* * *
*
— Так значит, вы согласны продать нам акции? Я могу передать Констатину Дмитревичу, что сделка состоится?
— Да можете. В понедельник мы будем готовы с вами встретиться и подписать контракт. Скажите Друбецкому, чтобы готовил бумаги.
После того как полноватый сияющий мужчина лет пятидесяти вышел из кабинета, Никольский пересел на его место, облокотившись о стол и ехидно усмехнувшись, глядя на друга:
— Что-то ты в последнее время слишком мягким стал, не находишь?
— Я? Мягким? — Вячеслав искренне удивился, при этом с его лица не сошла лёгкая совсем мальчишеская улыбка, которую он старался прятать во время переговоров. — С чего бы вдруг?
— Вот и я думаю, с чего бы вдруг? С чего бы вдруг ты так просто согласился на предложение Друбецкого? Между прочим, мы бы могли продать акции и за более крупную сумму.
— Ну, во-первых, мне важно было, чтобы завод оказался в руках проверенного человека. А Костю мы с тобой оба хорошо знаем, он отлично справится с задачей. Кроме того время поджимает. Некогда набивать цену, итак не за копейки продаём.
— Абрамов, — усмехнувшись, Никольский с не скрытым восторгом глянул на друга. — Ну-ка признавайся, что с тобой происходит?! Мягким таким стал, внимательным. Тебя вон даже в офисе тираном перестали называть. Сияешь как кремлёвская ёлка. В чём дело?
— Да прекрати, — Вячеслав тщетно пытался предать себе грозный вид. Лицо всё равно покрылось краской, и мужчина почувствовал себя ужасно смущённым подростком, которого застукали во время его первого поцелуя. В итоге это привело к тому, что он рассердился. — Хватит чепуху нести! Давай лучше работать!
— Нет, подожди, чего ты с темы-то перескакиваешь? Абрамов...ты покраснел! Тааак, — восторженная, довольная просто до неприличия улыбка просияла на лице Никольского, — ну-ка давай признавайся, откуда такие перемены? Что-то мне подсказывает, что здесь не обошлось без женщины! Кто она?
— Слушай, ты лезешь не в своё дело. Займись, в конце концов, бумагами или...
— Кто она? — перебив друга, Олег повторил свой вопрос всё с той же улыбкой и искренним любопытством в голосе. — Нет ну серьёзно, ответить. Я даже представить себе не могу, кто мог вскружить голову Вячеславу Абрамову? Сколько лет с тобой знакомы, а первый раз тебя таким вижу! Она хорошенькая да, молоденькая?
— Никольский! — на этот раз Вячеслав уже на самом деле разозлился, сердито глянув на друга, без тени былой смущённой улыбки. — Последний раз говорю — тебя это не касается. Займись работой и прекрати копаться в моей личной жизни.
— Ладно-ладно, — сдавшись, Олег убавил хватку, прекратив так допытывающе смотреть на Вячеслава. — Только один вопрос: а как же Ангелина? Ты ведь не порвёшь с ней? Сейчас это было бы очень некстати.
— Сам разберусь, — зло, даже не поднимая взгляда, коротко пробурчал мужчина. Могло создаться впечатление, что его этот вопрос даже не волновал. Но это было неправда. Волновал. Но волновал только тогда, когда он вспоминал о нём. А вспоминал он не часто. За пошедший месяц всего второй раз. И то, если бы Никольский не полез со своими глупыми расспросами, Вячеслав бы не стал снова накручивать себя тем, что на его взгляд, не имело особого значения. Он не видел никакой проблемы в том, что официально Ангелина ещё значилась его девушкой. По крайне мере они не объявляли о разрыве и многие до сих пор считали их идеальной парой. Многие, но не они сами. Абрамов был почему-то уверен, что Лина так же, как и он, прекрасно понимает, что их отношения подходят к логическому финалу. Хотя кому врать? Уже подошли и довольно давно. Наверное, ещё даже раньше того, как появилась Камилла. Ками...