Днепровская купель

Возможно причина того, что на лице Манштейна не появилась радость, заключалась в том, что две танковые дивизии, фюрер выделял под конкретное дело. Нанесения флангового удара по войскам генерала Толбухина с целью восстановления фронта по реке Молочной и для деблокады Крыма.

Именно об этом фельдмаршал говорил с Главнокомандующим сухопутных сил Германии и тот его охотно слушал. Ибо речь шла о столь важных для фюрера вещах, как Крым и Никополь. Ради них он согласился передать группе "Юг" срочно подлатанные и пополненные танковые дивизии, но у Манштейна на них были свои виды.

Сладко вещая фюреру о контрударе в районе реки Молочной, командующий "Югом" вынашивал совершенно иные планы и об этом знал только один Боль. Манштейн спал и видел, как разгромить армии генерала Рокоссовского и вернуть под свой контроль Киев.

— Фюрер зомбирован значениями Кривого Рога и Никополем для экономики Германии и готов положить на Днепровской дуге, всю без остатка танковую армию генерал Макензена. Совершенно пренебрегая при этом Киевом, обладающим стратегическим значением, — изливал душу Болю фельдмаршал. — Когда у меня появиться возможность, первое, что я сделаю — это возьму реванш у Рокоссовского. Обязательно возьму.

Теперь, когда его желание неожиданно осуществилось, Манштейн неожиданно для самого себя испугался.

Долго двигаясь по минному полю, именуемому командованием, фельдмаршал научился распознавать скрытые угрозы, которые исходили из ставки фюрера. Слишком долгое отсутствие успехов, неминуемо приводит к тому, что твой наниматель начинает задавать себе вопрос: — В чем дело? Почему не слышно шума побед и кто в этом виноват?

Так как начальство не может быть виновато по определению, то нужен козел отпущения, на которого следует свалить все вину за неудачи. И каким бы именитым и гениальным он бы не был, по истечению времени, на него навесят кучу грехов, его и чужих.

Об этом Эрих Манштейн думал за последние два месяца все больше и больше, и чем больше он это делал, тем хуже становилось его настроение. Чем он был лучше фельдмаршалов фон Бока, фон Лееба, Браухича, Листа, Клейста и Рундштедта. Всех тех, которых Гитлер отправил в отставку из-за их неудач на Восточном фронте.

Внутренний голос подсказывал, лучшему тактику и стратегу Третьего Рейха, что кредит доверия к нему сократился и новой неудачи на полях сражений ему могут и не простить.

По этой или иной причине но, он не выказал той радости, которой от него ждал Боль. Небрежно засунув бланк радиограммы в карман халата, он кивнул головой генералу, давая понять, что обсуждения, которого так жаждал начальник штаб, не будет.

Поймав удивленный взгляд генерала, Манштейн глухо произнес: — Мне надо хорошо подумать — и удалился в спальню.

Больше всего на свете, фельдмаршал был зол именно на Боля, столь бесцеремонно поднявшего с постели. Манштейн хотел вновь погрузиться в царство Морфея, но содержимое радиограммы уже запустило механизм, что был отлажен и отработан годами. И как крепко фельдмаршал не закрывал свои глаза, его мысли в мозгу упрямо потекли в русле размышлений помимо его воли.

Ворочаясь с боку на бок, фельдмаршал по несколько раз переходил от одного варианта к другому, но так и не сделал окончательный выбор и это, все сильнее и сильнее его раздражало.

Как это часто бывает, решение приходит внезапно, в тот момент, когда ты занят совершенно иным делом. В случае с Манштейном это произошло во время бритья, когда тщательно намылив щеки, Эрих увидел собственное отражение в зеркале, и оно сильно ему не понравилось. Уж слишком грустен был его вид и лицо совершенно не походило на лицо того фельдмаршала Манштейна каким он привык себя проецировать на людей.

