Земля! Месть проигравших

Он сам не знал, почему его потянуло на улицу. Должно быть, просто не находил себе места. На какое— то время он не забыл, нет, но отстранился от всего, что произошло за эти безумные дни: лихорадочная подготовка к эвакуации, напряжение всех сил в попытке помочь земным союзникам и, наконец, ожидание результатов самоубийственной атаки, страшное нервное напряжение... Мозг и душа просто не могли вместить и пережить сразу так много, и сейчас он испытывал лишь обычное облегчение, что все закончилось благополучно, наслаждался теплом и вдруг пришедшим покоем. А настоящая боль и скорбь по погибшим драуни и людям придут позже.

А вокруг взбесившимся океаном бушевало, плясало и шумело веселие, поглощая и разрушая тихую жизнь Эктелиона, обычно погруженного в благостную спячку. Драуни, в праздничной одежде, смеялись, подпевали летящей над толпой музыке, пританцовывали на ходу; блистали праздничными огнями дома. Ветер отовсюду нес беспечный детский смех, игрался привязанными к фасадам зданий пестрыми лентами.

В один момент все это: и радость и счастливые лица соплеменников стали ему неприятны. Жгучая обида царапнула сердце: они живы и счастливы, а племянница, единственная племянница потеряла мужа... Герой, Демоны бездны какой герой...

Остановился посреди веселящейся толпы, не замечая недоумевающие лица прохожих. Его узнали, но подойти и узнать в чем дело, почему такое мрачное лицо, никто не решился.

Единственная такая диковинная пара на Вселенную. Как жалко девчонку, я же видел, как она любит его. Такое не скроешь.

Вяло удивился, что не чувствует ни боли, ни тоски. Ничего не было, кроме злости — холодной, рассудочной, непримиримой. Где-то там, во Вселенной скрываются соргисы... но с этим потом. Долг прежде всего. Сейчас надо узнать, что у союзников, а потом разговор с профессором Амросом, очень важный разговор. Он повернулся и отправился назад.

Вернулся домой и, устроившись в кресле-капле лицом к стене, приказал домашнему искусственному интеллекту показать земные телепередачи. Сначала российские.

Стена протаяла, появилось изображение телестудии и комментатора — одного из самых популярных на одном из центральных каналов. Человек разглагольствовал с необычайным хладнокровием и уверенностью:

'... российские астрономы из Пулковской обсерватории подтвердили, что незваный 'гость' Солнечной системы перестал подавать признаки жизни. Плазменный хвост фотонного корабля исчез, что косвенно подтверждает информацию драуни о том, что сражение в районе пояса астероидов выиграла объединенная эскадра обитателей планеты Таламаши и людей. Таким образом угроза Земле, по крайней мере временно, снята. К сожалению более точных и определенных сведений, пока получить не удалось.

В Москве, очевидно, полагают, что в создавшейся ситуации, — а у нас нет официального заявления от представителя Совета кланов драуни господина Саэроса, — едва ли возможно прийти к более обоснованным выводам, и лишь после этого, вероятно, будет обнародовано какое-либо официальное заявление российского правительства.

Таким образом официальной реакции пока нет: что делается за кулисами, можно только догадываться'.

Примерно такие-же настроения царили и в средствах массовой информации остальных земных государств. Только в Китае и Японии делали акцент об атаке камикадзе на фотонник соргисов, а в Европе и в Америке говорили, что сама атака Земли произошла из-за прибытия обитателей Таламаши.

Совсем иное настроение господствовало среди народов планеты. Новость повсеместно вызвала бурю восторга. Интернет взорвало обсуждение звездной битвы и ее последствий. Красная площадь в Москве заполнила шумная, ликующая толпа; в Нью-Йорке стихийно возникли манифестации, по улицам двигались праздничные шествия. Во всем мире в церкви и храмы стекался народ, спеша вознести благодарственные молитвы.

