По велению короля. 4-я книга Шпиона

— Для местных красоток я действительно подарок, в отличие от тебя, кривого недомерка. От меня ни одна женщина не уходила неудовлетворенной! Я говорю это прямо и открыто, как настоящий мужчина. Ты же вроде тоже мужчина, а значит, есть и в тебе сладострастие! Вот только кто тебе даст?! Хотя... — тут я взял паузу и зале, неожиданно для меня, наступила полная тишина, а затем ткнул пальцем в жезл, который сейчас сжимал в руке карлик. — Тебе, как я понимаю, прочищают твой задний проход эти два деревянных мужика!

Теперь в зале наступила гнетущая тишина. Похоже, по сводами этого дворца никогда не слышали грубой простонародной речи и теперь не знали, как ее воспринимать. Не давая шуту опомниться, я задал ему следующий вопрос. — А вот что ты, приятель, делаешь, когда хочешь женщину?

Шут не успел открыть рот, как я громко воскликнул: — Молчи, дурак! Дай угадаю! Судя по деревянным мужикам, твоя любимая женщина — это доска с дыркой! А теперь, шут, не стесняйся, поведай нам сокровенное! Ты, овладел своей любимой, когда она была еще девственницей?!

Когда до людей дошел смысл мною сказанного, тишина раскололась под мощным ударом всеобщего смеха. В этом времени существовали иные ценности, нравы были более простыми и грубыми, а сами люди открыты и не скрывали своих чувств, поэтому сейчас смеялись все — правитель Милана, придворные, священники, гости герцога, секретари, пажи и даже солдаты охраны кривили губы, с трудом сдерживая смех. Шут вскочил на свои коротенькие ножки и пытался своим писклявым голоском что-то выкрикивать, но его никто не слушал. То там, то здесь, были слышны выкрики: — Он долбил ее! Девственница! — которые тут же заглушались новыми взрывами смеха. Грубые шутки здесь были в почете. А когда шут вдруг неожиданно заплакал, всхлипывая и вытирая слезы, как обиженный ребенок, зал потрясли новые взрывы хохота. Правда, когда веселье стало стихать, посол, воспользовавшись моментом, попросил разрешения у герцога удалиться. Получив его, мы вышли из зала в сопровождении одного из секретарей правителя Милана, который за дверью вручил нам охранные грамоты, скрепленные подписью и печатью герцога. Пройдя по освещенному солнечными лучами, красивому мозаичному полу, мы спустились по широкой мраморной лестнице, прошли мимо неподвижно застывшей стражи, в начищенных доспехах, и вышли из дворца.

Посол, далеко не дурак, бросил на меня сердитый и вместе с тем оценивающий взгляд, после чего сказал: — Даже не знаю, хвалить тебя или ругать, Ватель. Хотя по мне, лучше бы ты удержал свой дурацкий язык за зубами.

Я придал себе виновато-простоватый вид: — Извините, ваше сиятельство. Не сдержался.

Я так сказал, но так не думал. Теперь я знал, что меня специально выставили на показ. Вот только зачем? К тому же, после того что произошло на приеме мне будет трудно остаться в тени, а значит, придется играть роль грубого, шумного парня с длинным языком, но себе на уме.

— Еще раз проявишь себя неподобающе, получишь подорожную и отправишься во Францию. Ты меня понял?

— Да, ваше сиятельство. Я все понял, — я коротко поклонился, придав лицу виноватое выражение.

— Свободен.

Тем временем слуги подвели нам лошадей. Послу подали карету, дворяне вскочили в седла и все вместе направились к особняку графа. Я посмотрел им вслед, затем вскочив на лошадь, направился в сторону постоялого двора.

ГЛАВА 12

Я неторопливо ехал по городским улицам, под любопытными взглядами горожан, думая о том, что произошло во дворце правителя Милана.

"Что это было? Проверка или досадная случайность? Если первое, то меня взяли в разработку или начали использовать в какой-то комбинации, а если второе, то пусть так и будет, сыграю роль простого парня, который не заморачивается светскими условностями. Но в любом случае надо быть настороже и ездить только в сопровождении Риккардо".

К тому же мой богатый жизненный опыт говорил о том, что следом за непонятными странностями приходит настоящая опасность, вместе с наемными убийцами или ядом в бокале.

Вернувшись на постоялый двор, я первым делом вручил Риккардо охранную грамоту, чему он открыто обрадовался. Он не говорил, а я не расспрашивал, что тот натворил такого страшного на своей родине, но по его словам, как в Венеции и Риме, а также еще в ряде итальянских городов и провинций, по сей день в отношении его действовал указ: найти и казнить.

Пока меня не было, телохранитель нашел таверну, где хорошо готовят, поэтому мы сразу отправились обедать, а затем, снова используя его в качестве гида, я отправился на прогулку по городу. По возвращении неожиданно наткнулся на ожидавшего меня, причем весьма недовольного подобным поручением, шевалье. Выполняя свои обязанности секретаря посла, шевалье вручил мне специальное, красиво оформленное, приглашение и маску для праздника, которые привез во французское посольство специальный посыльной из дворца герцога. Меня удивило, что в качестве посыльного использовали не слугу, а дворянина. На мой вопрос шевалье с кислой усмешкой ответил, что об этом его лично попросил посол после разговора с каким-то, разряженным как павлин, итальянским аристократом. При этом объяснении я тоже усмехнулся, но только про себя.

Ситуация начала проясняться. Да и маска, которую мне привез шевалье, говорила сама за себя. Она изображала лицо, разделенное на две части, которые были выкрашены в черную и белую краски. Если белая половина маски улыбалась, то ее черная часть злобно скалилась.

"Намек понятен. Значит, это была проверка. На меня посмотрели на приеме, после чего решили пообщаться, — так я определил ход с маской. — Только к чему такая спешка? Ведь во время бешеной скачки шею сломать недолго".

— А что, всем такие маски достались? — небрежно поинтересовался я у Жана.

— Нет, всем разные. А тебе что, она не нравится?

Я только пожал плечами. Когда посольский секретарь ушел, я подозвал телохранителя: — Поедешь со мной, Риккардо. И будь готов к неожиданностям.

Звуки музыки были слышны за сотню метров от дворца, а подъехав ближе, я увидел освещенный огнями дворец правителя Милана. Напротив здания стояло несколько десятков любопытных горожан, глядя с жадным любопытством, как съезжаются к центральному входу приглашенные гости, громко делясь между собой впечатлениями, узнавая и называя тех или иных особенно важных гостей, чье имя было на слуху у народа. Ближе людей не подпускала конная стража, растянувшись редкой цепочкой. Разряженные гости, выходили из экипажей, покрытыми золотыми и серебряными драпировками с гербами старинных дворянских родов; всадники спрыгивали на землю с лошадей, покрытых попонами с дворянскими гербами, оставляя их на попечение слуг, а сами медленно и важно шли к широко распахнутым воротам дворца, охраняемых стражей. Помимо охраны, у ворот стояло два гладко выбритых мужчины — секретаря, одетые в цвета Сфорца, с вышитыми гербами на груди, которые весьма тщательно проверяли приглашения, сверяя их со списками, держа их в руках. Выражения их сосредоточенных физиономий, как и каменных лиц солдат охраны резко диссонировали с радостно-возбужденным настроением гостей. Из-за ворот была слышна музыка, веселый женский смех и громкие голоса мужчин. Стоя в небольшой очереди у ворот, мне только и оставалось удивляться богатству и пышности маскарадных костюмов, а также богатой фантазии итальянских дворян. На мне была двухцветная маска и парадно-выходная одежда, которая выглядела не в пример строже и проще пышных нарядов итальянской знати, но качество материала и драгоценности должны были сказать любому дворянину, что перед ним весьма состоятельный человек. В дополнение к костюму я был перепоясан узорчатым поясом с золотыми бляшками, на котором висел кинжал, чьи ножны и рукоять были инкрустированы золотом и драгоценными камнями. Последний штрих моего облика составляли перчатки, которые я держал в левой руке и три перстня на пальцах. Здесь, как я заметил, в отличии от французского двора, где царствовала бургундская мода, законодателем моды являлась Флоренция. Согласно флорентийской моде, идеалом красоты являлась стройная женщина с утонченными чертами лица, высоким округлым лбом и длинной шеей. Обязательной принадлежностью как женского, так и мужского костюма являлись перчатки. Мужчины постарше носили свободные кафтаны, обшитые по краям мехом, длиною до колен, со свободными рукавами, а молодежь была в дублетах, туго перетянутых в талии и легких плащах. На поясе у каждого висел кинжал с изукрашенной рукоятью и кошелек.

Пройдя ворота, быстро огляделся. Парк был полон гостей, отовсюду звучали шутки и смех. Гости герцога, скрытые под масками и маскарадными костюмами, представляли собой феерическое зрелище, где древние боги и воины прошлого смешались с фантастическими животными и птицами, но при этом оказалось немало людей, которые, как и я, ограничились одной маской. Правда и тут итальянская аристократия не замедлила выставить напоказ свое богатство. В основном это касалось женщин, чьи маски были не просто украшены, а просто усеяны драгоценными камнями.

Неторопливо идя вперед, я старательно огибая идущих по алле людей. На мою, довольно оригинальную, маску обращали внимание, но и только, а особого интереса к себе я не заметил. Так как было только начало весны, то вечера, несмотря на теплые, солнечные дни, были довольно прохладные, поэтому я оделся поплотнее, причем исходил из возможной встречи, которая неизвестно, как закончится. "Тайная" броня, кинжал в ножнах, закрепленный на руке под одеждой и метательный нож, давали мне определенные шансы в случае внезапного нападения. Хотя пока не было особых поводов для тревоги, да и то, что случилось на приеме могло все же оказаться простым стечением обстоятельств, вот только намек, вроде маски, заставлял мою настороженность цепко и внимательно процеживать сквозь себя окружающее меня пространство. Честно говоря, я уже склонялся к тому, что меня так настойчиво пригласили на бал-маскарад специально для тайной встречи.

