Небо шамана. 3 часть

Наверно правы те, кто говорят, что интуиция — это просто не оформленное в связные слова знание на основе имеющегося опыта. Вот и моя интуиция словно нашёптывает мне с момента тарана и меня потянуло на неспешные воспоминания. Ведь когда разобрали мешанину из сучьев упавшего дерева, оказалось, что нам стволом свернуло ствол пушки. Потом, уже днём, посмотрел в канал ствола, где почти завораживающе обычно завиваются в спираль нарезы, и в конце виден по центру кружок света в отверстии дула. Теперь спирали стали с перекосом, словно стремясь в одной стороне, а вместо кружка виден только отсвет от света, попадающего в ствол. Делать нечего, из такой пушки стрелять нельзя. И дело не в том, что нельзя прицелиться, а в том, что такой ствол через пару выстрелов просто разорвёт. Наша машина потеряла свою боеготовность. Ехать в танковый рембат не хочется. Прежде всего, не хочется расставаться со своими ребятами. Подумав, сообразили, что вторую машину мы тоже можем совершенно законно оттащить в ремонт, у неё движок уже на ладан дышит. На третьей машине тоже есть разные неполадки, которые бы неплохо отремонтировать в спокойных условиях, но кто ж разрешит без приказа отводить в тыл боеготовую технику? И как нам не было грустно, но пришлось нам расстаться. Командование остающейся сборной группой принял старшина Соловейкин, командир танка из бывшей второй роты, хотя я бы лучше своего Славика — командира нашего третьего танка поставил. Но здесь армия, а Соловейкин старше по званию и выслуге. На душе кошки скребли, так не хотелось Славку оставлять, но выбора не осталось. Зацепили второй танк за корму тросами в перехлёст и потащили его в ремонт. Он бы и сам доехал, но лучше уж притащить машину в ремонт, это намного убедительнее выглядит и вопросов меньше...

Пушку нам перекинули с другого подбитого танка буквально за несколько часов. Ремонтники — буквально чёрные от усталости, как черти накинулись на машину. Выдернули наше орудие, мы даже сообразить не успели, а они уже на талях вытащили откуда-то помятую башню, чтобы с неё вытащить исправное и не слишком расстрелянное орудие. С мотором второго танка тоже не слишком мудрили. Оказывается у них здесь даже стенд есть, и несколько двигателей на замену уже собраны и проверены на разных режимах. Хорошо, что буквально в последний момент выяснилось, что моторы у них есть разные и нам не успели всунуть бензиновый двигатель. Может он и не хуже и даже многие наоборот именно бензиновые просят, но иметь проблемы с заправкой внутри взвода совсем не хотелось. Да и горят бензиновые машины, сами не раз видели, всё-таки соляра менее горючая и более привычная. Другими словами, в рембате мы даже отдохнуть не успели, уже через сутки нас выгнали за ворота и мы поехали искать своих...

А вот к нашим мы не успели. Не зря так душа болела. От нашей сводной роты из семи машин теперь после нашего возвращения осталось всего четыре, и это если одна ещё быстро из рембата вернётся. Нет, то, что рембатовские мастера отремонтируют быстро, у меня никаких сомнений, но если танк там кому-то на глаза попадёт, то его прихватят себе и ничего потом никому не докажешь. И это же не дезертирство, просто воевать будет в другом подразделении, а у нас даже штаб бригады не найти. Мы уже давно вообще ничего за душой, кроме первого приказа о прикомандировании к пехотным подразделениям армии не имеем и кочуем по фронту, как цыганский табор. На удивление, на второй день наш танк вернулся из ремонта и наш, теперь скорее усиленный взвод, чем неполная рота продолжил воевать. Помянули Славку и ребят, которые сгорели в третьей машине взвода, из которой никто вылезти не смог, помянули остальных. Была ли там ошибка Соловейкина, теперь уже не спросишь, он сгорел даже раньше в той же атаке, хоть из его экипажа мехвод вроде успел из люка выскочить и его в госпиталь отправили...