Перед вестью о том, что страшная угроза Земле миновала, народы были не склонны учитывать какие-либо привходящие обстоятельства и предполагаемые осложнения. Все это показывало, в каком страшном и тягостном напряжении жило до сего дня человечество.

Амрос — глава клана Кримжур, прибыл точно в час раздумий — когда его и попросил приехать Линдирор — профессор отличался пунктуальностью, какую люди назвали бы 'прусской'. Стремительно вошел в зал раздумий. Хозяин коттеджа сидел в кресле-капле у низенького, в пол, столика с двумя крохотными чашечками и с сосудом из драгоценной белой глины, с дымящимся матэ (безалкогольный напиток — отвар кофеиносодержащих ягод), посредине, наполнявшим зал чуть терпким ароматом.

Амрос слегка склонил голову и тут же гордо выпрямился, высокий, как корабельная мачта, тонкий стан. Несмотря на возраст и седую гриву волос по плечи, в нем чувствовалась немалая физическая сила и стальная воля, а в непроницаемом лице, словно у изображения верховного Демона бездны — Ороса, недюжинный ум.

Хозяин коттеджа в знак приветствия ответно склонил голову и предложил присесть.

Дождавшись, когда профессор расположится в кресле-капле, выпрямившись будто айконэ (дальний потомок земной березы, произраставший в экваториальной зоне Таламаши), предложил чашечку матэ. Собеседники обменялись несколькими ритуальными фразами, почти обязательными при встрече равных, ну почти равных — положение Линдирора лишь немного выше чем у собеседника. Фактически — первый среди равных. На этом Линдирор счел долг вежливости исполненным, а разминку законченной.

— Еще матэ? — спросил небрежно и, получив согласие, подлил в чашечку посетителя напитка потом себе и, будто между прочим заметил, — у меня имеется любопытное послание, касающееся, в том числе и вас, не желаете ознакомится?

Взгляд профессора потемнел:

— Так вот для чего вы меня пригласили... — голос такой-же спокойный, с ноткой снисходительности, за что Амроса многие, мягко говоря, не любили, не изменился, — ну что же, если это касается меня, то давайте посмотрим.

Глава совета кланов перебросил по местной сети профессору Амросу предсмертное признание его доверенного помощника по имени Норин и откинулся в кресле-капле. Поднял чашечку матэ, с видимым удовольствием глотнул горьковатого напитка, с интересом наблюдая из-под полуприкрытых ресниц за собеседником.

Когда профессор открыл глаза, он казался чуточку смущенным словно подросток, пойманный на запретном. Вообще-то он хорошо владел лицом, как и подобает главе клана и опытному администратору, но сейчас явно пребывал в некотором смущении, которого не сумел скрыть, но еще несколько мгновений и по узким губам змеей скользнула язвительная улыбка.

— Недаром я споткнулся на ровном месте, когда шел сюда — права примета, — вежливо хохотнул, прикрывая рот рукой, — Уважаемый Линдирор, я ценю ваш сан, и, поэтому буду сдерживать свое возмущение. У меня вопрос к вам, вы меня что, шантажируете этой фальшивкой? — рука, как всегда, когда он говорил нечто важное, отбивала ритм в такт словам по поверхности кресла-капли и, этот звук невероятно раздражал главу Совета кланов, — Я в глубочайшем сомнении... Не знаю, что и думать — надеюсь, вы проясните ситуацию. Итак, я слушаю вас!

— А если и так, помилуйте меня Демоны Бездны, это не отменяет сути изложенных в послании фактов.

— Да бросьте! Совершенно очевидно, что ни один здравомыслящий драуни не поверит клевете!

Линдирор поджал губы.

— Вы утверждаете, что изложенные в послании вашего подчиненного факты — фальшивка? Это не так — я провел расследование и все изложенное в письме подтвердилось. Теперь у меня есть доказательства, что происшествия с Соколовым подстроены. Как вы, профессор, можете это прокомментировать?

Амрос несколько раз гулко ударил ладонью в грудь (жест аналогичный аплодисментам у землян), лицо вдруг стало неприятным.

