подозревают. Нужно нагрянуть как можно быстрее, пока они ни о чем не догадываются.

Следом дядя назвал своему собеседнику несколько имен, среди которых Люси с замиранием сердца услышала «Асье».

— Я сообщу мессиру Фурнье, — отозвался его собеседник.

— Не затягивайте, — поторопил дядя Арно. — Даже если он не сможет явиться лично, рекомендую вам произвести арест как можно скорее. Я так понимаю, у них близится церемония посвящения — они возвысят нового совершенного. Вам известно, что я уже видел их еретические церемонии. Тогда, семь лет назад, с Белибастом… — Он предпочел не договаривать, в голосе его зазвучало искреннее отвращение.

— Тогда, семь лет назад, мессир Фурнье был вами доволен, — вкрадчиво отозвался его собеседник. — Мы придем за ними завтрашней ночью. Мы не склонны недооценивать ваши суждения, господин Сикре. Вы делаете богоугодное дело.

— Я давно понял, что помощь Святому Официуму — мой долг.

— Вы мудрый человек.

На этом разговор завершился, и Люси поспешила вернуться в кровать, однако сомкнуть глаз этой ночью уже не смогла.

Наутро, сказав дяде, что хочет немного прогуляться, она, изобразив прежнюю мрачность, вышла из его дома и отправилась бродить по городу. В душе ее клокотал страх. Она боялась, что люди инквизиции будут следить за ней, но, похоже, ее персона их не интересовала.

В голове Люси все еще не укладывалось то, что сотворил ее дядя.

«Он ведь обрек их всех на смерть! Всех… и Анселя тоже. И виновата в этом я».

Эта мысль была невыносимой. Однако она — как ни одна другая — сумела хоть немного пробудить Люси к жизни. Теперь девушка знала, что не может позволить Анселю погибнуть по ее вине. Как бы ей ни было больно, она должна была увести его из-под грозящего его единоверцам налета. Сердце ее щемило от боли, потому что она понимала, что не сможет, не вызвав подозрений, спасти всех добрых христиан, но его… его она обязана была спасти.

Люси нашла Анселя недалеко от его родного дома. Как и полагалось по его вероучению, он был погружен в смиренный труд, сопровождавшийся непрерывными размышлениями.

«Думал ли ты обо мне хоть немного?» — с тоской спросила про себя Люси. Ответа у нее не было, и она была уверена, что Ансель не даст его, даже если она его спросит.

Собрав в кулак остатки разрушенной воли и гордости, Люси дождалась, пока он останется один, и подозвала его к себе из-за угла.

— Ансель!

Он посмотрел на нее и заметно посерьезнел. Казалось, даже вздрогнул. Однако на лице его не показалось ни отвращения, ни злости. Он неспешно подошел к ней и опустил голову.

— Люси, — тихо произнес он. — Доброго тебе дня.

Он окинул ее печальным, немного виноватым взглядом и глубоко вздохнул.

— Ты… похудела, — неловко сказал он. — И бледна. Тебе нездоровилось? Прости, я не имел понятия.

— И что бы ты сделал, если б узнал? — не удержалась она от обиженного тона.

Ансель помрачнел сильнее прежнего.

— Я не знаю. Я мог бы чем-то помочь… возможно…

— Даже после того, как я предала все, во что ты веришь? — спросила она, заставив его болезненно поморщиться. — Я ведь знаю, ты именно так об этом подумал. Ты возненавидел меня, да?

Ансель тяжело вздохнул.

— Ненависть… — он покачал головой. — Нет, я не ненавижу тебя, Люси. Все сложнее. Истинная любовь не может пройти по мановению руки — даже после серьезной ссоры.

— Ты меня все еще любишь? — дрожащим голосом спросила Люси.

— Да. — Он опустил взгляд. — Но наша любовь… различается по своей природе, и я не должен больше проводить с тобой время так, как раньше. Пойми, прошу тебя, я не могу…

Люси приложила титаническое усилие, чтобы не заплакать.

— Я знаю, — перебила она его. — Ансель, послушай, я знаю, как ты отнесся к моему… поступку, и я понимаю, что ты уже никогда не доверишься мне, как раньше. Но у меня есть к тебе жизненно важное дело. Я прошу тебя о последней услуге, и потом ты меня больше не увидишь. Никогда больше я не нарушу… чистоты твоих помыслов и не… оскорблю тебя своим прикосновением. Можешь мне поверишь. Я больше не смогу пережить того, как ты смотрел на меня тогда.

Ансель печально опустил голову.

— Прости, — полушепотом произнес он. — Меньше всего на свете я хотел бы причинять тебе боль.

— Я знаю, — вздохнула Люси. — Поэтому я здесь. Итак, Ансель, последняя просьба. Прошу тебя, выполни ее.

Его губы сложились в тонкую линию.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Люси тяжело вздохнула.

— Сегодня — сразу, как закатится солнце — стой и жди меня на противоположном берегу Од. Я хочу, чтобы при себе у тебя была одна из ваших книг, по которым вы учите добрых христиан.