Я на машине нарисовал счастливый "сорок седьмой" номер, как я своим ребятам объяснил. Ну, а не счастливый разве, я под этим номером до Героя долетал, и тоже в танке, хоть и летающем. На пушку нарисовал руны своей кровью, негде здесь было отвары делать. Пристрелять после установки ствол было негде, так, что первыми выстрелами пришлось к новой пушке приноравливаться прямо в бою. Война, она ведь возможности на раскачку не оставляет. Да! По поводу снарядов, которые я ещё в Сибири правил и потом они по Транссибу с нами в такую даль через полстраны ехали. Набрали они дури, как сказал башнёр, который увидел, как жахнул взрыв от фугасного снаряда. Воронка осталась такая, что в неё наш танк целиком поместится и даже антенна из-за края торчать не будет. В первом бою других не было, но потом оставшиеся снаряды я попросил отложить и использовать только при крайней надобности. Сказал, что это мне удалось случайно у вооруженца забытые экспериментальные довоенные отжать. У нас до сих пор ещё с десяток фугасных и столько же бронебойных в укладке в дальнем конце отложены. Были бы все такие, цены бы им не было, но хоть я стараюсь править все полученные снаряды, но Силу они набрать не успевают, а может успевают, но так мало, что разницы почти не заметно. А вот пару раз эти снаряды нас здорово выручили. Один раз немцы укрепили и организовали артиллерийский ДОТ из фундамента старого капитального дома и обычные снаряды рвались на его поверхности, и даже следов от попадания видно не было. А расположение ДОТа такое, что он простреливает единственную дорогу и во фланг к тому же. Пехоты почти батальон положили, пытаясь выбить немцев и ДОТ взять. Комполка, на эНПэ которого мы пришли на возникшую заковыку поглядеть, дымил папиросы и бормотал, что без огнемётных КаВэшек или шестидюймовых гаубиц этот "миллионник" расковырять не удастся. Пришлось взяться. С первого раза я не попал, но и самого взрыва хватило, чтобы от разрыва ДОТ минут десять видно не было. Но когда дым и пыль осели, то выяснилось, что стенка устояла. Вторым выстрелом попал прямо в амбразуру. Ничего яркого и выразительного не произошло. Только из всех дыр пыхнуло огнём и дымом, крыша словно вздрогнула и немного скособочилась, только больше из него не стреляли даже пулемёты, а из гарнизона не вылез никто. Но мы и не жаловались на такую невоспитанность, это в любом случае лучше, чем получить в борт бронебойный снаряд, как почти десяток машин и танков сгоревшими остовами застывших на этой дороге навсегда.

Ещё раз очень кстати оказались усиленные снаряды, когда нужно было быстро остановить немецкий бронепоезд, который когда-то был нашим, но немцы его захватили и грамотно пристроили к делу. И дело не в том, что его трудно подбить, очень уж хотелось взять его целым. И будь здесь у дороги насыпь и дивизион гаубиц с толковой корректировкой огня, можно было рельсы разбить. А трёхдюймовка, конечно намного мощнее полковой сорокопятки, но её мощности для того, чтобы на расстоянии разрушить железнодорожный путь очень мало. Если очень точно стрелять, то не меньше пяти-семи снарядов при точном попадании, а останавливать лучше с двух сторон, чтобы запереть прямо здесь на неудобном для обороны перегоне. А пока мы будем с путями ковыряться, бронепоезд ведь тоже стрелять будет, а у него даже позиция выгоднее, он сверху стреляет. Нас он может и не достанет, но другим может прилететь. Всего четыре выстрела, три с одной стороны, пока понял, как стрелять по рельсам нужно и один с другой. Немцы сдались всего через полчаса, когда пехота подошла и окружила бронепоезд, чтобы не дать немцам удрать и, уходя, взорвать всё за собой. Усиленные бронебойные — это отдельная история. Бронебойность снарядов, мне кажется, не увеличилась, но вот взрыв вместе с пробитием брони такой, что у большинства танков сразу боезапас детонирует. Вообще, удивительно выглядит, ведь наш взрыв толком не виден, так бахнуло где-то далеко и всё. А вот через секунду вышибает люки, из которых летит всякий хлам вместе с фонтаном огня, или просто подбрасывает башню и она или отлетает в сторону, или падает обратно и сползает набок, как лихо заломленный кепарик какого-нибудь деревенского ухаря...