— Никак, если даже Норин там что-то совершил, то мало ли что он мог совершить? Хотя я не верю, что письмо подлинное. В любом случае какая связь со мной? Я за проступки одноклановцев не отвечаю! — он поднялся, выпрямился, откинув плечи назад, взгляд победителя не отрывался от каменного лица Линдирора, — если у вас все, то я, пожалуй, удалюсь.

— Я бы не советовал вам уходить, — неожиданно жестко произнес глава Совета кланов. Амрос застыл, выражение его лица стало капризным, — Письмо Норин лично надиктовал искусственному интеллекту 'Сэнора дэл Ниестра' (искусственные интеллекты драуни не лгут — это запрещают системные ограничения, могут умолчать, но лгать — не способны) и тот подтвердил его подлинность. Так что это не фальшивка и автор послания Норин. И он свидетельствует, что вы интриговали против наших союзников и этим предали интересы нашего народа.

— Предположим, только предположим, что это правда и что? Якобы преследовал человека — в этом нет ничего недостойного. К тому же я клянусь родовыми цветами: красным и черным, что непричастен к преследованию этого человека!

— Нет, — помотал головой Линдирор, — не просто человека, а мужа ТОЙ, КТО ПРИМИРИЛА с людьми и, кто отдал жизнь в битве с соргисами. Кто фактически и выиграл ее! Это противно чести и недостойно главы клана. Лозунг вашего клана — Пэлиа? Рассеивать? А вы вместо этого сгущали тьму! И не оскорбляйте Демонов Бездны ложной клятвой — я не верю вам!

— Вот как... — с превосходством оскалился профессор, в глазах драуни мелькнула черная дичь, — Ну хорошо, что вы добиваетесь от меня? Говорите прямо!

— Я хочу, чтобы вы подали в отставку с поста главы клана Кримжур или я опубликую послание вашего помощника с моими комментариями.

— Ну ладно, — неожиданно Амрос успокоился, — попытаюсь объяснить вам мотивы моих действий и, надеюсь вы поймете меня и маленькое недоразумение будет исчерпано. Нас, драуни слишком мало, чтобы тратить силы на взаимную вражду, зато людей слишком много. Их миллиарды — а нас всего пятьдесят тысяч и, пример вашей племянницы доказывает, что мы можем раствориться. Все живое агрессивно и, если мы позволим себе смешиваться, то просто исчезнем, растворимся, как исчезает упавшая в речку капля крови. Не подумайте я ничего не имею против людей я просто забочусь о своей расе.

— Так вот значит в чем дело. Ваши старые заблуждения насчет гипотезы Амрос-Герея? У нас есть искусственные матки и запас генетического материала — когда дети подрастут сможем быстро увеличить свою численность. Но речь не об этом. Вы так и не ответили: вы согласны на отставку?

— Нет, категорически нет! Ни в коем случае нет! И на собрании клана я буду все категорически отрицать! Ваше слово против моего, кому поверит клан? Мой клан? А письмо... а что письмо, это просто месть подчиненного! — яростно произнес профессор, отвернулся, лицо побледнело.

Дверь скрипнула, и, резко повернувшись, профессор увидел, в открытых дверях генерала Бегаван.

Остановилась перед столом, она постояла молча, словно не зная, что делать дальше.

— Профессор, будет не ваше слово против слова главы Совета кланов, а ваше слово против слова Линдирора и моего! Я все слышала! Или вы подписываете отречение или клан Кримжур узнает о том, что его глава не имеет чести! — ледяной взгляд, которым мерила профессора генерал не оставлял сомнения, что она так и поступит.

Наступила тишина, столь полная, что, казалось, ее можно резать на пласты. То, что у разговора оказался свидетель и такой уважаемый, как Бегаван, совершенно меняло расстановку фигур.

Амрос застыл, несколько мгновений буравил собеседников тяжелым взглядом, потом выдохнул и будто сдулся.

— Давайте ваше отречение, — произнес тихо.

