Долгая заря Ивана Ефремова

Центробежные исторические силы со временем сменились на центростремительные и в результате череды жестоких войн из множества 'царств' сложились две конкурирующие 'империи'. Чжун и Ниппон . Сторонники прежних порядков методично уничтожались, как выпалываются сорняки на грядках.

Согласно хроникам основное ядро 'империй' составили наследники двух групп прилетевших когда-то на звездолётах богов с Белых Звёзд. К тому времени уже сложился культ этих богов. Силы обеих 'империй' долгое время были почти равны, ресурсов до поры хватало, и соревнование между ними шло в процветании и роскоши. Произошёл небывалый рост благосостояния. Население безудержно росло до тех пор, пока не достигло пределов возможностей планеты. Это не могло продолжаться вечно, но никто не решался менять веками отработанный механизм. Все понимали, что тогда наступит резкое падение уровня богатства. Но избежать этого всё равно не удалось. В какой-то момент произошло скачкообразное падение урожайности. Пришлось сокращать потребление, и переходить на синтетическую пищу. Истощились и источники углеводородов, что использовались как сырьё для производства продовольствия. Ситуацию усугубил недостаток пресной воды. Конфликты из-за последних месторождений ископаемых вылились, в конце концов, в ужасную всепланетную бойню. После войны начались эпидемии, унёсшие девять десятых населения.

Оставшиеся в живых сумели преодолеть горечь взаимных обид и организоваться в единое всепланетное государство-пирамиду, на вершине которой расположился Совет Четырёх, под ними высшие сановники, ещё ниже — управляющие территориями и так далее, как в древних царствах.

Урок из катастрофы тоже извлекли, но страшный, захватившие верховную власть олигархи, решили, что жить долго это привилегия лишь для избранных, остальным достаточно ста лет по исчислению принятому на Тормансе. По земным меркам это всего лишь двадцать пять лет. Этих несчастных так и назвали — данжадэ, что значит короткоживущие. Те, что могли доказать полезность для верхнего слоя, представляли ценный человеческий ресурс и жизнь их береглась и охранялась. По аналогии с данжадэ их назвали чаншадэ — долго живущие.

Для производства продукции и обслуживании элиты не требуются особенные таланты и способности, поэтому данжадэ нещадно эксплуатируют на всех тяжёлых и монотонных работах. По сути, это обычный двуногий скот. Система "короткой жизни" позволяет точно дозировать информацию, доступную им, надежно прерывает связь между поколениями, лишает данжадэ стимулов к самосовершенствованию и изменению общества.

— Постойте! — вдруг остановил затянувшийся монолог Гриф Рифт. — Если данжадэ — скот, нужный лишь для выполнения простейших действий, то какова здесь роль чаншадэ? Ведь они с данжадэ, по вашим словам, бывают и кровными родственниками.

— Бывают! Это так. — Гунцы невесело усмехнулся. — Так ведь и чаншадэ ушли не далеко от данжадэ, то есть они используются, если пойти по аналогии, как скот не на мясо, а для получения постоянно получаемого продукта.

— И как люди могут терпеть такое скотское состояние? — возмутилась Мента Кор. — Тем более те, что имеют высокий уровень интеллекта. По нашим обычаям, чем более человек талантлив, тем больше с него спрос.

— Те, кого не устраивает подобный порядок, кто не может терпеть, тайком бегут из городов и ферм. Объединяются в общины и живут свободно. Занимаются собирательством, охотой и грабежами. 'Лиловые' регулярно устраивали облавы и охоты на такие общины и жестоко расправлялись с теми, кого им удавалось поймать.

— Ттакая система очень удобна для поддержания стабильности в условиях ограниченных ресурсов. — Ванмин решил присоединиться к беседе. — Данжадэ ненавидят чаншадэ, но живут недолго и не успевают созреть до осознания необходимости объединения и совместной борьбы. Чаншадэ презирают и боятся данжадэ, потому что тем негласно разрешено унижать и оскорблять этих умников.