Вскоре я заметил, что гости, несмотря на лица, закрытые масками и маскарадные костюмы, легко находили старых знакомых, после чего на аллеях появлялись группы людей, завязывались оживленные разговоры. Молодые люди собирались в шумные компании. Со всех сторон раздавались громкие голоса, звучал смех. Воздух благоухал, насыщенный ароматами духов. Создавалось впечатление, что каждый из здесь присутствующих вылил на себя флакончик ароматической воды перед тем, как прийти сюда. Среди гостей ходили слуги, одетые сатирами, разносившие вино и легкие закуски. Будучи в первый раз на подобном мероприятии, я не знал, как проходят подобные праздники, но судя по обрывкам разговоров, вскоре понял, что меня ожидает. Гвоздем программы сегодняшнего вечера, как оказалось, стали... гладиаторские бои. Пока мне было непонятно только одно: люди будут сражаться насмерть или это будет театральная постановка, но, если исходить из того, что мне довелось слышать о жестокости Галеаццо Мария Сфорца, я склонялся к первому варианту. Далее в программе ожидался спектакль, а вот молодые люди, судя из их шумных разговоров, с нетерпением ждали танцев, чтобы иметь возможность пообщаться с девушками, которые пока находились под присмотром родителей.

Лавируя между гуляющими по аллеям парка гостями, в ожидании возможного контакта, я видел роскошь и богатство, пышные наряды и великолепные украшения, а под ними высокомерие, дворянский гонор и неистребимое влечение к власти и богатству. В средневековье, как я уже давно понял, существовали иные ценности и цели, а также тип идеального человека. Хотя все дворяне утверждали, что их духовные ценности заключались в рыцарском кодексе и любви к богу, на самом деле они стремились к власти и богатству. Библейские заповеди, начиная от любви к ближнему, действительно имели место в жизни дворян, но только в отношении своей семьи и близких друзей. Нет, были правители и богатые вельможи, которые строили университеты и больницы, поднимали промышленность и торговлю, являлись меценатами в сфере науки и искусства, но такие люди, хорошо, если составляли пятую часть из общей массы дворян. Впрочем, это были только мои предположения, так как подобной статистики у меня и быть не могло, а примером служил только король Франции, который вкладывал деньги в развитие торговли и промышленности, закладывал корабли и всячески поощрял новые виды ремесел. Правда, при этом не забывал драть три шкуры с населения, в виде налогов.

Прошло минут десять моей неспешной прогулки, когда я вдруг услышал знакомый голос, говоривший на французском языке. Хотя я официально числился переводчиком при посольстве, но ни графу де Шемро, ни его секретарю мои знания не требовались, так как оба знали итальянский язык, исключение составлял лишь виконт. Кинул быстрый взгляд в ту сторону. Посол, несмотря на маски, видно встретился со своими хорошо знакомыми, итальянскими дворянами, и сейчас представлял им виконта. У меня не было ни малейшего желания общаться со своими "коллегами", поэтому я поспешил развернуться, чтобы уйти, пока меня не заметили. Вот только сделал я это чересчур резко, чуть не столкнувшись при этом с компанией из молодых людей, идущих сразу за мной. Она состояла из девушки и двух молодых мужчин. Они резко остановились, удивленно глядя на меня, а один из мужчин демонстративно положил руку на рукоять кинжала.

— Прошу великодушно меня простить, сеньоры и сеньорита, за мою излишнюю резвость. Будучи впервые на столь великолепном празднике, я настолько растерялся, что все правила приличия, которые с таким трудом вложили в меня мои многоуважаемые родители, вылетели у меня из головы. Вы на меня удивленно смотрите. Да, вот такой я невежа, говорю с незнакомыми мне людьми, не будучи представленным и, вполне возможно, не желающими со мной разговаривать, так как им вполне хватает общения друг с другом. Другой человек, более искусный в риторике чем я, уже искусно начал бы беседу, перемежая свою речь латинскими выражениями и ссылаясь на известных стоиков и философов прошлого, я просто болтаю языком, словно крестьянин со своими приятелями в таверне. Теперь мне придется извиниться еще раз за свою навязчивость и болтливость, — я низко поклонился и сделал шаг в сторону.

Говоря, я одновременно давал, почти автоматически, оценку молодым людям. Несмотря на то, что их лица были закрыты масками, по их манере держаться, фигурам и рукам, нетрудно было сделать, пусть и общие, выводы.

Совсем юная девушка, лет 15-16. Легкая, изящная, с несформировавшейся полностью фигуркой. Ее лицо было скрыто под маской жар-птицы, по крайней мере я так понял острый клюв и перья с огненными всполохами. Молодые люди имели хорошее, спортивное сложение, но в остальном они разнились. Один из них был на пару лет старше девушки и имел более хрупкое сложение, по сравнению со своим приятелем, который уже сложился как мужчина. Широкие плечи и толстые запястья говорили о его физической силе и частых тренировках с оружием. Его рука, лежащая на рукояти кинжала, также говорила о его воинственности, к тому же маска и костюм это подтверждали. На нем был наряд воина Древнего Рима.