Ландскнехт. Часть третья

— Не стрелять! — навалились, и глазам я своим не верю — помогают Верного вязать... Что за дела?

— Эй, господа офицеры, в чем дело? — говорю, и винтовку на них направляю, ибо пошли они нафиг, что за бардак? Тем более, слышу по голосам — солдатики мои бегут, если что — и без патронов только прикажу — переколют штыками вмиг...

— Успокойтесь, лейтенант — и впрямь успокаивающий жест делает офицер, майор Карр, комендант лагеря. Подходит без оружия, протягивает бумагу — Ознакомьтесь с приказом!

Махнув солдатикам, чтоб пока не спускали глаз, мол, сейчас разберемся — а под нацеленными штыками все попритихли, дергаться не решаются — кто ж из них знает, что, может быть, винтовки у солдат пустые, беру бумагу. Вчитываюсь, потом еще раз... Однако... Даже в затылке почесал, повесив на плечо карабин. Солдаты, уловив момент, винтовки чуть отвели, все малость отмерзло. Да, дела, мать их...

Гелиограмма из Альмары. Вчера утром заговорщиками из числа Верных убит князь Вайм. Погибли еще несколько высших чиновников. В стране объявлено военное положение, временное правительство под началом командующего Действующей Армией Бальта Луррского ждет прибытия князя Велима. Верных по всей территории приказано немедленно задержать и арестовать до выяснения, при попытке сопротивления — уничтожить. Глава Палаты Верности Марр объявлен государственным преступником, и смещен со всех постов. Его приказы отменяются. Военные на местах получают всю полноту власти. Армия на территории Валаша подчиняется только приказам командующего Валашским Краем барона Брангского, или прямым приказам командующего армией Бальта Луррского. Любые выступления против власти — немедленно подавлять силой оружия, не стесняя себя в методах. Все остальное — про строгости военного времени насчет скорого суда, а то и безсудной расправы. Верных, впрочем, предписывалось содержать для дальнейшего допроса.

Однако, такие дела. Недосмотрел князь-то. Пригрел на грудях змеюк. Эвона, как оно оказалось. Наверное, не все там, в Верных, оказались суками-то. И эти вот ребята, вряд ли при делах — просто делали свою работу. И то, что там вон валяются трупы — тоже попросту объяснимо. Если на госбезопасника нападают, пытаясь арестовать, а он за собой вины не знает — что ему еще подумать, как не о вражьих происках, и что делать, как не открывать огонь на поражение? Лес рубят, ветер носит... Жалко, конечно, что так выходит, завсегда размениваются пешки. С другой стороны, выходит, мои личные проблемы как минимум откладываются в резиновый ящик. Встретился взглядом с подошедшим Ури — тот, за спинами прочих, скривил соответствующую физиономию — мол, что поделать, жизнь такая. Как та овчарка — сам, мол, офигеваю. Да уж, и не говори. Что-то теперь будет?

Глава 11.

После получения приказа завертелось все. Наш убогий лагерь в считанные дни превратился в охренительно укрепленный ротный опорный пункт, причем по местным меркам крайне тяжеловооруженный. Оружия-то, пусть в основном трофейного, было собрано немало. Имелась и пара трехдюймовых минометов, и несколько шестифунтовок легких — и то и другое, правда, почти без боеприпасов. Пулеметов зато и патронов к ним — заешься. Я даже не стал собирать разобранный прикарманенный трофей — и так хватало. Жаль, пара трофейных крупняков оказалась без боеприпасов вовсе — здоровенные дуры, вроде наших ЗУшек, двуствольные, замки через коромысло связаны, пружина связана с подавателем магазина — заряжающие выжимают рычаги, вкладывают в лоток кассету-пачку с патронами — судя по гильзам, дюймового калибра, не меньше, на десять штук — и готово. Наводчику только барашки покрутить, навести на цель, и спуск нажать — и максимум очередь аж в двадцать пуль, с обоих-то стволов. Судя по разметке прицела — на три километра лупить способна. Но, патронов нету вовсе. Зато остальными пулеметами ощетинились, наспех обучив почти всех солдатиков по крайней мере стрелять, даже учебные стрельбы провели. Загородились брустверами из свернутых лишних палаток, телег и вязанок сена. Сейчас еще и копаем понемногу, как по-настоящему. Так что теперь наш лагерь хрен возьмешь. Вопрос только — кому он сдался? Но — сидим в осадном положении, как предписано, ждем приказа.