Злость на себя, а точнее на того человека противостояние с которым стало фатальным для фельдмаршала, подтолкнуло его к действиям. Тщательно выскребая щеки и подбородок безопасной бритвой, он тихо говорил:

— Нет, генерал Рокоссовский мы с вами ещё поборемся. Мы поборемся, посмотрим, кто чего стоит.

Сам Константин Рокоссовский в это время находился в хорошем настроении. И дело было не в ордене Ленина, которым Ставка и Правительство наградили его за успешные действия по разгрому немецко-фашистских войск на Левобережной Украине и взятие Киева. Просто у генерала произошло необычное знакомство, оставившее свой след в памяти.

Войска генерала Черняховского после отражения контрудара танков генерала Гота, медленно продвигались по направлению к Житомиру. Замедление наступления войск фронта, незамедлительно вызывало недовольство у Ставки. Желая иметь собственное мнение о причинах этого явления и не зависеть от недоброкачественной информации, Сталин очень жестко наказывал за это, командующий фронтом решил незамедлительно выехать в войска армии Черняховского.

Естественно, чтобы сохранить инкогнито, Рокоссовский отправился на простой "эмке", с небольшой охраной. В откровенно поношенном кожаном плаще, один вид которого напрочь, отгонял мысль о том, что перед тобой высокое начальство.

Будь в этот момент мирное время, Константин Константинович никогда бы не позволил себе последовать примеру сказочного принца Гаруна Рашида, который желая знать мнение о себе его подданных, выходил в народ инкогнито. Полководец откровенно брезговал этим, но сейчас шла война, и подобный маскарад был вынужденной мерой, на которой настаивал генерал Зинкович.

Как это часто бывает в жизни, многое обуславливает банальной случайностью. По капризу судьбы старая "эмка" заглохла как раз на перекрестке проселочных дорог, возле небольшой рощицы, в которой находились две большие походные палатки.

Следуя фронтовым правилам, невдалеке от них стоял столб с дощечкой, на которой виднелась надпись, сделанная черной краской. Судя по всему, указатель был не первой свежести. Надпись на ней порядком поистерлась, и прочитать её было затруднительно.

Этому мешала невысокого роста женщина, с тугим хвостиком темно-русых волос, что выбивался из-под шапки. Вооружившись молотком, она пыталась поправить покосившийся указатель, но это у неё плохо получалось. Встав на самые цыпочки, она старалась попасть молотком по расшатавшимся гвоздям, но это у неё плохо получалось. Не хватало роста, но девушка не оставляла попыток приколотить указатель.

Своим видом она сразу привлекла внимание Рокоссовского и сопровождавших его военных.

— Зайчик — попрыгайчик — шутливо окрестил даму с молотком адъютант командующего Алексей Комаров.

— Какой это зайчик, — не согласился с ним начальник охраны Заморенный, — скорее уже белочка. Вон как лихо скачет в своем полушубке.

На девушке действительно был порыжевший от времени полушубок, ладно сидевший на фигуре, лихо подпоясанной командирским ремнем и портупеей. В тот момент, когда воительница с молотком вставала на носки и шла в очередную атаку на указатель, полушубок уходил вверх и открывал её ровные и стройные ноги.

Что по этому поводу думает командующий, свита узнать не успела. Почувствовав женским чутьем на себе посторонние взгляды, девушка оглянулась и, окинув стоявших возле "эмки" военных недовольным оком своих светло серых глаз, требовательно крикнула в их сторону:

— Мужчины, помогите!

Сказано это было тоном, не терпящим возражений, и пока свита перемигивалась взглядами, решая кому из них, следует, и помогать незнакомке, ей навстречу, решительным шагом двинулся командующий. Не чести было у польского дворянина и настоящего мужчины стоять и созерцать затянутое тучами небо, когда требуется помощь женщине.

— Разрешите — бывший каменотес протянул руку к молотку.