У меня ведь зрение, в разы лучше, чем у человека даже с очень хорошим зрением, я, когда впервые поднялся в воздух, просто онемел от открывшейся картинки. Словно попал в волшебный сказочный мир, где живут маленькие люди, не карлики даже, а гораздо меньше, весь мир словно игрушечный. Удивительное ощущение, как на земле маленький человечек в такой аккуратной с высоты одежде и рядом с таким аккуратным домиком запрягает игрушечную маленькую лошадку, а вокруг него скачет ещё меньше него и лошади собачка. На таком расстоянии можно разглядеть мелочи и подробности, но почему-то совсем не видно грязи или мусора, и на лицах неприятные гримасы с такого ракурса не видны, вот поэтому я воспринимаю это как сказочную картинку. Вроде бы при таком зрении я должен идеально стрелять и попадать. Но тут есть сложность. Цель ведь нужно сначала увидеть, то есть найти и обнаружить и только тогда целиться. Поле обзора у прицела небольшое, поэтому наблюдение приходится вести при помощи перископов. А перископы сделаны совсем не так качественно, как хотелось бы. Если бы в качестве отражающих поверхностей использовали обычные зеркала, то качество изображения скорее всего бы не пострадало. Но стеклянные зеркала не выдержат сотрясений и нагрузок, которые испытывает танк в бою, а осколки стекла ещё и поранить могут. Правда делают перископы из крепкого специального стекла, у которых нужные грани под необходимым углом стачивают, шлифуют и покрывают зеркальной амальгамой. Потом этот блок вставляют в систему перископа и можно смотреть, видимость — закачаешься. При попадании пули такой блок даже не раскалывается, чаще на нём просто возникает паутинка скола. Но даже у такого стекла прозрачность оставляет желать лучшего, при взгляде вдаль предметы начинают расплываться, словно подёрнуты муаром, качество оптического стекла в СССР пока ещё не разгадали, а капиталисты с нами им делиться не торопятся. В Ленинграде на заводе ЛОМО работают и вроде бы у них уже есть достижения, но до наших перископов это не дошло. Но даже такие стеклянные перископные блоки гораздо лучше, чем перископы, которые стоят у нас. У нас в качестве зеркал установлены полированные пластины из нержавеющей стали. Если в такую пластину пытаться разглядеть прыщ на носу, то его видно хорошо. А вот когда эти пластины вставлены в перископ, то видимость через него гораздо хуже, чем в стеклянный блок. Кроме этого эти пластины запотевают, покрываются грязью, пылью и копотью. Отверстие перископа требуется закрывать стеклом или плексигласом, это тоже не добавляет оптического качества и тоже пачкается и пылится. То есть разглядеть цель становится почти удачей, а чего уж говорить про качественную и точную прицельную стрельбу, ведь система прицеливания сама по себе в точности выстрела играет главную роль. Но, допустим, цель мы обнаружили и нашли её в прицеле, напомнить вам, сколько ещё факторов влияет на выстрел, вернее его качество и точность? Стрелять приходится с остановки, а подвеска Кристи пружинная и танк после резкой остановки минимум два раза качнётся в продольном направлении, а стрелять нужно быстро, иначе сам станешь мишенью. Машина вибрирует от работы мотора, который закреплён наглухо и все вибрации передаёт на всю машину, влияет это на прицеливание и выстрел? Дальше, качество ствола — расстрелянность, центровка и прочие параметры, не говоря про пристрелку. Качество снаряда и заряда. Внешние условия выстрела и влияние на баллистику внешних факторов. А ведь за неэффективное использование снарядов ещё и спросить могут. Пусть до маразма, вроде одна торпеда — одна цель, как на флоте пытались внедрить, ещё не доходит, но стрелять мимо не рекомендуется, да нам и самим снарядов жалко. Что можно предпринять в таком положении? Да, просто, нужно стрелять в упор, то есть так, чтобы бОльшая часть перечисленных факторов утратили свою значимость, и ими можно было пренебречь, как не существенными. Значит, идти в ближний бой, нравится или нет и не надо про то, что с каждым метром сближения по экспоненте возрастает риск попадания уже в тебя самого. Вот примерно такой расклад. Поэтому и выходит, что у нас танковый бой идёт на дистанциях, гораздо меньше километра, хотя баллистика танковой пушки позволяет поражать большинство целей на расстояниях полтора-два. Хотя, есть уникумы,* которые в таких условиях умудряются воевать и попадать...