Шмульке виноватый ходит, я первым делом побежал его освобождать. Судя по виду — и не битый вовсе, но я это исправил сходу, прикладом легонечко. Хорошо хоть, все накарябаные им протоколы были с ним, отличная вышла растопка. Ничего, поговорим потом с ним, тем более, он лишился 'конфискованных' пяти золотых, что я ему тогда выдал, и естественно эти деньги внесены уже в опись изъятого у Верных, и ему не светят. Он не дурак за пять золотых себе статью навешивать, тем более сейчас, когда строгости военного времени. Пообещал ему навалять потом, как следует, и компенсировать часть утраченного. Возможно. Он проникся, что теперь мне должен, и ведет себя хорошо.

Ну и с 'женой' у меня вышло... То есть не вышло. Проще говоря — пропала Лиа. По утру обнаружилось, что нет ее, и не только в моей палатке, но и в лагере вовсе. Свинтила с вещами. Еще и бабла прихватив немного. То, что было на расходы отложено. Дурочка, ей Богу-же. Там и было то от силы тридцатник золотом, тоже, конечно, сумма. Видать, все же подслушала она нашу беседу, да и решила не рисковать, как началось — подорвалась, да и ходу. Ну, да — Боги ей судьи. Не пропадет, она такая. И деньгами распорядиться сумеет правильно. Ладно, не было ничего, и не надо. Хотя и грустно немного.

Две недели прошли в тупом сидении в лагере, майор Карр, от греха, запретил даже на разведку кого-то выпускать, от силы до ручья за водой отправлялись. Но дисциплину поддерживали, потому показавшегося на дороге нарочного остановили предупредительным выстрелом, и общался с ним начкар на дистанции метров в сто от ворот. Мол, все у нас по-взрослому. Потом, конечно, пропустили. И только что на портянки не порвали, требуя новостей.

Новостей он привез. Прежде всего, Манифест князя Велима. Душевноболезный брат убиенного князя Вайма, он, как только горестное известие сие достигло ушей его, превозмог болезнь свою и печаль, осознавая ответственность свою, за народ свой. Превозмогши болезнь, немедленно отправился в Альмару, по пути посетив некий чудотворный монастырь в горах, где случилось чудесное и полное исцеление князя Велима, от хвори его душевной. И по приезду в столицу возложил он княжий венец на голову свою, и не жалея себя принялся нести тяжкое бремя справедливого правления землей своей, изрядно увеличившейся. Приняв бразды правления, новый князь возвестил, что, несмотря на тяжкую утрату, нестерпимой болью жгущую его сердце, он не прибегнет к мести и пролитию невинной крови, а посему лишь устранит от власти тех, кто повинен в случившемся, но не станет казнить безвинных и тем более семьи их. За сим, всем подданным следует присягнуть на верность новому князю (это больше формальность, для нас, например, присяга идет автоматически, как бы продлением старой, в контракте прописано), правление которого, несомненно, будет милостивым и справедливым...

В общем, вполне стандартный себе манифест, разве сплошь тонкой красной ниткой проходило об справедливости и отмене неправомерных приговоров, разбирательстве и амнистии, и тому подобному. Кроме манифеста привезли нам приказ об отмене военного положения, и о том, что следует оставаться в местах дислокации до дальнейших распоряжений. А так же представить списки арестованных Верными, и прочие ходатайства и доносы. Ну а остальное — попросту газет привез. Эбиденских, конечно, каких еще. Пока господа офицеры готовили поляну, чтобы, как положено, отметить коронацию, пусть и запоздало (солдатам тоже объявили о событии, обещав выдать усиленный паек и винную норму), я эти газеты и проштудировал.