— Пожалуйста — ответила ему незнакомка, всем своим видом говорящая, что командующий с этим предложением мог подойти к ней и раньше, а не стоять и разглядывать её ноги. На ней были погоны лейтенанта медицинской службы, а лицо, если и не относилось к записным эталонам красоты, то было симпатичным и приятным.

— Ну, прямо актриса средней руки — потом оценил её Алексей Комаров, рассказывая о случайной встрече на военной дороге. Но это было потом, а пока зайчик попрыгайчик и белочка в одном лице, лихо командовала генералом, чей рост позволял ему без особых помех стучать молотком по указателю.

— Этот край чуть выше, чтобы ровно было. Та-а-к, хорошо. А вот по этому краю ударьте, как следует, а то гвоздь постоянно отходит.

— Здесь, нужно новый гвоздь вколачивать иначе одна только видимость — со знанием дела произнес Рокоссовский, вколачивая старые гвозди в старые гнезда.

— Сделайте одолжение — девушка проворно извлекла из кармана полушубка два гвоздя и протянула их командующему. — Вот здесь и здесь. Прибейте, пожалуйста, пока нет моего завхоза.

— А вы наверно хозяин хозяйства Сафронова — усмехнулся Рокоссовский, кивнув на надпись на указателе, закончив прибивать табличку.

— Сафронов — это фельдшер, что прежде руководил этим медицинским пунктом полка, а теперь им руковожу я, Городчикова Юлия Сергеевна. Ещё вопросы, есть? — воинственным тоном спросила девушка. — Нет, очень хорошо. Большое спасибо за помощь, давайте молоток.

— Пожалуйста, — ответил удивленный командующий, стараясь лихорадочно определить, что это. Случайное совпадение имени и фамилии или перед ним та самая девушка, о которой докладывал ему Зинкович.

— А почему вас сюда на передовую направили? Что мужчин в вашей службе для этого дела не нашлось? — спросил Рокоссовский, помня свой твердый наказ Зинковичу защитить медика отвергшего домогательства высокого лица от возможного служебного преследования.

— Мужчины в нашей службе есть, но только я сама сюда попросилась. Не хочу в тылу сидеть — ответила девушка, не вдаваясь в подробности принятого ей решения. — Ещё раз спасибо за помощь, мне надо идти — она протянула Рокоссовскому маленькую тонкую руку, явно стыдясь не ухоженность своих пальцев покрытых пятнами йода.

Осторожно пожимая ладонь собеседницы, Рокоссовский лихорадочно думал, что ему сказать хорошего этой милой и славной девушке. По воле судьбы втянутой в жесткую и жестокую мужскую игру, но тут в их разговор влез водитель Фимочкин.

— Товарищ генерал, машина готова. Можно ехать — почтительно козырнув, доложил он Рокоссовскому.

— Какой генерал? — удивилась "белочка" и, испуганно выдернув пальцы из ладони командующего, почему-то спрятала их за спину.

— Разрешите представиться, командующий фронтом, генерал Рокоссовский, Константин Константинович — бывший молотобоец с достоинством козырнул и склонил голову, ровно на столько, сколько требовало приличие в подобной ситуации.

— Ой! — испуганно пискнула докторша и отступила на шаг, крепко сжимая за спиной молоток.

— Значит, вы командуете этим медицинским пунктом, Юлия Сергеевна, — будничным тоном проверяющего произнес Рокоссовский, давая возможность доктору прийти в себя, — разрешите посмотреть.

— Пожалуйста — настороженно произнесла Городчикова. Неожиданное появление возле её медицинского пункта самого командующего фронтом сильно напрягло, но не испугало медика. Она хорошо знала и делала свою работу и была готова отчитаться за неё перед кем угодно. Хоть перед проверяющим из штаба дивизии, хоть перед самим командующим фронтом. Конечно, как во всяком деле и у неё имелись свои огрехи, но она могла объяснить их причину и попросить нужной помощи.

