Синеглазка

Брайтон умел мучить и лаской, уже все тело ломило от долгого напряжения, от бесполезных метаний в тисках и попыток дотянуться до господина. Мышцы внутри отвечали мучительно сладкой судорогой на каждое новое истекающее маслом прикосновение. Ощутив, как в его тело проникает что-то гораздо большее, чем пальцы, юноша сам подался навстречу, стараясь раскрыться еще больше и не замечая, что причитает "да, да, пожалуйста". Вибратор был слишком большой, мышечное колечко растянулось до болезненных ощущений, но возбуждение было столь велико, что это даже не вызвало инстинктивного порыва отодвинуться — юноша по-прежнему стремился сам насадиться на эту штуку как можно глубже.

Все это время мужчина успокаивал, гладил разгоряченное тело, нашептывая слова утешения и обещая, что обязательно продолжит. Тим был растянут до нужного предела, заполнен изнутри. Брайтон любовался своей работой, закинул с двух сторон на ноги эластичные крепежи, которые не позволили бы избавиться от вибратора, включил его на небольшую скорость, одновременно начав ласкать мошонку и водить ладонью по возбужденном члену левой рукой, а правая сделала первый надрез на животе.

Кожа Тима заблестела от пота, хриплое дыхание вырывалось из пересохшего горла. Возбуждение уже болезненными толчками пульсировало в члене, и все тело снова вытянулось в струну, звенящую от напряжения. Он вздрогнул, ощутив укус боли по животу — но он был таким коротким, что почти полностью утонул в сладкой муке, терзавшей юношу изнутри.

Губы дрожью прошлись по ранке. Спустились к паху, язык скользнул по краю мягких волос, спустился к ногам. Второй разрез последовал по внутренней стороне бедра, а ему вслед Брайтон втянул в рот чуть-чуть мошонку, катая между губами яички.

Он ощущал медленную сладострастную вибрацию, чувствовал, как дрожат ноги жертвы.

По вискам побежали соленые дорожки слез — но не от боли, а от напряжения — они мешались с потом, увлажняя волосы. А боль сплеталась с удовольствием, причем более мучительным, чем острые укусы лезвия. Все тело прошивали электрические импульсы, заставляя вздрагивать и выгибаться до ломоты в позвоночнике, в бесплодных попытках хоть немного облегчить свои страдания. Самым мучительной была ограниченность в движениях, она сводила с ума, все чаще заставляя дергаться в фиксаторах, несмотря на очевидную бесполезность этих действий.

Но Брайтон не собирался облегчать страдания юноши, лишь усиливая их, он усилил вибрацию, вновь вернулся к груди. Там, наверняка, пульсировали кровью соски.

— Мой терпеливый, мой хороший лотос, — забормотал, пробегая языком к шее... — Неужели я и теперь кажусь тебе ужасным монстром. Я так люблю тебя... Такого беспомощного, такого задушенного страстью, пальцы сомкнулись на горле и на несколько мгновений сжались, лишая теперь и дыхания.

Юноша жалобно заскулил, чувствуя усиление стимуляции и осознавая, что это придется терпеть еще долго... сколько, он даже думать не хотел — сейчас напряжение в паху было настолько невыносимым, что , казалось, он и пары минут не сможет выдержать.

Тим сломался, услышав этот издевательски ласковый шепот:

— Хватит, пожалуйста, прошу тебя... я больше не... — он внезапно лишился воздуха и лишь испуганно уставился на Брайтона огромными, мутными от этой сумасшедшей пытки страстью глазами.

Господин наслаждался новой судорогой тела. Тим бы сейчас схватился за руку, пытаясь освободиться, а тал лишь еще сильнее надавил на крепежи. И вот уже поток воздуха вместе с яркими звездами и слезами возвращается вновь, а губы мужчины ласкают шею, как ни в чем не бывало.

— Сколько раз придется повторить, чтобы ты научился подчиняться мне... — Брайтон ловил стон за стоном, а потом начал медленно двигать вибратором в теле Лотоса.