Спустя три дня после скандального отречения колонию потрясло новое происшествие. Не выдержав позора, хотя о нем и знали только трое драуни, профессор Амрос принял почетную смерть — бросился грудью на клинок.

Эпилог

Пять лет спустя. Марс, лето, чудная для оживающего Марса погода.

Хорошо протоптанная тропинка привела Аридэль с детьми на вершину холма. С высоты видны длинные, красно-коричневые волны песчаных барханов до горизонта, усеянные одинокими скалами и гигантскими глыбами, их миллионы лет тому назад, когда Марс был гораздо дружелюбнее к жизни, притащил гигантский ледник. Неутихающий ветер гнал по пустыне змеистые струйки песка и лохматил волосы. И маленький пятачок с сооружениями и группой людей внизу.

Сердце тоскливо сжалось. В этом году Аридэль впервые была здесь, Соколовы медленно пошли вниз. И впервые с детьми.

'Волны... как на Земле', — подумала Аридэль. Перед мысленным взглядом появились совсем другие волны — голубоватые, изумрудные, спокойные, они несли на гребнях сверкающие на солнце соленые брызги и ласковую, белоснежную пену, будто в огромной купальне под открытым небом, ярко-синим небом. Там они живые и, кажется, что волны нашептывают что-то белесым от пены языком прибоя... На Марсе родились свои небольшие моря, но они другие — злые, свинцово-темные, слишком грозные и ветреные — от них лучше держаться подальше.

Они спускались вниз по круто опускавшейся тропинке.

— Мам, а Сашка Солдатов сказал, ну из нашей группы, что я не человек и мне нечего делать среди людей, — произнес мальчик и зло сощурил русые бровки.

Девушка повернула алебастровое лицо к малышу, над сложной прической заплясали острые, 'звериные' ушки:

— Ты мне не рассказывал об этом, Ванюша! — произнесла с тревогой. Неужели сына в садике обижают? — Рассказывай, что произошло!

— Да он дурак. Короче, моя подружка... Риммка Тлявсурина... ну она как дала ему в глаз. Прямо в глаз! А потом ее папа сказал, что мой папа — спаситель человечества и, если он еще раз такое услышит, то накажет Сашку. Вот! — мальчик тряхнул рукой с зажатым в нем белоснежным букетом.

— А что тот? В смысле Сашка?

— А он заплакал как девчонка! Девчонка-печенка! — ответил мальчик с насмешкой.

— Сам ты печенка! — слегка шепелявя крикнула девочка и, зло сощурив лисьи глазки, пожалела, что мама запретила снимать маску и нельзя показать Ивану язык.

— Не ссорьтесь дети, — строго посмотрела на дочь девушка и повернулась к сыну, — А ты Иван, не обзывай девочек! А что воспитательница сказала?

— Марья Ивановна сказала, что Сашка не прав, но драться нельзя. Но некоторых бить можно! — добавил строптиво мальчик.

— Правильно сказала. А ты пообещай, что не будешь драться! — мальчик отвернулся, в чуть косых прорезях подсиненных миндалинах горячих глаз мелькнуло упрямство, — Пообещай, — повторила Аридэль с нажимом.

Мальчик посмотрел в строгое лицо матери и нехотя кивнул, некоторое время шли молча. Девочка бросила на брата ехидный взгляд, забавно скорчив в гримаске носик. Иван нахмурился.

Откуда-то с юга принесло изжелта-серые, грудастые, как древние парусники, тучи и закрыли солнце. Резко потемнело.

— Мам, а я полечу к звездам, когда вырасту? — неожиданно сменил тему разговора мальчик и посмотрел на маму с надеждой.

— Если захочешь. Все от тебя самого зависит. Через 15 лет первая экспедиция, ты успеешь повзрослеть и выучиться на звездолетчика, — рука на миг отпустила детскую ручонку и поправила белую повязку — знак скорби на лбу. Потом ласково провела по 'ежику' темно-русых, как у отца, волос.