— А где же ваш завхоз? — спросил Рокоссовский, неторопливо подходя к двум палаткам, гордо именуемым как "Хозяйство Сафронова".

— Где ваши мужчины или у вас в подчинении только одни женщины? — поинтересовался генерал, увидев внутри одной из палаток двух молоденьких медсестер и одну пожилую санитарку. Они были заняты своими повседневными делами и вяло приветствовали Рокоссовского, приняв его за очередного проверяющего. После того как Городчикова стала начальником этого богом забытого медицинского пункта, проверки следовали одна за другой.

— Прямо скажем небогато у вас с подчиненными, — усмехнулся Рокоссовский, — или это у вас так положено по штату?

— Завхоза вместе с другими обслуживающим персоналом я отправила на заготовку дров для обогрева медпункта. Холода наступили, а с дровами известная проблема. Для себя у нас есть, а вот если станут поступать раненые — топить нечем.

— Что берете в лесу?

— Валежник, сухостой и упавшие деревья согласно приказу, товарищ командующий — четко ответила Городчикова.

— Хорошо. Чисто и порядок, — окинул взглядом Рокоссовский внутренний простор палатки, — а почему на полу хвоя? Для красоты?

— Мы используем хвою в качестве дезинфектора. Наша дезинфекционная установка пострадала при переправе через Днепр, поэтому используем хвою, до получения новой установки.

— Молодцы. Вижу, хорошо справляетесь с работой, товарищ лейтенант, — сказал Рокоссовский, закончив осмотр небольшого хозяйства маленькой докторши, — есть просьбы, пожелания?

— Есть, товарищ генерал — с готовностью откликнулась Городчикова.

— Слушаю, вас — с должным вниманием произнес командующий. Он ожидал, что девушка будет просить его о чем-то личном, и ошибся.

— Если можно, прикажите начальнику транспортного отдела эвакогоспиталя выделить нам ещё одну машину для эвакуации раненых и больных или сократить простой нашего автомобиля меньше одного часа.

В последний раз, когда был большой наплыв раненых, из-за отсутствия машины нам некуда было людей ложить. Тогда как многим из них нужна была специализированная медицинская помощь, которую следует оказывать в первые четыре-шесть часов, иначе могут наступить необратимые последствия.

— И как вы вышли из положения? — с интересом спросил Рокоссовский, воочию представив заполненные до отказа палатки и маленького доктора, оказавшегося один на один, казалось с непреодолимыми трудностями. — Звонили в штаб, требовали машины или обратились к соседям?

— Нет, — решительно тряхнула головой докторша. — Выходила на дорогу и останавливала подводы и машины, идущие в тыл за боеприпасами.

— Останавливались? — генерал сочувственно заглянул в красивое девичье лицо, которое ничуть не портила жесткая складка, что легла на переносице.

— Останавливались — не вдаваясь в подробности, ответила Городчикова.

— Молодец. Вижу, что полковой медпункт находится в надежных руках, — генерал улыбнулся и вместе с ним, улыбнулась и маленькая докторша довольная тем, что её похвалили.

— Бомбили — констатировал Рокоссовский, рассматривая многочисленные заплатки на стенах палатках медпункта. Одни повреждения явно были от осколков, а другие от пулеметных очередей вражеских самолетов.

— Было дело — подтвердила Городчикова, вновь не вдаваясь в подробности.

— Ясно. С удовольствием поговорил бы с вами ещё, дорогой товарищ лейтенант медицинской службы, но дела ждут, — командующий поднял руку к шапке. — От лица командования выражаю вам благодарность за образцовое выполнение своих обязанностей и заботливое отношение к раненым, Юлия Сергеевна.

Услышав свой адрес неожиданную похвалу за простую будничную работу, докторша смутилась, зардела, но быстро справилась с волнением и вытянувшись по стойке смирно бойко отрапортовала.