Решение нашлось случайно. Среди посетителей одного из магазинов было несколько человек, очень любивших жаловаться на свою жизнь. Главным образом хозяину магазина. В один прекрасный день ему это надоело, и он заявил, что отныне причитания будет слушать только за плату. Как ни странно, те согласились. Другие посетители поначалу удивлялись такой расточительности. А жалобщики отвечали, что после этих монологов им становится легче. В итоге к хозяину магазина стояла целая очередь желающих поведать обо всех своих проблемах. Делец быстро смекнул, что много народу он сам не выслушает, и предложил посетителям выговариваться друг перед другом. А ему платить только за место.
Постепенно родилось правило, что если за столиком сидит один человек, то любой может занять место рядом. И выслушать все, что тот расскажет. А потом рассказать о своем. Причем чем меньше рассказчик знал человека, тем было лучше.
Позже появилось еще одно неписаное правило: все услышанное в говорильне должно оставаться только в ее стенах. Впрочем, когда говорильни появились в крупных городах на Бадуаге, это правило потеряло свою актуальность, так как там собеседники крайне редко оказывались знакомы друг с другом. Но как хороший тон оно сохранилось до сих пор.
Рассказ заканчивается, когда мы с Руеллом уже сидим за столиком в говорильне. В большом помещении, оборудованном множеством закутков, царит полумрак. Приглушенный гул голосов доносится со всех сторон. Изредка проходит официант, неся кому-нибудь напиток, чтобы посетители могли промочить пересохшее горло. Спиртные напитки здесь не приняты, еду тоже не готовят. Впрочем, я знаю, что существуют говорильни, где можно заказать и то и другое, но я туда никогда не пойду. Говорильня — это место для общения. А когда пьют вино и поглощают еду — это уже ресторан.
В современных говорильнях рассказывать о наболевшем необязательно. Люди приходят сюда просто пообщаться. А некоторые еще и познакомиться, в том числе с представителями противоположного пола. Все очень легко и непринужденно: понравился человек — можно продолжить знакомство, показался скучным — расстались навсегда. А кто-то проводит в такой обстановке деловые переговоры. Говорят, что это гораздо менее формально, чем в офисе и гораздо дешевле, чем в ресторане.
Мы с Руеллом рассказываем друг другу разные факты из истории своих планет, интересные особенности культуры. Мой собеседник, разменявший четвертый десяток, что на Бадуаге считается средним возрастом, уже успел посетить Лигурию, поэтому его можно считать бывалым путешественником. Я не спрашиваю, чем он занимается в жизни — для меня это не имеет значения. Как и моя профессия для него.
Рассказ Руелла о Лигурии я слушаю вполуха, так как у Земли с этой планетой очень тесные связи, из-за чего все стороны жизни лигурийцев у нас освещаются довольно подробно. Гораздо больше интереса я проявляю к рассказам про Бадуаг и Викс-Менив. Еще бы — это единственный на всю Галактику случай, когда высокоразвитые формы жизни появились на двойной планете. Изначально жизнь появилась на Бадуаге, но вследствие очень близкого соседства Викс-Менива она быстро добралась и туда. А через миллиард лет вслед за жизнью на Викс-Менив пришел и человек.
На обеих планетах из-за сильного взаимного притяжения происходят самые высокие в Галактике приливы и отливы. В экваториальной области в период отливов пересыхают целые моря. Гигантские смерчи — тоже постоянное явление. Они образуются из-за приливного воздействия на атмосферу. Тектоническая активность, вызываемая воздействием соседней планеты на кору, приводит к частым землетрясениям и извержениям вулканов. Все это в совокупности привело к появлению удивительнейших ландшафтов и форм жизни.
Обсудив чудеса планетологии и биологии, мы добираемся и до антропологии.
— Удивительная все-таки вещь, — говорю я. — Вот мы сидим здесь, родившиеся на планетах, отстоящих друг от друга на расстояние больше двадцати тысяч минд. И наши предки сотни тысяч лет жили на этих планетах, разделенные звездами и пустым пространством. Но при этом принадлежим к одному биологическому виду. Загадка, которой до сих пор нет внятного объяснения.
— Да, это загадка, — соглашается инопланетник. — Но в Галактике хватает загадок. Взять тех же Старших, например. Жили, как и люди, по всей Галактике — и вдруг исчезли. А до этого время от времени вмешивались в дела человеческой расы. Исчезли в тот момент, когда люди начали делать первые шаги в космос, когда лигурийцы запустили первые космические аппараты. С тех пор прошло полторы тысячи лет, поселения Старших опустели, и нам лишь остается гадать, кем они были и что с ними стало.
— А кто сказал, что они исчезли? — возразил я. — Тот факт, что мы их не видим, совсем не означает, что их нет рядом. В конце концов, с чего мы взяли, что Старшие — из нашей Галактики? Вдруг они прилетели с Пятна? И как только соседство с нами стало для них по каким-то причинам невозможным, эвакуировались домой. То, что даже в их поселениях мы не нашли ничего ценного, говорит о том, что они аккуратно замели следы, перед тем как покинуть Млечный Путь.