Вот так и воевали, пока удерживали натиск немецких орд на рубежах перед столицей и позже, когда погнали немцев во время контрнаступления лютой зимой сорок первого года. Уже в марте, когда мы больше месяца не получали никаких приказов из штаба армии, словно про нас совсем забыли, вдруг за нас взялись. За эти тяжёлые месяцы из оставшихся четырёх танков мы потеряли один, а потом к нам прибилась "тридцать четвёрка" Валеры Синюхина из бригады Катукова. Как он вообще у нас оказался, если его бригада ставшая гвардейской воюет на соседнем фронте? Но это фронт и здесь бывает всё, на войне и не такие фортели случаются. Валера ехать искать свою бригаду не стал, ведь там всё время, пока он заблудившись в атаке отбился от своих и потом попал к нам, а потом искал своих запросто могут посчитать самовольной отлучкой или даже дезертирством. Хотя, мне кажется, что у него в родной части какие-то трения с начальством. В общем, оформили мы его экипаж и поставили к нам на все виды довольствия. Второй танк моего взвода со мной, как и ещё один тоже из нашей бригады. Перед началом наступления в нашу дивизию, с этой дивизией мы в обороне стояли и в ней почти прописались, пришёл свежий танковый батальон. Без слёз на это воинство смотреть было трудно. В роте тяжёлых танков были четыре трёхбашенных "двадцать восьмых" монстра, два неизвестно как сохранившихся малых плавающих "тридцать восьмых" нелепых на своих узких гусеницах, пулемётными башнями, двумя спаренными тележками опорных катков и здоровенным винтом на обрезанной корме. Своими угловатыми формами и клёпанными корпусами они чем-то неуловимо напоминают броневики времён первой мировой на базе "Остинов" или "Гарфордов" выделки Путиловского завода. Впрочем, те броневики эти танки напоминают не только похожими формами, но и своей противопульной бронёй, но их отчего-то включили в роту тяжёлых танков. Как сболтнул кто-то из танкистов, два приданных соседнему батальону пятибашеных "сухопутных линкора" — "Т-тридцать пять" сломались ещё не выехав за пределы части, что начальство, я полагаю, только обрадовало, что не придётся возиться с этими сухопутными броненосцами. Самыми понятными и способными принести реальную пользу в ряду этого зверинца были "двадцать шестые" и пятые "БэТэшки". Конечно, броня у них подкачала и короткоствольные сорокапятки слабоваты, но поддержать пехоту они вполне в состоянии, как и противостоять танкам и артиллерии противника. Главное, чтобы никому в голову не пришло их для прорыва обороны использовать. Вот для этого они точно не подойдут, здесь уж лучше нам и трёхбашенным "двадцать восьмым", как бы угловато они не выглядели, но орудие у них почти как у нас, а броня местами и посерьёзней нашей будет. С учётом того, что здесь на рубеже обороны Москвы я уже видел даже трёхдюймовки времён первой мировой без сошников, с коротким стволом на деревянном лафете с одной "опорной ногой", которые, не удивлюсь, если рассчитаны на откат по сделанному брустверу после выстрела. Хотя тут не до смеха, страна напрягает все силы и последние возможности. Ополчению даже выдавали винтовки "Бердана" и японские "арисаки" почти полувековой давности. Поэтому не до смеха и понятно, откуда взялся такой танковый состав. Нас им вроде бы прикомандировали, хотя никто и никак в суматохе подготовки к наступлению это официально не оформил. Командующий батальоном майор тоже не рвался получать в подчинение неизвестные машины и экипажи, хотя боевая эффективность четырёх моих машин даже перекроет весь его сборный батальон. А может мы с ним друг другу "не глянулись", мы так и остались в порядках дивизии полковника Каманина, седого и смуглого как мулат похожего на колобка из-за круглого живота и коротких кривых кавалерийских ног, но очень грамотного командира. Другими словами, как мы узнали через пару дней, батальон поставили на остриё прорыва и сейчас две их оставшиеся машины ремонтируют в рембате, остальные будут эвакуировать уже по весне, когда их остовы начнут вытаивать из снега и льда. На нашем участке прорыв мы организовали без особого шума. Два оставленных наших танка очень громко газовали и с рёвом пару часов носились в тылу наших окопов и в этом им помогали три артиллерийских трактора-тягача "Коминтерн". Вот под эту громкую какофонию мы со вторым танком моего взвода тихо "на цыпочках" по замёрзшей речке обошли основные узлы обороны немцев и после начала нашего наступления ударили с тыла. А немцы, ну, очень не любят, когда их бьют и спереди и сзади. Вообще, конечно, в исполнении наших грохочущих танков фраза "тихо — на цыпочках" звучит почти как "толстый слон ночью совершенно незаметно крался по посудной лавке", нужно только уточнить, после какого слова в этой фразе лучше начинать смеяться. Но мы действительно сумели сделать наши танки немного тише. На выхлопные коллекторы двигателя привязали штук пять или шесть холщёвых мешков, в которые даже сена немного на дно положили, и если не сильно газовать, то звук вообще намного тише, тем более, что прикрывали нас своим рёвом громко. Вот с сеном мы ошиблись, потому, что у нас не мешки прогорели, а сено занялось, но никуда пламя перекинуться не успело, его быстро закидали снегом и затушили, и никакого прока от таких глушителей. Так, что как не крути, но мы действительно смогли тихонько прокрасться немцам в тыл. А дополнительный шум на соседних участках, где наша артиллерия громко лютовала, только помог. Мы в составе сорок третьей армии от Серпухова наступали в направлении Медынь-Юхнов, где совсем недавно изо всех сил сдерживали наступление немцев.