И Габриэль обернулся, дрожа от осознания, что Сейшаат не шутил про письмо. Жрец приата вынырнул из другого зеркала, что растаяло в пространстве и шагнул к ожидавшему граану, сощурившему зеленые адские глаза.

— Сначала оплата товара, — изгиб губ выдавал презрение, холодность и еще что-то... неуловимое. Тай спокойно кивнул.

— И это тоже, Манш Ашеен, — имя прозвучало незнакомым диссонансом.

Габриэль обнял себя руками. Его продают, как вещь. Возвращают, словно использованную и ненужную игрушку. Его продают и покупают. Сердце застучало неистово, срываясь на такты умирания и коротких возрождений.

Забыв, что на шее удавка, что на запястьях печати, ангел сорвался с места и побежал вниз по холму, поднимая вверх разноцветные ало-оранжевые листья, рассыпанные по мокрой земле ковром.

'Самый светлый момент. Самый страшный момент', — засмеялся в голове Дагон.

Хочешь сбежать, хочешь избавиться... Хочешь стать иным. Ты не сможешь. В храме Хебеле клялся ты в верности. В храме Источника признавал наш союз. Ты никогда не пересечешь границ, и я удержу тебя любыми путями. Измотаю тебя смертями, измучаю тебя заклятиями, призову все стихии, потому что ты слишком светел в этой тьме врана. Руками горячими, истомой, исторгнутой из пасти дракона, короткими молниями возьму в полон и сплету вокруг цепи, что удержат от лишних шагов. Смотри! На меня! Смотри, Сейшаат... На меня одного, глаза которого утратили цвет, волосы которого потемнели от тоски. Смотри на меня и вспоминай, как убивал возлюбленного моего, как пронзал его мечом. Как радовался, когда кровь капала на землю, делая ее пустыней. Как текли твои демоны, которые уничтожали города светлых и смыкали круг врана, ставший великим Маатом. Город величия и город потерь.

Босыми ступнями прошел я по стеклам, порезавший на осколки душу. Я отказался от источника ради тебя, чтобы теперь вот так отпустить? Не выйдет. Ты дал мне слово не встречаться с Габриэлем. Ты клялся, что забудешь... Смотри, неверный... Обернись женской сутью и смотри на меня. Я требую от тебя ответа.

— Ответа? — во тьме глаза сверкают неистово. — Ты смеешься, Сариил? Решил дойти до конца?

— Или до начала, — гладили пальцы лицо дракона. — Разве не этого ты всегда желал? Если я проиграю, я нарисую мир для тебя.

Сейшаат повернулся на бок и наклонился над сущим, лежащим в белых облаках шелковых подушек. Их встречи так тайны. Их дыхание так распалено.

— Только для меня... Сумеешь ли ты, ангел мой? Ты умело вяжешь сети, это я уже видел, но вот вплетать цветы в несущие смерть ловушки — вряд ли постигнешь столь серьезную науку, — светлые волосы Сейшаат убрал за ухо. Он не скрывал своей истинной сути перед жрецом, который мягко погладил супруга по груди.

— Для тебя я создам все, что угодно, но ты... — растягивая звуки и смысл произносимого, Сариил снизошел на короткое молчание, в котором выбранная для свиданий комната вдруг окрасилась голубым — это с полукруга потолка посыпался белоснежный пух перьев. — Ты ведь опять проиграешь, драгоценный Хебеле. И вновь окажешься заключенным в дракона. Ты желаешь, чтобы тьма продлилась вечно? — бровь сероглазого ангела приподнялась, выгибаясь тугой тетивой. — Я — нет. Утратить тебя было бы великой мукой. Но ты продолжаешь сопротивляться, ты любишь этого юнца. И совершаешь глупость за глупостью...

Сейшаат отвел взгляд и поймал прозрачной ладошкой одно из перьев, чтобы разглядеть. Одинаковые. Каждое из созданных творений Сариилов повторяет следущее. Вот в чем его недостаток. Он не умеет включать фантазию. В нем правит рассудок и желание получать удовольствие.