Писали много и разно, не очень понятно. Заговор в столице, но какой-то дурацкий — потому что, кроме убийства князя — никто больше не дернулся, а Верных перебили-переловили и вовсе просто, они словно и не ожидали такого. Никаких выступлений, ни в столице, ни на окраинах... Даже в оккупированном... хотя правильнее сказать — аннексированном? Или даже — воссоединенном, наверное? — так вот, в Валаше тоже все тихо, ни армейцы не дернулись, ни местные. Хотя, похоже, местами гулеванили, справляя 'тризну' по князю Вайму — я так думаю, просто нажрались от радости. Я так понял, своего князя, Орбеля, местные не очень горячо любили. Ну... так сложилось, по многим причинам. Но князь Вайм, как ни крути, и формально и по факту — зачинщик войны. Большой войны, кровавой. И потому радость от его смерти, тем более безвременной и подлой — среди валашцев вполне понятна и объяснима. Это начали было пресекать, но князь Велим велел прекратить преследования. Мягковат товарищ-то. Как бы не кончил, как Лаврентий Палыч, хотя... брательник-то его, куда уж жестче, а тоже схлопотал пару пуль.

Про само покушение тоже как-то неясно пишут. Вроде как, ворвались заговорщики, перебив охрану (что ж там за охрана такая? Сторожа с деревянными берданками?), на совещание, постреляли князя, и министра какого-то. Да тут, как в голливудском кино, лейтенант дворцовой стражи, бывший сотник Вольных Арвин, геройски встал на защиту князя, отбил нападение, и забаррикадировался в покоях, ожидая подмоги. Жаль, подмога не пришла. Истек князь кровью, пока отстреливался Арвин от врагов, ломившихся в дверь, и сам сотник был тяжело ранен. Чуть-чуть не успели верные князю войска, погиб Вайм, и сотник Арвин тоже вскорости геройски помер. Вот такая печальная история, хоть балладу сочиняй. Князь Велим уже пообещал поставить в Альмаре конную статую сотника Арвина, спасающего его брата от врагов. Не очень понятно, как сотник на коне спасал князя от пуль... ну да, князьям виднее. Кстати про главного злодея, главу Палаты Верности Марра тоже в газетах разночтения. В основном пишут, что был смещен, арестован, судим и казнен, еще до приезда князя, Временным Правительством (за сутки-то, и следствие, и суд, и исполнение, ага), в другом месте проскочило — ранен лично сотником Арвином, когда ломился добивать князя, и умер от ран. В остальном князь милостив и никого не убили... но многие сами самоубились, или оказали сопротивление. Ну, дело-то такое. Сходу новый князь подтвердил нерушимость и неделимость в вопросе присоединения Валаша к Рисскому княжеству, однако гарантировал равноправие и единый закон, отсутствие притеснений и контрибуций, и прочие вольности и послабления. Так же обещались реформы и улучшение жизни, ну, это у всех всегда в обещаниях. Правда и металлом проглянуло на предмет того, что врагов все же много, и нельзя терять бдительности, искоренять и пресекать... но в рамках княжеской законности. Крутые в общем дела завариваются, как бы тут все же, не случилось местной перестройки... Надо посмотреть, каков князь. Больно уж многие говорят — мягок и добр, а это не лучший выбор для правителя. Но, то не моего ума уже дело, конечно.

Довольно скоро вернулись в лагерь те офицеры, которых забрали Верные. Двое ничего, а один без зубов, рука в гипсе, и клок седой в башке. Впрочем, в званиях восстановлены, и компенсации обещаны, хотя, по-моему, этот, помучаный — вряд ли в службу годен уже. Как обычно бывает, статус у репрессированных-реабилитированных резко возрос, теперь они жертвы, и имеют преференции. Мне самую чуть не хватило — кабы уже арестовали, тоже бы имел, а так... Офицеры не ознакомили меня с приказом еще и потому, что старший из Верных только выспрашивал про меня, толком не говоря, вот наши и подумали — а вдруг, наоборот, в ряды вербовать хотят? Такое тоже бывало, причем часто именно мутных и не особо в чинах вытаскивали, карьеристов — а я под эти определения хорошо подходил. На мое счастье, приказ у них на меня был, правда, не прямой насчет ареста — а просто 'приехать разобраться по сигналу'. По доносу, ага. А как же иначе. Некоторые из офицеров, кстати, вид имеют довольно бледный — так думаю, и с теми, кого вернули с застенков гэбни — тоже без дружеского стука не обошлось. Хотя беззубый седоголовый капитан нашамкал, что от него тупо требовали денег, он тоже неплохо пограбить сумел, и о том иные знали. Вот и взалкали злоупотреблявшие властью и княжьим доверием... Поупирайся он еще, уверенно говорил — и приписали бы измену, шпионаж, и все подобное. Живым он, в таком виде, ясное дело, не вышел бы. Такие вот дела. Ясное дело, что нынешний князь добр и мягок, но, думаю, икнутся еще доброхотам эти доносы. Карьеру теперь такой бумажкой утопить — проще, чем чугунной наковальней. Или, наоборот — на крюк посадить, намертво. Что я, собственно, и проделал — переговорив со Шмульке, настращав его, что сдам, как доносчика, если что. Парень и вовсе выпал в уныние, обещался вести себя грамотно, и больше не подставлять. Может, и не врет — на перед опыт будет иметь неудачного ссучивания.

Неопределенность закончилась вскоре, быстро и неотвратимо. Я даже вспомнил барона Вергена — так все похоже было. Князь, не выделываясь, выписал всей роте расторжение контракта с отступными, навесил каждому свежеотчеканеную медаль 'За Валашский Поход', выплатил путевые до Рюгеля, не скупясь — и пожелал доброго, а главное, быстрого пути. Вот так вот. Мне перепало больше — чин лейтенанта, денежная премия, еще один орден 'Рисское Знамя', который получили далеко не все офицеры, и который, между прочим, давал неплохой годовой доход выплатами из казны — и отставка. Без вариантов. Причем суточные с намеком рассчитаны тоже до Рюгеля. Мол, собирай вещи, и вали отсюда, всем спасибо, все свободны. Вот так, пасть куском заткнули, и пинком под сраку. Причем и не спрашивали даже, вариантов никто никаких не предлагал. И ведь — опять половина офицеров завидуют... как же — чин получил, денег дали... А роту расформировали, так что на мое место никто не пошел. Ну а я им за такое отношение и проставился кое-как, без огонька — наостоебенили мне уже их кислые морды. Зато с Ури мы хорошенько отметили мою отставку — он, кстати, тоже получил наконец-то приказ на возвращение. Подумал, и решили идти вместе. Тем более что мои солдатики, пусть и бывшие, выкинули фортель — пришли просить меня побыть им 'маршалом' до Рюгеля — проще говоря, выборным комроты — чтоб порядок был. И даже по гривеннику скинуться обещали. Между прочим — вполне сумма. Согласился.

Вот вскоре мы и двинули. Ури верхом, я на выкупленной шикарной пароконной рессорной бричке, из реквизированных, (из шалости хотел было собрать запрятанный на дне пулемет, да поставить, чисто ж тачанка, но передумал от греха), а солдатня пешком. Правда, выкупили они пару больших палаток и еще за полтинник нагрузили на нашу бричку, вместе с самоварами и прочим полезным на марше. И собаку забрал с собой, раз уж жена сбежала. Ничего, баба на сене — сама не ест, и кобыле легче. Возницей посадил Пола. Это так Шмульке зовут. Парень, оказывается, до армии как раз в такси работал, и вообще подался на войну, чтобы накопить себе на экипаж, и бомбить по лицензии. Накопить толком не удалось, да еще и пять злотых прокукарекал. Подумал, да и предложил ему, по проверенной схеме, взять у меня в аренду вот эту бричку — вполне годная колымага, и людей возить можно, и груз какой аккуратный, ход мягкий, колеса стальные, сносу нет. Паренек подумал, и согласился, осесть он хотел в Рюгеле, не желая возвращаться в Улле, а у меня в Рюгельском банке как раз счет, будет ему просто денежку вносить. Сам я пока не решил, куда деваться, ясно было, что в Риссе мне не рады, а в Валаше оставаться как-то стремно было. В Улле тоже лучше не появляться без нужды. В Свирре сидит Верген, и наверняка не жаждет меня там видеть. Мир становился каким-то тесным, право слово. Решил добраться до Рюгеля, да и прикинуть потом, куда и чего. Денег на несколько месяцев и вовсе безбедного житья должно было хватить точно, даже чисто из выданных на руки наличными вознаграждений.