Тим впился зубами и в без того искусанные губы... просить пощады было нельзя, он страдальчески замычал что-то неразборчивое, не в силах сдерживаться. От медленных движений в глубине тела внутренности отвечали судорожными подергиваниями, бессильно пытаясь сбросить невыносимое напряжение, но проклятые кольца на члене и мошонке надежно удерживали жертву на костре не имеющего выхода возбуждения. Юноша захныкал, мотая головой из стороны в сторону, из горла вырывались какие-то странные звуки, похожие на крики раненого животного.

Брайтон ловил эти слезы, пил их горечь как награду. Он держал себя в руках и был уверен, что не сорвется теперь, что сдержит монстра. Потому что чудовище умилялось, потому что цветок плакал только для него одного и страдал тоже только для него одного...

А потом господин пожалел мальчика и отстегнул путы, что не давали достигнуть разрядки — прошло, наверное, минут десять ритмичных, глубоких движений внутри... Брайтон смотрел на Тима... Ждал последнего крика.

Юноша метался, громко, надрывно вскрикивая — его раздирало изнутри наслаждение, словно хлынувший через разрушенную плотину бурный поток. Судорога оргазма охватила, казалось, все тело, выбивая из груди дыхание и застилая глаза черным туманом с яркими цветными вспышками.

Тогда мужчина расщелкнул ловушки, освобождая своего мальчика и беря на руки. Тим был влажный, бессильный и несчастный — он еще больше вызывал у монстра чувств. Диаметрально противоположных — от желания раздавить и уничтожить до почти патологически отеческой любви.

— Маленький, я люблю тебя, — Брайтон завернул юношу в одеяло, которое лежало на небольшом диване в углу комнаты, уселся сам и стал качать на руках.

Тима бил озноб и на душе ворочалось что-то холодное и скользкое, отчего согреться было невозможно, несмотря на теплые объятия. Юноша прижался к Брайтону, прикрыв глаза, и старался выровнять дыхание, чтобы не прорвались всхлипы.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал он хриплым, очевидно сорванным голосом и еще сильнее прильнул к мужчине, пытаясь спрятаться от муторных ощущений в мятущемся сознании.

Теперь их близость переросла во что-то большее и пугающее. Прекраснейшее существо откликалось само, начинало желать, поддавалось на искушение боли. Брайтон успокаивал Тима, гладил по волосам, а когда тот затих в его объятиях, и ушла первая дрожь, аккуратно завернул еще в несколько одеял и покинул домик в аллее. Понес Лотоса к дому.

Через десять минут юноша уже лежал в их общей кровати.

— Отдыхай. Будем считать, что обручились наконец. — господин скинул одежду и забрался под покрывало. Монстр удовлетворенно отметил, что вновь доволен своим цветком, и почти сразу уснул.

Все тело словно налилось свинцом, и навалилась слабость и усталость, Тим не пытался ее прогнать, он позволил векам закрыться и провалился в сон.

26

Все следующие дни протекали в подготовке к свадьбе. Литисия, которая обладала весьма терпеливым характером, спускала юному жениху все его капризы. И не заставляла особо вникать в детали происходящего процесса. И лишь предоставляла одобрить результаты своих трудов.

На самом деле девушке явно нравилось происходящее. Забавляло и даже развлекало. Тим был растерянным ребенком, которого постоянно похищал по вечерам Брайтон, а возвращал в странном, почти невменяемом состоянии.

Но она не спрашивала никогда, что происходит между цветком и его господином и больше не вспоминала про последний разговор, в котором упомянула пикантную деталь о себе.

А потом и вовсе засобиралась уехать на три дня перед самой свадьбой, чтобы самой подготовиться и подобрать наряд. Именно тогда Брайтон, в одно прекрасное утро позвонил Лотосу, чтобы тот приехал к двум часам в офис.

Тим ехал в машине и прислушивался к внутренней тревоге. Хотя чего беспокоиться?! У них с Брайтоном ведь все хорошо... если это можно назвать так... Но все не так страшно, и Тим вполне готов терпеть эти жуткие причуды своего любимого монстра. Легкая саднящая боль и ломота в мышцах ерунда... и кто знает, может, однажды он будет эти "причуды" разделять, ведь удовольствие от этого... пусть временами и гораздо более мучительное, чем боль он испытывает... Тим внутренне поежился, все равно внутри оставались какие-то смутные неясные чувства, что все же что-то не так. И слова о второй части игры тоже не забывались... Юноша вошел в здание офиса, машинально кивая на любезные приветствия уже хорошо знавших его служащих, секунды ожидания лифта и вот он взлетает на нужный этаж и через пару минут входит в кабинет Брайтона. Стройная, хрупкая фигурка в узких брюках и тонкой белоснежной рубашке, с поблескивающей золотом и крупинками бриллиантов цепочкой, стекающей по острым ключицам.

— Здравствуй, — бледное лицо озарилось улыбкой.

— Здравствуй, милый, — мужчина сидел со столом с двумя мужчинами, один из которых чуть оглянулся и вновь вернулся к документам. — Как доехал? Проходи, — Брайтон обнял юношу за плечи и повел к столу, чтобы усадить в мягкое глубокое кресло. — Разрешите представить, это как раз и есть он — Тим, — сообщил незнакомцам, один из которых вновь посмотрел на юношу из-под черной оправы очков. Это был пожилой, уже седой мужчина, в сером костюме и темном галстуке.

— Очень приятно познакомиться, Тим, — улыбнулся он мягко. — Вы позволите задать Тиму несколько вопросов?

— Несомненно... — заулыбался господин и погладил юношу по руке успокаивающе, словно говорил этим жестом, что ничего страшного не произойдет.

— У вас записано, что вы сирота, Тим... А еще по документам вы являетесь правообладателем небольшой квартиры... — пожилой мужчина сделал паузу, пробегая по строчкам.

— Да, все верно, — кивнул юноша, с недоумением разглядывая незнакомцев. Ласковый прием Брайтона его как всегда успокоил и теперь он лишь гадал, зачем его позвали и что за интерес напрямую к его личности. Обычно Брайтон делал все распоряжения сам, без участия Тима.

— Дело в том, что ваш жених решил заключить с вами брачный контракт, — сообщил юрист так же спокойно. — Советую прочитать вам его очень внимательно и вникнуть.

Мужчина протянул юноше бумаги. Ничего особенного: проживание в одном доме, общая постель, но... Третьим пунктом стояла отходящая в пользу Тима сразу же после свадьбы половина корпорации.

Юноша на секунду поднял глаза на Брайтона. Если тот так решил, то он примет это с благодарностью, хотя Тим не особенно представлял сейчас, что ему с этим делать... да и это, наверное, налагало большую ответственность. В любом случае он не собирался спорить с контрактом, что бы там ни было написано... Тим отметил про себя, что, должно быть, Брайтон таким образом хочет установить равноправие между ними и это приятно грело душу.

— Это нужно подписать сейчас или во время свадебной церемонии? — поинтересовался он нейтральным деловым тоном.

— Теперь, но контракт вступит в силу после свадьбы. — улыбнулся юрист. — Надеюсь, вы понимаете, какие на вас это накладывает обязательства?

— Я ему объясню, потом, — Брайтон встал и отправился к окну. — Подписывай, Тим.

Юноша улыбнулся уголком губ и, изящно пожав плечиком, поставил свой росчерк на бумагах. Обязательства... ладно, он справится. Уже со многим справился, одолеет и это. Должен, раз хочет быть с Брайтоном.

— Спасибо, господа, — не поворачиваясь, поблагодарил господин, а когда все вышли, повернулся и открыл свои объятия. — Сознаешь, что должен будешь во всем это разбираться? — прищурился с коварной улыбкой.

— Сознаю, — кивнул Тим, вновь расплываясь в улыбке, — Ты всегда задаешь сложные задачи, — он подошел к мужчине и, привстав на носочки, обвил руками его шею, тоненько звякая парой браслетов на левом запястье. — Ты мне хоть немного будешь помогать?

Господин сощурился.

— Мне никто не помогал. — сказал спокойно, обнимая юношу. — У тебя будет команда. Волки. Лжецы. Рвачи... Игра будет очень опасной, Тим.

