Атолл

— Иди сюда, — позвал я Терминатора, когда мы уже пробирались по россыпи засохших кораллов.

— Ну?

— Как дети? Нам предстоит преодолеть немало трудностей. Что о них скажешь?

— А что говорить!? Малявки! — Саня гордо выпятил грудь. — Фанат и Фридрих — полнейшее дерьмо. Сдадут и морду набьют. Что, один раз, мне и сделали. Только в школу меня перевели, как на стадионе ногами чуть почки не отбили. Показывали, кто здесь главный. А у меня спрашивать не надо было? Знал я, кто в этой школе главный, только зачем бить меня нужно было!? В общем, дядя Конкистадор, я не против их. Я вообще не хочу никому ни про кого ругаться. Но расскажу, что знаю. Чтобы потом проще было нам всем. Так вот — они пугливые, так что бояться их не стоит. Девки. Цыцка, Фернштейн и Кукоцкая. Первая понятно — размер у неё ни как не меньше четвёртого, — с видом знатока сообщил Терминатор, — Фернштейн тормознутая какая-то. По двадцать раз у неё чего переспрашивать приходится... Ну а Кукоцкая — это вообще казус!

— И в чём казус? — перебил его я.

— В том и казус, что никто объяснить его не может. — Мутно ответил Терминатор. — Да, и про четвёртую забыл сказать — Митохондрия. Забыл, потому что никогда она ни с кем не разговаривает и не дружит. Как-то сама по себе тусуется. Мы в классе её даже не замечаем. Никакая, короче.

— Потом, — продолжил Терминатор, — Богомол. Богу он совсем не молится. Как и Митохондрия — молчит, никого не трогает, ни с кем не разговаривает. Один блатной из класса решил устроить Богомолу взбучку. Там же — на стадионе. Никто не знает, что случилось, но тот блатной к Богомолу ближе пяти метров подходить боится до сих пор.

— Неплохая компания у нас собралась, — сам себе сказал я, — есть хочешь?

— Очень. — Признался Терминатор.

Я остановил детей и приказал им укрыться в тени кораллов и отдохнуть. Показал Терминатору, Малявке и Шестёрке, как нужно охотиться на птиц, и вскоре на моём зонтике, который я взял с лагеря, коптилось несколько птиц. Оказалось, что прокормить такую ораву растущих организмов совсем не просто. Жрали, что дурные — даже я в себя столько не впихивал.

Переночевали на камнях. Я был очень удивлён, что в первую (точнее, почти во вторую) ночь дети не жаловались. Неужели моя правящая верхушка успела провести среди них агитационную работу? Не думаю. Скорее дети поняли, во что они вляпались. Детская психика очень пластична — они восприняли это как данность.

Утром мы дошли до океана, и я начал разматывать верёвку:

— Шестёрка, обмотай другой конец верёвки об валун. Похоже, нам придётся оставить её здесь.

Цыцка подошла к высокому обрыву, и, невольно, отшатнулась.

— Я не смогу спуститься туда, дядя Конкистадор.

— Тебе поможет Терминатор.

— Я не смогу...

Блин, подумал я, как всё хреново! Увести этих детей, я увёл, а то, что они пока не совсем способны лазить по скалам и спускаться по верёвкам я абсолютно не подумал. Ладно. Что сделано, то сделано.

— Свяжем и спустим, — грубо сказал я Цыцке. — В конце концов — можешь возвращаться обратно.

— Лучше — свяжите. — Тихо сказала она.

А не за много ли я на себя беру!? Фиг с ним — меньше не станет.

Цыцку взял с собой Богомол. Видно он был маньяк, но Цыцке нравилось. Они там даже задержались на половине спуска. Минут на двадцать. Ясно дело — годы молодые.

Следующей трудностью оказалась Фернштейн. Посмотрев на высоту, она начала подавать рвотные позывы, которые, спустя момент, полностью подтвердили причины, их вызывавшие. Она боялась высоты.

— Дядя! Не заставляйте меня это делать. — Попросила она.

— Никуда ты не денешься, — объяснил я и крикнул клич в толпу, — Бойцы!? Кто Фернштейн решится вниз спустить?