— Да, Мента, старая система разделяй и властвуй, — любимое оружие всех властителей со времён христианского злобного божества. — Гриф погладил взволнованную девушку по плечу. — Стрела Аримана всегда находит себе цель.

— Мы обязаны разрушить этот ужасный порядок! — девушка продолжала возмущаться. — Не должны одни люди превращать других в скот. Они по праву рождения равны им. Даже с животными, то есть со скотом нельзя обращаться варварски.

— Мента, успокойся! Мы же для этого сюда и прибыли. — Гриф даже повысил голос.

Гунцы и Ванмин переглянулись, как вежливые хозяева, земляне говорили на тормансианском языке, и услышанное пришлось гостям по душе.

— Да! Это правильно! Этот порядок необходимо разрушить. — Ванмин вскочил на ноги в порыве энтузиазма. — Мощь вашего оружия и наши люди, знакомые с местными условиями сможет смести с лица Ян-Ях мерзкий режим проклятого Чагаса. Недаром они боятся 'оскорбителей двух благ'.

— И кто займёт место Совета? — прищурился Гриф. — Уж не вы ли, уважаемый Гунцы? Или вы — Ванмин? Или вы всего лишь исполнители воли ваших вождей? Как я понял из ваших слов, вы всего лишь обычные бродяги, нежелающие участвовать в общественно полезном труде.

— Позвольте, уважаемый командир корабля Гриф Рифт, пояснить вам наше положение. — В голосе Гунцы звучало снисхождение. — Да, вы абсолютно правы посчитав нас с Ванмином простыми бродягами. Мы не хотим участвовать в гонке на выживание ни как чаншадэ, ни даже как змееносцы. Единственное, что нас устраивает, это простое правило 'каждый волен поступать так, как хочет, до тех пор, пока его действия не мешают другим'. Все вопросы при этом легко решаются на уровне переговоров. Бывают ситуации и у нас, когда приходится применять силу к некоторым особенно хитрым нашим товарищам, но у нас есть правила и для таких ситуаций.

— Боюсь, что такая система может работать только на самых низовых ярусах общества. Люди устроены так, что хотят, чтобы их дети жили лучше, чем они сами, и ради условного 'счастья детей' они будут идти по головам. Вы сам не заметите, как создадите ещё более страшную систему подавления.

— А как собирались поступить вы? — Гунцы рассмеялся в ответ. — Поставите у нас своего владыку? Будете решать, как нам жить и что нам делать?

— Ну, конечно же, нет... Просвещение, вот единственное...

Спор затянулся далеко за полночь. И оскорбители, и земляне постепенно потеряли нить рассуждений, уйдя в дебри социологии и психологии. Тем более среди них не было ни одно специалиста такого плана. Во всей экспедиции 'Тёмного пламени' только Чеди Даан проходила курс этих дисциплин, но она в соответствии с программой исследований сейчас в городе и занимается подготовкой к погружению в жизнь Чжиху Чжонси.

Ни к каким договорённостям прийти не удалось. Завершили разговор тем, что земляне пообещали связаться с группой занятой в городе и поставить их в известность о наличии на планете противников существующих порядков и их требованиях.

— Мы тоже свяжемся с ближними общинами, что кочуют в пределах доступности и расскажем о том, что вы хотите, и что вы можете. Наши старейшины, возможно, найдут какой-то выход. Беда в том, что мы и в самом деле не задумывались над тем, что будет, если мы придём к власти. Сила змееносцев велика. Мы не видели ни одного шанса справиться с ними. Свержения угнетателей представлялось, чем-то вроде далёкой невыполнимой мечты. Мы, в общем-то, сумели приспособиться существовать в тени, когда нас никто не замечает, но в последние годы змееносцы получили указание уничтожать наши поселения при любом удобном случае. Будь они трижды прокляты!

29 ноября 1959 года. Ленинград. Университет. Заседание, посвящённое памяти Александра Быстрова. Иван Ефремов.