— Ясно... значит, самое важное для тебя игра, — юноша чуть нахмурился, — Хорошо, буду разбираться сам. И будем жить каждый в плену своих иллюзий.

— Глупенький... — мужчина наклонился, поцеловал Тима с едва скрываемой страстью. — Я уже не играю... Но вот тебе не помешает научиться это делать, милый. Ты еще очень юный. Но лет через десять поймешь, почему я поступаю именно так, а не иначе. И научишься не бояться принимать решения. И потом, я не всегда смогу быть рядом с тобой.

— И это все делает тебя счастливым?

Брайтон чуть отодвинул Тима и внимательно посмотрел в синие глаза.

— Счастливым делают нас другие вещи. Например, ты делаешь меня счастливым.

— Тогда зачем все это? Мне тоже для счастья не нужны кучи денег, роскошь, и чтобы мир лежал у ног... Зачем тратить свою жизнь на то, чтобы строить бесконечную империю? Выживать в мире волков и лжецов? Я бы хотел рисовать картины, проектировать красивые дома, но если для этого нужно будет доказывать, что я самый жестокий волк из них всех... смысла у этой красоты не будет... Может быть, это все очень наивные вещи, но я бы предпочел остаться наивным... только ведь ты хочешь другого и я стараюсь только ради тебя.

— Ты думаешь, что не справишься? Заранее готов сдаться? — Брайтон продолжал ждать.— Тебе хочется просто рисовать... да? — губы сжались.

Юноша вздохнул и чуть грустно улыбнулся. Его монстр любил свой идеал, и Тим был всего лишь материалом, который тот под него подгонял. Истинные желания и мечты своей куклы Брайтона не интересовали.

— Я не сдамся, — тихо ответил юноша, чуть качнув головой, — Я никогда не сдамся... и никогда тебя не отпущу, — он потянулся к губам господина, пряча под длинными ресницами выражение утративших теплый блеск глаз.

Брайтон не поверил ни одному слову. Его кукла не ценила подарков в начале и не ценит теперь. А есть ли в ней душа? Эта мысль испугала господина. Он взглянул на красоту, изучая. Если там пустота?

— Тим, — позвал тихо.

— Что? — он поднял глаза, не сумев скрыть тронувшей его грусти. Но они были открытыми и чистыми. Он верил, что исполнять мечты того, кого полюбил, это и есть любовь...

— Ты поезжай домой. У меня много работы. И у тебя — тоже. Послезавтра мы будем одним. — ладонь скользнула лаской по щеке. — Я приеду пораньше... — склониться ниже, продолжая глядеть в синие глаза. — Хочу тебя...

Тим сразу растаял и от этого взгляда, от слов, от нежного касания, завороженно уставился в глаза своего монстра.

— Вечером... я буду ждать, — прошептал он в ответ, чувствуя, как внутри вихрем закручивается клубок из щекочущего страха и... предвкушения.

Любованием ли был молчаливый ответ или новым испытанием, но взгляд Брайтона потемнел. Монстр изучал Тима заново, одновременно любуясь и выискивая изъяны. Тонкая полоска, царапинка на шее от вчерашнего проведенного по шее осколка зеркала, которое разбил Брайтон, напоминало о том, что происходило вчера ночью. А ночью мужчина всю комнату усеял осколками огромных зеркал и заставил Тима идти к себе по ним босыми ногами. Интересно, у мальчика болят ноги?

О вчерашних забавах Тиму напоминал каждый шаг, но он находил особое извращенное удовольствие, заставляя себя идти все той же плавной, непринужденной походкой, которую выработал ему нанятый Брайтоном учитель танцев. Игра прошлой ночи была полна жуткой красоты, и Тим, как художник оценил это и мечтал в ближайшем будущем зарисовать этот сюжет. Порезы слегка ныли, да и если он так долго проходит с иссеченными ступнями, вряд ли они скоро заживут. Надо будет попросить у врача еще обезболивающей мази... Тим на секунду ужаснулся, какими обыденными стали эти мысли... об обезболивающем... но это мелькнуло короткой вспышкой и потонуло в попытках прочесть в черных безднах, глядящих с лица монстра, какую новую жуткую фантазию придется ему воплощать следующей ночью.