одна мысль о ней вызвала на лице улыбку. До неприличия счастливую, мечтательную и какую-то ещё совсем мальчишескую. Да с ней он чувствовал себя именно мальчишкой. Каким-то семнадцатилетним, впервые влюбившимся сопляком. И это выражалось абсолютно во всём: в его взглядах на неё, в робких, очень несмелых прикосновениях, в смущённых (что было самое поразительное для Вячеслава) поцелуях. Он терялся, робел, иногда совсем не мог справиться с волнением в её присутствии. Он взрослый искушённый в любовных делах мужчина, чувствовал себя ещё более неопытным, чем она. И как не странно этому было вполне простое объяснение. Камилла совершенно не из тех девушек, с которыми он привык иметь дело. С кем он встречался до неё? С роковыми красотками вроде Левицкой — женщинами такими же искусными в любви, притягательными, сексуальными, точно знающими чего они хотят от мужчины и как добиться своей цели. А Камилла...эта маленькая с неприглаженной шерстью кошечка не имела ничего общего со 'светскими львицами'. Она не умела играть в их игры, не умела завлекать мужчину в свои сети, не умела соблазнять. Даже когда она пыталась сделать из себя 'тигрицу', бросить на него особенно чувственный взгляд или соблазнительно прикусить зубками губу, это выглядело совершено неумело, неловко и вызывало только улыбку. Но вместе с этим ни одну, даже самую яркую и сексуальную женщину, искусную соблазнительницу и превосходную любовницу Вячеслав не хотел так, как её. Почему? Что подкупало? Да вот эта самая неопытность, эта чистота и невинность пробивала мужчину до костей, будоражила кровь в венах с такой силой, что он изводил себя мечтами о ней. Именно мечтами. Только там он мог позволить себе зайти куда дальше простого поцелуя. Мог провести ладонью по её обнажённой спине, сжать пальцы на твёрдой вершинке груди, насладиться прикосновением к её плоскому животу, спуститься ниже...Он ругал себя за эти мысли. Всегда обрывал их на самой предельной точке и чувствовал, что даже в своих собственных мечтах не смеет это представлять. Чего уже говорить о реальности? Нет. Сейчас он точно не может себе позволить ничего лишнего. И дело даже не в возрасте, точнее не только в нём. Камилла такая чистая, такая нежная, такая юная...имеет ли он право? Он, мужчина уже далеко не первой свежести, ведший совсем неправедную жизнь. Нет никаких сомнений, что она не могла такого полюбить. Это просто всё сумасшествие молодости. Она хочет любить, именно ЛЮБИТЬ и не так важно кого. Но только пока неважно, а потом...когда пройдёт пару лет она же наверняка поймет, как сильно ошибалась, и если сейчас он позволит себе дать волю собственным диким развращённым желаниям, возможно, потом она возненавидит его за это. А стоит ли оно того? Может, имеет смысл перебороть себя? Или по крайне мере дотерпеть до того момента, когда Камилла сама к нему охладеет и уж тогда смело позволять себе забыться хотя бы в мечтах о ней?
Даже не пытаясь скрыть сияющую на лице счастливую улыбку, Вячеслав вошёл в её комнату, сжимая в ладони букет душистых лилий. Он любил делать ей подарки, устраивать приятные сюрпризы. Любил видеть удивлённо-восторженный блеск в её глазах, нежную счастливую улыбку на лице. Только на этот раз она не то что не улыбнулась, но смерила его таким взглядом, что и сам мужчина вмиг стал серьёзным, а все трепетавшие в груди нежные чувства растворились без следа.
Когда он вошёл в комнату, Камилла, сразу почувствовав его присутствие (о чём мужчина почему-то даже не сомневался) ещё несколько секунд сидела за столом, спиной к нему и только, по-видимому, дочитав какую-то книгу, обернулась к нему. Его нежную и немного смущённую улыбку она тут же охладила обиженным укоризненным взглядом.
— Что случилось? — сразу, без тени былой нежности в голосе, строго спросил мужчина.
Камилла была не из тех девушек, которые молча обижаются, предполагая, что причину этой обиды называть необязательно и её должен угадать сам парень. Она не играла на нервах, и если её что-то волновало, то говорила об этом прямо, не таясь. Вот и сейчас протянув ему какой-то журнал, девушка холодно произнесла:
— Что это?
Несколько секунд Вячеслав удивлённо пробегался взглядом по обложке, снова и снова вчитываясь в заголовки, пытаясь понять, что к чему. Он не понимал, каким образом эта фотография, сделанная чёрт знает когда, и о которой мужчина даже не помнил, попала на обложку журнала. Ещё меньше он понимал эту нелепую фразу о свадьбе.
'Что за бред? Кто это напечатал? С какой стати? Неужели Ангелина постаралась? Но зачем?'.