— Кто знает, кто знает. Может быть, все действительно так, и Старшие все еще наблюдают за нами, как они это делали на протяжении тысячелетий. А может быть, они нас и создали — такое возможно, хотя трудно представить, для чего это им могло понадобиться.
— Да кто вообще может понять Старших? — пожимаю в ответ плечами. — Даже внешнего вида их не знаем. Ни одного захоронения найти не удалось. Может потому, что они своих мертвых сжигали. Все что мы нашли — это остатки их непонятных механизмов и сооружений. А уж чем они жили, какие идеи двигали ими, кому они поклонялись — это вообще полный простор для фантазии.
— Вы, как я вижу, неплохо знакомы с темой Старших, — замечает Руелл.
— Да нет, — отмахиваюсь я. — Просто люблю интересные и таинственные факты. А всяких тонкостей я не знаю, не специалист.
— Все равно интересно. Это отличительная особенность крунийцев — повышенная любознательность в различных сферах деятельности. Видимо, поэтому вы так преуспели в прикладных науках.
Я морщусь при слове "крунийцы". Дело в том, что на лигурийском "круни" означает "недоразвитый". Правда, значение это имеет нейтральный окрас, простая констатация без всякого унизительного подтекста. Когда в середине прошлого века первый лигурийский исследовательский корабль прилетел к Земле, уровень цивилизации исследователей не впечатлил, отчего и появилось такое название.
Понятное дело, что землянам это имя совершенно не нравится. Специально из-за этого в лигурийский после консультаций с землянами ввели слово "Геон", образованное от латинского "геос". Однако "геонцами" землян до сих пор мало кто называет. Привычка — страшная сила.
Внимательный Руелл снова угадывает мои мысли и тут же приносит извинения и просит не обижаться. Разумеется, я и не думаю обижаться, так что разговор продолжается. Я подхватываю тему специализации планет Восьмерки Развитых — здесь всегда есть что обсудить и о чем поспорить.
Под "специализацией" в данном случае понимают определенную область деятельности, а также определенный набор наук, в которых больше всего преуспевают жители планеты. Происходит это, как правило, в силу культурных особенностей, дающих преимущества в одних областях и тормозящих другие. Например, считается, что на Земле быстрее всего развиваются прикладные науки. На Шилине — все, что связано с биологией. Бадуаг славится своими психологами. Лигурийцы сильны в социальных науках, включая экономику. Криссиане очень любят фундаментальные науки, а милитаристы дожвелигнийцы, разумеется, не признают ничего, кроме военных дисциплин. Лучшие исгеры — это прегетяне, зато аналитиков более въедливых, чем рабенийцы, найти трудно. Но это совсем не значит, что, например, среди шилинцев нет хороших аналитиков. Они есть и вполне востребованы. Дело именно в том, к чему больше всего лежит душа у местного населения. Разумеется, ничего генетического тут нет, все упирается в общественные традиции. Посели молодого прегетянина среди дожвелигнийцев, воспитай его по их правилам, и, глядишь, через некоторое время получишь отличного военного стратега.
За разговорами проходит часа два. Я неожиданно обнаруживаю, что уже довольно поздно, а мне ведь завтра с утра на работу. Руелл тоже с сожалением отмечает, что ему пора возвращаться в гостиницу. Расплатившись за столик, мы покидаем говорильню и выходим на улицу. На небе уже весело мигают звезды, инопланетник некоторое время любуется на них.
— Вы знаете, это очень интересное занятие — разглядывать звезды, особенно когда находишься в другом мире. Удивительное у вас небо, более богатое, чем у нас. Вы ведь находитесь гораздо ближе к центру Галактики, чем мы, поэтому поблизости звезд гораздо больше. А что творится ночью на Лигурии! Я сначала думал, что сойду с ума, когда впервые увидел этот безумный ночной небосвод. Там безоблачная ночь ненамного темнее, чем день. Жаль, что у нас нет такого великолепия.
Я возражаю Руеллу:
— Ну, не все так страшно. Наверняка же есть что-то, что у вас лучше, чем у нас.
Тот осматривает еще раз небо и отвечает:
— А ведь вы правы. Я совсем забыл про спутники. Спутник вашей планеты, честно говоря, выглядит совершенно невзрачным в сравнении с Викс-Менивом на небе Бадуага или Бадуагом на небе Викс-Менива. Пусть наш Викс-Менив с Бадуага ненамного крупнее вашего спутника, но он настолько красив, что не передать словами! Видны голубые океаны, зеленые равнины и леса, облачный покров. А в неосвещенной части хорошо заметны звездочки мегаполисов. Да, ни у кого в Галактике нет таких потрясающих планет-спутников на небе!
Мне становится немного обидно за старушку-Луну. Я уже собираюсь рассказать ему про потрясающий вид с нее на огромную Землю, но потом меняю свое решение. Ну и что, что с Луны вид прекрасный? Все равно им любуется только несколько тысяч человек, живущих на лунных базах. Впрочем, даже из живущих на Луне Землю видит только половина. Те базы, что находятся на обратной стороне нашего естественного спутника, лишены этой возможности. Да и персонал-то поголовно сменный — постоянных жителей на Луне не водится.