— Потеря Алексея Петровича для нас, московских палеонтологов, явилась полнейшей неожиданностью и от этого оказалась еще более ошеломляющей. Не пришло время свыкнуться с мыслью, что Алексея Петровича больше нет. Ещё нельзя со спокойной печалью подвести итоги его жизни и научной деятельности. Ясно одно — утрата для науки огромна! — Ефремов закончил траурный монолог.

Речь в память о друге, о старшем товарище получилась. Зал аплодировал стоя пока Ефремов шёл на место.

— Дорогой, ты отлично выступил, — прошептала Ефремову на ухо сопровождавшая его Елена Дометьевна. — У меня даже появилась мысль, как тебе следует поступить.

— И как? — с явным сомнением спросил тот в ответ.

— Ты должен написать письмо в ЦК!

— Вот прямо в Центральный Комитет? Может сразу в ООН?

— Зря ты смеёшься. Ваня. В ЦК есть отдел по идеологии, там как раз занимаются такими вопросами. Надо найти человека в твоём кругу, кто знаком, пусть через третьи руки, с кем-нибудь из референтов. Надо чтобы твой роман прочитал Суслов, ходят слухи, что он очень ответственно относится к идеологии.

— Ага, Суслов! Скажи ещё Романов. Таких махровых сталинистов как Суслов ещё поискать. Нет уж. Лучше на Запад...

— А вот этого я, считай, не слышала. — Маленькая ладошка жены прикрыла рот Ивана Антоновича.

* * *

Однажды вечером, наверное, через неделю после памятного собрания, когда Ефремов за текущими делами уже забыл о случайном разговоре, Елена Дометьевна присела к нему и долго смотрела, как он что-то сосредоточенно пишет.

— Леночка, ты что-то хочешь сказать? — Ефремов, наконец, оторвался от тетради. — У меня тут очередной 'шедевр' рождается. Хочу идеи Рерихов с идеями русского космизма и советского коммунизма скрестить. Кстати, название уже придумал: 'Лезвие бритвы'. Как тебе?

— Как пройти и не упасть? — улыбнулась Елена. — Хорошее название. Но я позволю себе напомнить. Кто-то тут уверял меня не далее чем полгода назад про чудесные перемещения во времени, про обязательства перед будущими поколениями и всё такое...

— Время для предостережения ещё не пришло. Вот помру, тогда издадут посмертное собрание сочинений. Ты уж проследи, чтобы 'Долгую Зарю' обязательно включили.

— Ты, Иван, такие разговоры прекрати. Лучше послушай, что я сегодня узнала. Сейчас я тебе чайку плесну, да и расскажу одну занимательную историю.

Была я сегодня в нашей поликлинике, той, что от Академии наук, на очередном обследовании, но дело не в этом. Разговорилась с одной дамой наших лет. Тоже из наших, из учёных. Трудится в Институте у Коли Машкина, в секторе древней истории. Помнишь Машкина? Хотя откуда тебе его помнить. Ты же у нас экстерном всё сдавал...

— Да, и бог с ним с этим Машкиным, как всё это связано с романом-то моим?

— Машкин никак, а вот Маргарита оказалась женщиной совсем не простой. И хоть её фамилия Стерликова, но это по мужу, а в девках фамилия её была Суслова. Смекаешь, Вань, как нам повезло?

— Пока нет, знаешь, сколько на Руси Сусловых? — пожал плечами Ефремов. — Намекаешь, что она родственница Михаила Суслова? Того, что идеологией в ЦК заведует? Что-то я сомневаюсь... У наших небожителей вся родня лечится у кремлёвских медицинских светил.

Я уже навела справки. Это на самом деле сестра Михаила Андреевича. Тоже поначалу сомневалась, но выяснила интересный факт. Оказывается Суслов самый скромный из членов Политбюро. Никаких подношений, никакой непотии, я даже прослезилась. Всегда думала, что так не бывает.

13. СУМАТОХА СРАЖЕНИЯ

15 октября 1960 года. Москва. Петровка. Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). Михаил Суслов и Павел Романов.

Утро солнечное, по-осеннему довольно прохладное, не предвещало ничего необычного. Павел Константинович Романов ровно в девять прошёл приёмную, кивнул секретарше и собрался уже приступить к планированию предстоящего дня, как резко задребезжала кремлёвская 'вертушка'. Романов не любил такие моменты. Настроение его часто портилось на целый день, независимо от содержания разговора. Но положение обязывает.

— Романов слушает, — чётко бросил он в трубку.

— С комприветом, Павел Константинович! — Романов напрягся, голос в трубке похож на голос Суслова. — Суслов беспокоит.

— Здравствуйте, Михаил Андреевич, — 'правильно я догадался', отметил про себя Романов. — Рад вас слышать.

— Рад или не рад, это дело десятое. Понимаешь, Павел Константинович, какая оказия. Без тебя получается не обойтись.

— Весь внимание. Сделаю, всё что требуется.

— В марте у нас будет проходить Съезд. Надеюсь, ты об этом помнишь. Планируется принять новую программу Партии. Ты же в курсе? Читал проект программы?

— Это моя прямая обязанность. — В голосе Романова слышится удивление. Неужели его предложения дошли до ЦК... — Я не только читал, я предложения подал.

— Это ты молодец! Настоящий коммунист! Так и следует поступать. Партия всегда приветствует инициативу снизу. Но сейчас я не об этом. Павел Константинович, ты же постоянно работаешь с писательской братией. Знаешь их подноготную от и до?

— Иногда лучше бы не знал, — хмыкнул Романов.

— Проблема у нас в литературе. Программа Партии предполагает строительство коммунизма, а писатели на такие смелые планы никак не реагируют. Плохо работают мастера литературного цеха...

— Но причём здесь Главлит? — перебил Суслова начальник советских цензоров. — С такими задачами вам лучше в Союз писателей.

— Смотри, какой умный у нас товарищ Романов! — ехидно заметил Суслов. — Мы и туда обращаемся, а как же. Константину Александровичу задача поставлена. Но есть мнение, что из-за преклонного возраста товарищ Федин не понимает всей грандиозности задачи, поставленной перед инженерами человеческих душ.

— Но мы-то как можем... — недоумевал Романов, опять перебивая собеседника. Он не мог понять, чего от него хочет всесильный идеолог.

— Не перебивай, Павел Константинович, я всё объясню. Какой ты шустрый, вот что значит молодость.

Романов в свои сорок семь совсем не считал себя молодым и не понимал старшего товарища.

— Вот и наши писатели не понимают задачи партии. Им бы всё в чувствах ковыряться, или прошлые подвиги воспевать. А задача у нас стоит важнейшая. Через двадцать лет мы должны, кровь из носу, коммунизм построить, а никто не представляет, что это и как же там люди будут жить.

— Михаил Андреевич, — взмолился Романов снова. — Цензура-то что может сделать? Мы же не в силах заставить писателя писать.

— Это ты правильно говоришь, — усмехнулся Суслов, — но я тебе сейчас всё расскажу, если ты меня перебивать не будешь.

Голос на той стороне провода прокашлялся.

— Есть у нас такой писатель Иван Ефремов. Он ещё и учёный неслабый, но это сейчас к делу не относится. Знаешь про такого?

— Конечно! Кстати, он как раз на тему коммунизма книжку детскую написал. Именно то, о чём вы сейчас говорили. Сам я не читал, это из четвёртого отдела мужики занимаются. Я сам-то фантастику не очень.

— Павел Константинович, ты почитай, я тоже сначала думал, что какой-то детский сад, но оказалось, что очень своевременная книга. У товарища Ефремова есть ещё одна книга такого же плана. Похоже на продолжение. Я прочитал. Там, конечно, много что надо поправить, много выбросить, что-то вставить, но в целом надо, сделать так, чтобы новая книга товарища Ефремова вышла в свет, желательно в следующем году!