— Ты лжешь, — губы сдули перышко, заставляя то летать по кругу. — Тебе нравится, когда я превращаюсь во вран. Ты жаждешь моих ошибок, моей уверенности, что зло бесконечно. И тебе нравится, когда я полосую тебя на столбе, выбивая крики страсти.

— Тебе тоже это нравится, не отрицай.

— Мне нравится совсем другое.

— Потому ты откажешься. Ты скажешь... Ты отдашь... Во имя любви... И несовершения очередной ошибки.

— Я еще не проиграл. — Сейшаат упрямо сжал губы, а серые глаза жреца заулыбались, как два болотных огонька в полутьме их спальни.

— Тонки грани, — тихий смех пытался выбить демона в обличье ангела из спокойствия, но тот умело отгораживался от всевидящего и вникающего в слова великого мастера.

— Тоньше только линии на ладони...

— Но их пересечь невозможно. Тебе придется поступить так, как я решил. И я нарисую тебе лично идеальный мир. — Сариил уронил своего пленника в подушки. — Письмо достигло брегов Приата. Нам ответили. И скоро Авель с душой Габриэля уйдет по нужной линии, чтобы возрождать жизнь и править миром ангелов, а ты... останешься со мной во мраке. Мой Хебеле!

Губы сущего целовали с осторожной страстью, которую словно что-то сдерживало. Ответ каждый раз зависал между ними, как нож, что не готовый войти по рукоять в тело жертвы и повернуться там, выворачивая кишки. Один удар! Добить друг друга... Или слиться в глубоком экстазе ненависти, грани которой слишком резки и откосы.

— Что же, посмотрим, как повернется... — светлый ангел Сейшаат, теперь горевший огненными вспышками, сдавался напору своего супруга, но каждую секунду видел одинаковые перья и даже мог все их пересчитать. Скучные миры умеют создавать сущие. Их реальности однообразно унылы. Габриэль не такой.

Оттолкнув от себя Сариила, чернея на глазах, Змий дернул за полог и вырвал оттуда толстый витой шнур.

— Мне нужна жестокость, — усмехнулся алыми устами, желавшими поиграть в боль. — Руки давай.

Сариил понимающе протянул сведенные вместе запястья. Он знал, что его участь сегодня ночью предрешена и был очень доволен, что добился именно такого результата. Чем больше прольется крови, тем сильнее привяжется древний Хебеле, рожденный из жерла Хаоса. Серые волосы стали светлеть. Красотой своей несравним был теперь Сариил с каким-то наглецом, считающим, что можно своровать у него драгоценный дар.

— Ты дал клятву, — шепнул в уста.

... Капал снег, капал дождь... Капала кровь в ту ночь — всегда отвечает кто-то за то, что одним больно-сладко, а другим горько-убийственно. Так каждый поцелуй двух существ выливался в болезни и войны в разных мирах. Так их объятия становились ураганами и цунами, сметающими слабые жизни. И вопль стоял над вселенными, заставляя дрожать тонкие пленки, преграждающие их общее плетение.

Висел Сариил кверху ногами, одной ногой привязанный к острому крюку в потолке, пытался опираться ладонями о паркет, вздрагивал каждый раз, когда острая змея плети проходила по бокам и оставляла алые укусы. Терпел острые веревки, связывающие ноги и руки в бесконечность узлов и их сплетений.

Боль... Она выливается лужами, которые собираются в безграничные болота, в которых топи пороков заманивают зайти все глубже.

— Кричи, — требовало чудовище Сейшаат, сжимая своего сероглазого пленника в тисках страсти и вжимая его лицом в пол, когда добилось достаточно ужасающей позы с помощью веревок. — Умоляй пощадить. Умоляй, чтобы твой супруг остался доволен после очередной ночи и вышел отсюда, забыв о своих желаниях...

— Умоляю, — слезы падали яркими каплями на пол, но демоном обратившийся свет не ведал пощады, — только оставайся со мной. И забудь... Оставь надежды.

Да, оставить... Пить от источника, владеть древним мастером, играть враном, пробуждать демонов и поднимать их по лестнице, как древнейшую магию, чтобы изменяли, чтобы не позволяли останавливаться часам.

— Я давно оставил, Сариил, — шепнул на ухо тому, кого сейчас прижимал и брал с яростью ветра. Оторваться от погони диких псов — вот что такое была их любовь. Грозным рокотом вулканов следы бешеной любви сливались их тела в одно, заставляя становится мокрыми и не желать окончания близости.

А потом приходил рассвет, заглядывал в просветы закрытых, казалось бы, крепко окон и заставлял обоих быстро подниматься с ложа, собирая разбросанную одежду по комнате. Не глядеть в глаза, не верить, но ...

Сариил остановил Сейшаата уже у двери и развернул к себе резко, чтобы припечатать к стене. Серая, заплетенная аккуратно коса так не вязалась сейчас с его растрепанной одеждой — белой рубахой, поверх которой был накинут длинный голубой халат из тонкого кружева.

— Скажи, что готов? Я признаю игру законченной. Как только ты откажешься.

Граан медлил с ответом. Пристальность его зеленых глаз и вернувшегося обличья путались с совершенно чужими тенями, что гримасничали теперь на противоположной стене, словно этим самым дразнили сущего.

— Думаешь, что одной ночи достаточно? Слишком мало крови, Сариил. Заплати мне кровью всех миров. Я выпью ее за один раз и останусь доволен. — уголок губы пополз вверх. — Неужели ради меня ты обречешь на страдание все вселенные? Какой же ты жестокий? Предатель источника. Предатель света...

— Иди, — ангел сделал шаг назад, отпуская. Договор еще держится, но разве не порвется связующая нить, разве устоять перед искушением?

Крутись, время. Крутись, приатская спряденная погибель для упрямого древнего демона. Он не желает сдаваться. И проигрывая раз за разом, влюбился в бездарное и глупое существо с крыльями. По следу пойти. Горечью пройтись по мечтам... Сжечь до тла бы память о Габриэле, который не желает исчезнуть, как грязное пятно на чистом полотне возможного примирения.

Сариил ударил кулаком по стене. Выдохнул ярость, а затем опустился безысходностью по стене. Назначена встреча. Будут перекрыты границы. Отделятся миры плотными стенами. Сделать, как должно.

Дверь вновь открылась. Оказывается, Змий не ушел, просто стоял с той стороны и ждал. А теперь развернулся и двинулся прочь по коридору, чтобы растворится в тенях.

Сариил упал ладонями на пол и уронил голову.

Сколько не пытайся приручить зверя, все равно он уйдет прочь. Так говорил и Сеараль, когда привел в город зверушку из храма Хебеле. Возрожденного единственного демона, быстро набиравшегося светом и захватившего воображение юноши.

— Получается, что был прав. И нужно что-то решить, — пробормотал под нос ангел, заставляя себя встать.

Сейчас он напоминал отвесную скалу, о которую бьется черное бурное море. Сдаваться не мог, сворачивать — тоже. Серые глаза вдруг обрели цвет. Волосы окрасились алым пламенем, а лицо изменилось на жестокую маску.

Ничего не осталось светлого от прежнего ангела. Он давно утратил связь с приатом, хоть клялся себе, что живет ради возрождения ангелов. На самом деле вран давно выел вены, а голова заполнилась колким льдом.

— Я стал чудовищем. — сказал тихо Сариил, а ему вторил голос, который раздался из самого темного угла.

— Да, ты превратился в чудовище. — и прямо из ниоткуда к сущему вышел юный Микаэль, который сиял синим огнем и открывал истинную суть тайной комнаты. По стенам, по потолку, по разноцветным стеклам окон были прописаны удерживающие узоры.

Сариил отступил. Агнц. Здесь? — густая черная ярость пробудилась с самого дна истерзанной души.

— Ты не смеешь, — прошипел Сариил, а на руках его появились длинные и опасные когти.

— Смею, — Микаэль был серьезен, как никогда. — Я все видел в тот день. Я видел, что ты чудовище. Я не знал, кто уничтожил прежний мир и кто являлся причиной возвеличивания охотников, которые привели к погибели сотни странников крылатых, несущих прощение. Зато я знаю, кто убил Габриэля. Кто теперь хочет убить его вновь.

Юноша сделал еще один осторожный шаг вперед, а его огромные крылья заполнили пространство мерцанием.

— Меня ты не проведешь, как моего любимого брата. Я отомщу за все злодеяния, которые ты совершил. За все, что ты сделал, — губы сложились в тугую нить, а на вершинах крыльев вырвались наружу острые жала.

Казалось, воздух наэлектризовался, когда Сариил с усмешкой сложил руки на груди. Совсем недавно другой ангел тоже заявлялся, чтобы убить. Этот ничем не лучше.

— Ты идиот, каких свет не видывал. Видимо, плохо тебя держит на поводке Альтазар, коли ты болтаешься за мной и выискиваешь повод. А он у тебя есть? Ах, родина его исчезла. Да знаешь ли ты, что мастера всегда общались с демонами? Доходит ли до твоей пустой головы, что вы — второй сорт. Мясо для пропитания наших потребностей. И источник выкидывает вас, словно горячие пирожки на потеху животным страстям темных? Давай, попытайся...

Сариил сбросил халат, что полетел почему-то вверх, как паутина. Комната медленно двинулась по кругу, а вместе с ней — предметы.

— Ты пробрался меня убить... — узкие щелочки, шаги по кругу. — Ты посмел приблизиться... Ты думаешь, что так перестанешь быть сати? Жертвой, которую однажды разорвет на части от мерзости мира. Саааати! — грозный рык, совсем не свойственный ангелам. — Проклятый сати...

Микаэль стоял на месте, наблюдая за каждым перемещением некогда пресветлого сущего, усиливая свечение. Тогда Габриэль показал очень много. Сгорел ради нового шанса. И есть шанс направить реку к морю, а не в пустыни, где почву никогда не напитать влагой.

— Я убью тебя... — огненная вспышка заставила закрыться двери, и двое оказались запертыми в одной комнате.

Именно тогда изменившийся до неузнаваемости зверь бросился в атаку, чтобы одним точным ударом убить Агнца пресветлого. А тот поднял над головой сияющее копье Источника и вспрыгнул вверх, седлая семиглавого зверя.

Дрогнули стены волшебной темницы. Дрогнули устои мироздания... дрогнул Маат, погруженный в снежную бурю. И солнце вышло из-за низких туч, освещая белоснежную равнину. И прокатилась волна над мирами, что на мгновение потеряли ниточки времени и событий.

Кровь полилась на рисунки, сдерживающие и скрепляющие договор. Взвыло чудовище, бывшее давным-давно мастером. Обернулось ликом хаоса к Агнцу и открыло все свои пасти, чтобы разорвать несчастного напополам. Последнее сердцебиение. Последний вздох. Зубы сомкнулись на пресветлом Микаэле, который крепко вцепился в Сариила и не отпускал. Копье повернулось в теле монстра. Алая кровь полилась из живота несчастного ангела. И они вместе рухнули в открывшуюся бездну, откуда уже нет возврата.

— Ты не вернешься, — пробормотали уста Микаэля, из которых уже текла струйка крови.

Маат заметал снег. И черное мешалось с белым в тот час, когда изможденный ангел в доме демона похоти лежал у ног своего господина. Он уже не грезил о побеге, как много месяцев назад и не взывал к источнику, а просто умирал тихо, блуждая взглядом по комнате, что стала его обителью и тюрьмой. Руки беспомощно вытянулись вперед, лицо зарылось в диванные подушки, разбросанные на полу, как многогранный и создающий атмосферу бесшабашности рисунок.

Граан неспешно ужинал, не обращая внимания на своего измученного ночными пытками сати, воспринимая, как какую-то собачку, и еще при этом успевал разговаривать со своим гостем — братом Нурглом, пришедшим сообщить, что отправляется в путь по просьбе повелителя врана.

— И ты решишься? — Ланшор покачал головой, не веря, что можно быть таким глупым и таким послушным. — Всем известно, что приат разделился не просто так. Есть даже слух, будто ангелы построят еще пять городов, дабы взять вран в кольцо. Я на себе испытал, что серафимы теперь сильнее в несколько раз. Стычки происходят постоянно. Их направляет молодой охотник Михель с новым выскочкой жрецом.