Налюбовавшись небом, Руелл поворачивается ко мне.
— Большое спасибо за интересный вечер. Не уверен, что мы с вами еще когда-нибудь увидимся, поэтому прошу принять от меня на память небольшой сувенир.
С этими словами он лезет в нарукавный карман и вытаскивает оттуда небольшой невзрачный камушек на цепочке из какого-то белого сплава.
— Это камень с вершины самой высокой горы Викс-Менива — Вулласн. Ее высота — девять с половиной тысяч метров. Находиться на ней без кислородного снаряжения можно только в момент атмосферного прилива, да и то после долгой адаптации. Я подобрал этот камень, когда стоял на вершине. Я вдыхал чистейший горный воздух и смотрел на Бадуаг, висевший над головой. Не знаю почему, но мне хочется подарить его Вам. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете увидеть это все своими глазами. И вспомните о нашей встрече.
Я благодарю Руелла и беру камушек. Вроде камень как камень, но это камень из другого мира. Мира, где я, увы, никогда не побываю. Тут я вспоминаю, что мне нечего подарить инопланетнику в ответ. Он лишь улыбается, объясняя, что ничего и не требуется. И выражает надежду, что мои проблемы уже не кажутся мне такими страшными, как были до нашего знакомства. Я смеюсь в ответ — настроение и правда неплохое. Так мы и расстаемся.
— Глава 7. "Веер смерти" Неунов
Планету Рисад открыли давно, но долгое время она оставалась незаселенной, несмотря на то, что относилась к "зеленой группе". Высшими коренными организмами там были холоднокровные животные наподобие земных рептилий, но больше ничего интересного на планете не нашли. Находилась она на периферии Галактики, поэтому заселять ее не торопились.
Интерес к планете появился только тогда, когда планеты Пятерки Развитых начали торговать с Бадуагом. И тогда обнаружилось, что Рисад находится примерно посередине между Бадуагом и Дожвелигном. Однако в качестве перевалочной базы эта планета была нужна только Дожвелигну, но ему бы пришлось спорить из-за нее с Лигурией, находившейся от Рисада на таком же расстоянии. Если бы дело происходило после Санованской войны, то у лигурийцев никто и спрашивать бы не стал. Однако столкновение интересов началось еще до формирования Тройственного Союза, поэтому дожвелигнийцы не рискнули вступать в открытый спор. А лигурийцев Рисад не интересовал, поэтому он так и стоял незаселенным. До тех пор, пока там не появились вольные.
Нет, это были не пираты, а так называемые "мирные" вольные, блуждавшие по звездным системам в поисках редких минералов и артефактов. Но с гораздо большей прибылью эти вольные торговали информацией, добытой в ходе путешествий по Галактике. Они продавали данные об исследованных звездных системах, а также координаты месторождений ценных материалов. Не брезговали вольные и шпионажем, раскрывая чужие тайны всем, кто был готов их покупать. Причем к столь щекотливыми услугам вольных прибегали все планеты без исключения. Лишь после Санованской войны Лигурия и Земля по понятным причинам отказались от подобной практики.
Блуждая среди звезд на полностью автономных кораблях, вольные тем не менее ощущали объективную потребность время от времени высадиться где-нибудь и хотя бы ненадолго покинуть опостылевшие им отсеки. Поскольку на обжитых планетах им никто не был рад, то в их распоряжении оставались только "дикие" планеты "зеленой группы". Причем миры, в которых уже обитали представители человеческой расы, пусть и находящиеся на низших ступенях развития, тоже отпадали. Восьмерка Развитых зорко следила, чтобы "младшие братья" по биологическому виду не подвергались притеснениям. Так что неудивительно, что вольные облюбовали не занятую никем планету "зеленой группы". Очень скоро там появились постоянные поселения тех, кому надоело скитаться по космическим просторам. Там же селились неудачники, по тем или иным причинам потерявшие свои корабли. В таких местах возникло великое множество притонов, к которым тут же устремились вольные, желающие отдохнуть и освободиться от излишков накопленных средств.
Ни Дожвелигну, ни Лигурии такое положение не нравилось. Однако лигурийцам, как это ни цинично звучит, на самом деле ситуация была выгодна. Во-первых, теперь Дожвелигну для освоения планеты потребовалось бы выгнать с нее вольных — а значит потратить на это немало сил. А во-вторых, что более важно, из-за появления этого притона рядом с маршрутами кораблей, идущих между Дожвелигном и Бадуагом, большая часть грузопотока поневоле переориентировалась на обходной маршрут, через Лигурию. Звездолетчикам не очень-то хотелось приближаться к Рисаду, вокруг которого в большом количестве стали роиться вепраты. Пиратам тоже хотелось время от времени отдохнуть от набегов и заодно избавиться от награбленного.
Вот так и получилось, что Рисад стал главным притоном в Галактике. Некоторое время эта планета даже считалась столицей вольных, пока пальму первенства не перехватила Авиде, которую Союз отдал поддержавшим его вепратам. В итоге к настоящему времени пираты в гораздо меньших количествах посещали Рисад. Планета осталась во власти "мирных".