— Это правда? — не дождавшись ответа от мужчины, слегка дрожавшим голосом и всё также с упрёком глядя ему в глаза, произнесла Камилла. Этот её укоризненный обвиняющий взгляд рассердил Вячеслава. Он ответил немного грубо, не скрывая жёстких нот в голосе.
— Нет. Я даже не знал об этом.
— Не знал? — с губ Камиллы слетела усмешка. В её голосе всё ещё слышалось явное недоверие. — То есть обручальное кольцо покупал не ты, а твой двойник?
— Я не покупал обручального кольца. Это был обычный подарок ко дню рождения, а снимок сделан уже больше полугода назад. Я понятия не имею, откуда он появился на обложке и если ты ждёшь от меня оправданий, то их не будет.
Этот надменный взгляд и голос, в котором проскальзывала грубая усмешка, задели Камиллу. Но вместо того, чтобы ещё больше рассердиться, она вдруг почувствовала, как к горлу подступили слёзы.
— Я не хочу, чтобы ты оправдался. Я просто ждала объяснений.
Уловив дрожь в её голосе и заметив, что взгляд девушки увлажнился, Вячеслав вдруг почувствовал, что злоба с молниеносной скоростью отступает, а на смену ей приходят растерянность и желание немедленно всё исправить.
— Но я ведь уже объяснил, — намного более мягче, с рассеянной и даже виноватой улыбкой ответил мужчина. Возникло острое желание притянуть её к себе, но Вячеслав почему-то не решился. Удивительно, но мужчина не переставал замечать, что робеет в её присутствии. — Я ничего об этом не знал и не давал никакого интервью. Этот снимок очень давнишний и не имеет никакого отношения к заголовку, который напечатан над ним. Я не собираюсь жениться.
Эта мягкая усмешка и нежный, немного виноватый взгляд подействовали на девушку. Она смягчилась, хотя в её голосе всё же проскальзывала дрожь, когда она задала вопрос, о котором просто не могла промолчать.
— Значит, выйдет опровержение?
— Возможно. Я разберусь с этим.
— Слава, — тихо, заплыв в краске, Камилла, наконец, задала тот вопрос, который хоть и не мучил её, но всё то время, что они были вместе, девушка хотела и не решалась его задать. — А вы ведь с ней расстались?
Взгляд мужчины резко изменился. Он опять подёрнулся той пеленой раздражения, которую мужчина не смог подавить. Ему не понравился этот контроль (как он думал) со стороны Камиллы. Хотя умом Вячеслав всё же понимал, что она как никто другой имеет право задавать ему такие вопросы.
— Мы не объявляли о разрыве, но между нами уже давно ничего нет.
— Значит...все ваши друзья, родственники, просто знакомые до сих пор считают, что вы вместе?
— Ты, наверное, не расслышала. Между нами НИЧЕГО нет!
— Я это поняла, — ледяное спокойствие в голосе и застывшие в глазах слёзы поразили мужчину. — А ты меня, по-моему, не понял. Знаешь, я не хочу портить наши отношения, не хочу вносить в них ссоры и истерики. Но мне нужно, мне очень нужно узнать ответ на один единственный вопрос: кто я для тебя? Это может быть глупо, но я до сих пор не поняла, вместе мы или нет? Никто о нас не знает. Ты меня ото всех прячешь и знаешь, я не то, что мирюсь с этим, я это понимаю. Я, правда, понимаю, что сейчас по-другому нельзя и я готова подождать, но...Мне кажется, что дело не только во внешней стороне. Мне важно, как ко мне относишься ты, и почему-то...иногда мне кажется, что я совсем не привлекаю тебя...как женщина.
— Ками...
— Тсс, — встав на носочки, девушка приложила пальцы к его губам, под влиянием сильного волнения даже не заметив мягкой и всё же немного ироничной улыбки, просиявшей на лице мужчины. — Не перебивай. Мне итак...мне очень стыдно об этом говорить.
— Здесь нечего стыдиться, — на этот раз уже Вячеслав не дал ей договорить, мягко накрыв ладонью её губы. — Я ведь уже говорил, пока тебе не исполнится восемнадцать, я не зайду дальше поцелуев, но это вовсе не значит, что я не хочу большего, не хочу тебя.
И хотя последние слова мужчина практически прошептал, Ками расслышала их и, покраснев как рак, с бешено колотящимся сердцем поднялся на него смущённый сияющий взгляд.