Сразу нарисовался Шестёрка и Фанат. Видно, у них была какая-то конкуренция за эту девчёнку.

— Шестёрка, — пора своих продвигать, — доверяю это дело тебе. — Не справишься — прирежу.

Это я — чтобы подыграть конкуренту.

Шестёрка подскочил к Фернштейн, долго крутился, не в силах её обнять и прижаться к её телу — а без этого спуск был невозможен — но, в конце концов, они, счастливые, отчалили вниз.

После всей этой возни я остался на обрыве один. С Митохондрией.

— Ну что? Вниз не боишься!? Бодро спросил я.

Она подошла, и выставила передо мной свою раскрытую ладонь.

— Линии видишь? — спросила она.

Я инстинктивно наклонился ближе к ладони, чтобы всё рассмотреть. И получил этой ладонью по лбу.

Хорошо, что я держал в руках верёвку. Как мне показалось, я ободрал кожу до костей. Как минимум, я проехался на верёвке метров двадцать. Потом остановился, упёршись ногами в скалу. Потом до меня медленно и вкрадчиво доползла мысль, что если Митохондрия выдавала себя за кого-то, и если она желает моей смерти, то ей ничего не стоит верёвку эту перерезать. Обвившись ногами и руками так, чтобы поверхность соприкосновения меня и верёвки была как много больше, я быстро заскользил вниз.

— А где Митохондрия? — тут же спросил Терминатор.

— Сложный вопрос, — ответил я, осматривая детей, сгрудившихся на скале, что выпирала из воды, — видимо она к нам не спустится уже никогда.

Сам я держался за подводное основание этой скалы. Поверхность была очень скользкой, и удержаться было непросто. Прибой постоянно пытался содрать меня с этой скалы. Я посмотрел на океан, и меня действительно содрало. От неожиданности.

Там, в океане, был виден остров. Сколько раз я всматривался в океан, но острова ни разу не видел. А теперь он был. Отсюда хорошо была видна зелёная растительность, остров покрывавший.

— Давно он здесь? — спросил я Малявку, которая спускалась к воде, чтобы помочь мне выбраться из воды.

— Кто?

— Остров.

— А! Остров. Он перемещается. — Малявка подала мне руку.

— Малявка, — выругался я, — ты весишь вдвое меньше меня. И ты пытаешься вытащить меня из воды. Тебе это не кажется нелогичным?

— А хрен его знает. — Совсем по-взрослому ответила Малявка.

Я, как мог, вцепился в скалу и вытащил таки своё тельце из воды.

— Что значит движется? — сразу спросил я у Малявки.

— Да ничего не значит. Когда мы спускались сюда он был в одном месте, — ребёнок направил палец на какую-то точку в океане, — а сейчас он в другом. Значит остров движется.

— Или движется наш остров, — встрял Терминатор. — А не тот.

Я вспомнил, как от того, как почва у меня под ногами дёрнулась, мы с Саней свалились на песок. И почему-то подумал, что, скорее всего, поплыл именно наш атолл.

— Красота! — сам себе сказал я.

— Да, — подтвердила Малявка, — действительно — здесь очень красиво.

Итак — десяток детей, ютившихся на скале. Не все они, вероятно, умеют плавать. А нам, до корабля, плыть и плыть. Насколько я помню последнее путешествие, то иногда заплывы были больше, чем по сто метров. Хорошо, что море здесь всегда спокойное. Можно сказать — вечный штиль.

— Кто из вас плавать умеет? — громко спросил я.

Как ни странно, руки подняли все.

— Тогда поплыли, — буркнул я, указав в сторону следующей скалы, выпиравшей из воды.

Как оказалось, Фанат и Цыцка плавать не умели совершенно. Подняли руку, чтобы не быть белыми воронами. Однако при помощи Малявки и Шестёрки, которые плавали очень здорово, мы их доставили.

Меня всё больше и больше одолевала депрессия. Мне казалось, что я взял на себя то, что не потяну. Дети — большая ответственность, даже если они не твои. Чёрт, как не хватает сестры по оружию. И где она?

— Кушать хочется! — пожаловалась Фернштейн.

Я растерялся.

Птицы сюда не спускались. Однако были всякие мидии и беззубки на скалах. Я подсказал детям, где искать еду, и они мгновенно очистили основание скалы, на которой мы сидели. Этого было мало. И, хуже всего, у нас закончилась пресная вода.

— Пейте морскую, — распорядился я, когда дети начали реветь, — только маленькими глотками. На некоторое время это помогает.

Я думал, что переход до корабля мы сделаем за день. Как мы с Пятницей когда-то сделали. Ага. Я посмотрел на наши дела и понял, что, как минимум, за три.

Уже темнело, а дети всё равно полезли в океан пить воду. Глядя, как они отплёвываются, как их тошнит, мне стало совсем плохо. Я, конечное, тоже хотел пить, но глядя на них... Ни пить ни есть мне уже не хотелось.

— Завтра мы дойдём до корабля, — соврал я детям, — там всё будет.

— Я хочу к маме. — Внезапно сказал Богомол.

Я не сказал абсолютно ничего. Потому что не знал, что сказать.

Я даже и не думал, что мне удастся заснуть под плачь детей.

Утром всё немного изменилось. У детей исчезли качества детей. Всё, к чему у них сводились все цели жизни — это пресная вода. И я им дать её не мог. А они, с надеждой, смотрели на меня.

Этот день мы тоже провели без воды. Дети увядали прямо на глазах. Они даже есть не просили. Тупо переправлялись от скалы к скале.

На третий день настал знаменательный момент. Мы должны были доплыть до корабля.

Мы то доплыли.

Корабля не было.

Ничего не оставалось делать, как высадить детей на каменный уступ, с которого начиналась пещера, ведущая вверх на, так сказать, третий уровень. Как только высадились, сразу почувствовал идущий из пещеры влажный воздух. Сразу и вспомнил Саню — он ведь как-то почти неделю среди этих скал жил! И, судя по всему — не бедствовал. А значит, вода в наличии обязательно должна быть.

Не смотря на то, что уже практически стемнело, я решил исследовать внутренности пещеры на предмет наличия воды. Какая разница, если и внутри пещеры и снаружи одинаково темно? Детям настрого приказал оставаться здесь и ждать меня, а у Цыцки с Фанатом забрал связки пластиковых бутылок, которыми я их обвязал, чтобы не утонули при переправе от одного острова к другому.

Пол пещеры был явно искусственного происхождения. В свете последнего лучика солнца я даже уловил краем взгляда еле заметный металлический блеск. И ещё — в пещере было жутко холодно, так что передвигаться на корточках, как я планировал заранее, не получилось — ладони и колени мгновенно задубели. Поэтому пришлось передвигаться 'Аля Homo erectus' — держась за шершавую каменную стенку.

В этой мёртвой тишине и темноте меня начали посещать довольно нехорошие мысли — а имел ли я право ради своего эгоизма обрекать на столь опасное и практически безнадёжное путешествие детей? Мне то, честно сказать, на самого себя было глубоко наплевать. Но у этих детей есть мечты, надежды, планы. Я сам был не уверен, что куда-то дойду. Даже если бы нашли наш потерявшийся корабль. Так зачем было брать с собой этих детей? Хотелось сказать самому себе, что в Сане у всё-таки усмотрел что-то пугающее и страшное. Такое, что заставило мои инстинкты увести детей от него. Но, всё-таки, надо признаться самому себе, что я сам себя обманываю, чтобы дать оправдание своим поступкам.

— Ну и сволочь же я, — под нос буркнул сам себе, — завтра возвращаемся обратно. Рисковать собой я имею полное право. Ими — нет.

Господи — взрослый человек, а поддаюсь на какие-то мимолётные эмоциональные всплески. Я продолжал корить себя. Это чтобы из-за ссоры с Саней такое выкинуть!?

Однако задворки сознания подсказывали мне, что я всё сделал правильно. Отнюдь не из-за самооправдания. И сознание мне упорно указывало на Митохондрию, которая, как пить дать, тоже имела ко всей этой мутной истории какое-то отношение.

Мои размышления оборвала капель. Честно сказать, зная уже немного особенности этого атолла, я ожидал здесь встретить ледяной ручей, который был фирменной фишкой острова. Оказалось — нет.

На звук я вытянул в темноту руку, и почувствовал, как об горячую поверхность ладони ударилась ледяная капля воды. Поднял ладонь выше и очень больно обо что-то укололся. Наверное — до крови. Не знаю. Мокро было везде и ничего не видно. Аккуратно ощупал то, с чего капала вода, думая, что наткнусь на какой-нибудь сталактит. Но сталактит оказался на диво идеальной формы — аккуратный гладкий узкий конус, переходящий сантиметров через двадцать во что-то напоминающее пластинчатый радиатор. И в этой пещере постоянно был влажный ветер. Не сказать, чтобы в ней пахло пресной водой — скорее морем. Создавалось впечатление, что воздух 'пробулькивается' через морскую воду, насыщается влагой и проходит через такой своеобразный радиатор. А судя по капели — радиаторов таких в пещере было не меньше тысячи. Звон капелек сливался в одну гипнотизирующую мелодию, напоминающую толи скрипку, толи альт. Иногда мне даже слышались какие-то голоса. Понятно — в таком дурдоме всё что угодно может показаться. Но голоса упорно что-то говорили! Я ещё раз вслушался и упорно решил отгонять от разума всю эту дребедень. Сюда бы какого-нибудь медиума или ламу — вот им бы здесь был простор для медитации. А у меня внизу десяток детишек, которые помирают от жажды. Кстати, по моей же вине. Так что некогда мне медитировать. Надо было как-то набрать воды. Источников — более тысячи. И капли от каждой из сосулек падают с периодичностью одна капля в минуту. Я располагаю полусотней пластиковых бутылок с узким горлышком. Двигаюсь только на ощупь. Короче — лучше ситуации и не придумаешь!

Я присел на колени и начал ощупывать пол. Дренаж! На полу я нащупал сотни миллиметровых дырочек, сквозь которые сразу же просачивалась сконденсированная вода. Кстати — вырисовывается некая система — возможно из этого дренажа вода и поступала в те ручьи — на поверхности и в другой пещере. Только где-то под землёй она охлаждалась ещё больше.

Но Саня ведь как-то мог пользоваться этой водой? Навряд ли он бегал от сосульки к сосульке, чтобы поймать в темноте ртом каждую падающую каплю?

Тут я решил убить одним выстрелом двух зайцев. Я, конечное, взрослый мужчина, но пить мне хотелось не меньше, чем детям. Именно поэтому, первое время, не в силах себя сдержать я инстинктивно широко открывал рот, реагируя на влагу. Естественно, что те жалкие капли, что туда попадали, скорее злили меня, нежели утоляли мою жажду. Поэтому я...

Поэтому я принялся лизать пол. Он был достаточно мокрым. И это радовало. Хоть и жутко холодные капли неприятно хлопали по спине — я терпел. И, поверьте, плевать мне сейчас было на всякие яйца аскарид, цисты бактерий и прочий микроскопический бред. Заодно я языком, как почти самым чувствительным по осязанию и вкусу органом человека, исследовал дренаж. Вылизав приблизительно пять квадратных метров пола я почувствовал во влаге вкус чего-то совсем другого, нежели дистиллированной воды. Покрутившись в темноте около этого места обнаружил, что одна из дырочек дренажа чем-то заткнута. Выдернул её зубами и ощупал не огрубевшими подушечками пальцев — мизинцами. Не распознал. Губы, как оказалось, для такой идентификации, подходят намного лучше.

Похоже — это была маленькая заточенная бамбуковая палочка. Причём заточенная специально для того, чтобы заткнуть такие дренажные отверстия. Я начал лизать дальше, и наткнулся на целый лес таких палочек. С колен пришлось встать. Кололось. Под самодельными (из ботинок) босоножками палочки начали хрустеть и ломаться. Это не есть хорошо. Присев, я ладонью начал прощупывать границу поля 'заткнутых дырочек' и осторожно двинулся по её границе. Чувствовалось, что иду по полу дуге. В конце совсем потерял осторожность, так как левая моя нога встретила пустоту и я, пытаясь уцепиться за пол, только ободрал себе ладони. Слава богу, что высота, скрывшегося в темноте обрыва не превышала и метра, но это не помешало мне смачно приложиться о металлический пол головой.