— Но тогда получается, что тебе приходиться сдерживаться, — так же тихо, практически перейдя на шёпот, произнесла Камилла. — А значит,...у тебя есть другие женщины?
Когда девушка болезненно сморщилась, а в её глазах промелькнули полные обиды искры, Вячеслав просто улыбнулся, нежно проведя ладонью по её щеке. Он очертил контуры её лица, дотронулся пальцами до чувственных полных губ и сам едва не застонал от промчавшейся по всему телу волны желания, когда из её груди вырвался тихий вздох.
— А ты оказывается ревнивая кошечка? Зря, — понимая, что пора остановиться, но не в силах этого сделать, Вячеслав начал спускаться ниже, наслаждаясь прикосновениями к её нежной шелковистой коже и всё больше распаляясь, чувствуя, как она покрывается испаринами под его ладонями. — Это всё равно, что человек, желающий кусочек неимоверно вкусного десерта, набрасывается на сырые овощи. Наесться можно, но никакого удовольствия не получишь.
Спускаясь всё ниже, Вячеслав ещё пытался себя остановить, но все доводы рассудка, которые раньше приходили на помощь, теперь вдруг испарились. Он смотрел на её чувственные слегка приоткрытые губы, на тонкую шею, на полную, часто вздымающуюся грудь и чувствовал, как кровь закипает в жилах, с особенным напором отдавая в нижнюю часть тела. Он всё ещё пытался заставить себя отстраниться, но уже не мог этого сделать. Она слишком долго сводила его с ума. Сама того не зная, но одним своим взглядом, одной улыбкой, одним таким лёгким, но будоражащим сознание ароматам, она превращала его в изголодавшееся изнывающее от жажды животное.
— Но ведь десерты — это вредно...
В следующую секунду, когда он резко притянул её к себе, сократив расстояние между их лицами до нескольких сантиметров, она вскрикнула, распахнув глаза. И стоило ему встретиться с этим взглядом — затуманенным, изнывающим от желания и горящим самым бесстыдным, самым откровенным и просто сводящим с ума призывом действовать и действовать немедленно, как всегда преграды были окончательно разрушены.
— Вредно, но так сладко... — выдохнул в самые губы, одной ладонь, обхватив талию девушки, другую вплетя в её волосы, не позволяя ей дотронуться до его губ.
Чувствуя жар такого юного, такого манящего тела, слыша бешеный ритм этого пугливого сердечка, ловя губами каждый вздох, сорвавшийся с её губ, но при этом, так и не преодолевая последнюю преграду всего лишь в несколько миллиметров, Вячеслав чувствовал, что доводит этим до крайности и себя и Камиллу, которая уже нервно вцепилась ладонями в его руки, смотря на него опьянённым взглядом.
— А ты... — с её губ сорвался судорожный вздох, когда мужчина обхватил ладонью её грудь, нежно, боясь спугнуть, сжав пальцы на затвердевшем соске, — ...любишь сладкое?
— Обожаю, — это было последнее, что он помнил, прежде чем наброситься на неё. Притянув к себе девушку так близко, как только можно, он накинулся на её губы, уже плохо отдавая себя отчёт в своих действиях. Она лишала его возможности думать или хотя бы пытаться это делать. Своими, вплетёнными в его волосы нежными пальчиками, тихими, вырывающимися из груди стонами, разгорячённым, таким податливым и отзывчивым на все его ласки телом, она распаляла его до самого возможного предела. Хотя разве с ней был какой-то передел? Было ли хоть единственное препятствие, которое сейчас, когда он сотрясался от страсти, когда подыхал от желания получить её во всех смыслах этого слова, могло остановить его? Было. Ещё как было. И именно оно заставило его приложить нечеловеческие усилия, чтобы отстраниться. Правда, когда он, отдышавшись и хоть немного взяв себя в руки, вновь поднял на неё взгляд, все старания чуть не пошли даром. Обхватив себя руками, с растрёпанными волосами, припухшими губами, в помятом, съехавшем особенно на груди платье, она смотрела на него с таким поражённым восторгом, что мужчине было бы легче пробить кулаком стену, чем устоять на месте. Но он смог. Бог знает как, но он выдержал. Правда всё же немного погодя, притянул её к себе за плечи, прислонившись губами к её лбу и вздрогнув от таких тихих, но пробирающих до самых костей слов:
