"Рассказ Зои" (Война старика 4)

Я потратила свое время на чтение материалов, которые мне дали Гикори и Дикори, просмотр видеозаписей о переселении колоний и изучение данных, чтобы понять, чему могу научиться. Гикори и Дикори были правы, там было слишком много всего, и многое в форматах, которые я не могла понять. Не знаю, как Джейн удавалось держать все это в голове. Но и того, что там было, было достаточно, чтобы понять несколько разных вещей.

Во-первых, Конклав был огромен: в него входило более четырехсот рас, каждая из которых обязалась работать сообща над колонизацией новых миров, а не конкурировать за них. Это была дикая идея; до сих пор все сотни рас в нашей части космоса сражались друг с другом, чтобы захватить миры и колонизировать их, при этом все они боролись изо всех сил, чтобы сохранить свои собственные колонии и уничтожить все остальные. Но в условиях Конклава на одной планете жили бы существа самых разных рас. Вам не пришлось бы соревноваться. Теоретически это отличная идея — лучше, чем пытаться убить всех остальных в округе, — но сработает ли она на самом деле, все еще оставалось неясным.

Что подводило нас ко второму пункту: это все еще было невероятно ново. Генерал Гау, глава Конклава, более двадцати лет работал над тем, чтобы собрать всех воедино, и большую часть этих лет казалось, что все вот-вот развалится. Не помогало и то, что Колониальный союз, наш, человеческий, — и некоторые другие потратили много сил на развал Конклава еще до того, как он собрался вместе. Но каким-то образом Гау добился этого, и за последние пару лет фактически перешел от планирования к практической реализации.

Это было нехорошо для всех, кто не был частью Конклава, особенно когда он начал издавать указы, согласно которым никто, кроме Конклава, не мог колонизировать новые миры. Любой спор с Конклавом был спором со всеми членами Конклава. Это был спор не один на один, это был спор четырехсот рас против одной. И генерал Гау позаботился о том, чтобы люди знали об этом. Когда Конклав начал перебрасывать флоты, чтобы уничтожить те новые колонии, которые другие расы основали вопреки ему, в этом флоте было по одному кораблю от каждой расы в Конклаве. Я попыталась представить, как четыреста боевых крейсеров внезапно появляются над Роаноком, а потом вспомнила, что, если план Союза колоний сработает, я увижу их достаточно скоро. И перестала пытаться это представить.

Было бы справедливо задаться вопросом, не сошел ли Союз колоний с ума, пытаясь затеять драку с Конклавом, но, несмотря на то, что последний был большим, его новизна пока работала против него. Каждый из этих четырехсот союзников не так давно был врагом. Каждый из них пришел в Конклав со своими собственными планами и повесткой дня, и, похоже, не все они были полностью убеждены, что затея с Конклавом сработает; некоторые из них планировали прибрать к рукам лучшие куски, когда все рухнет. Было еще вполне вероятно, что все дело развалится, если бы кто-то оказал нужное давление. Похоже, Союз колоний планировал сделать это тут, над Роаноком.

Только одно связывало все это воедино, и это было третьим, что я узнала: этот генерал Гау был по-своему замечательной личностью. Он не был похож ни на одного из тех диктаторов, которым повезло с захватом страны и присвоением себе титула великого Хай-пуха или чего-то в этом роде. Он был настоящим генералом у народа под названием вренны и выиграл для них несколько важных сражений, когда решил, что бесполезно бороться за ресурсы, которыми может легко и продуктивно делиться не одна раса, а много. Но когда он начал проводить кампанию с этой идеей, его бросили в тюрьму. Смутьянов не любят.

Правитель, который бросил его в тюрьму, в конце концов умер (Гау не имел к этому никакого отношения, это были естественные причины), и Гау предложили эту работу, но он отказался и вместо этого попытался убедить другие расы присоединиться к идее Конклава. У него был тот недостаток, что сначала он не смог убедить вреннов согласиться с этой идеей; все, что у него было за душой, — это идея и небольшой боевой крейсер под названием "Нежная звезда", который он получил от вреннов после того, как те вывели его из эксплуатации. Из того, что я смогла прочитать, мне показалось, что вренны думали, что они откупаются от него этим кораблем, как бы говоря: "вот, возьми это, спасибо за твою службу, уходи, открытку отправлять не нужно, пока-пока".

Но он не ушел, и, несмотря на то, что его идея была безумной, непрактичной, чокнутой и никогда не могла стать популярной, потому что все расы в нашей вселенной слишком сильно ненавидели друг друга, она сработала. Потому что этот генерал Гау добился успеха, используя свои навыки и индивидуальность, чтобы заставить людей самых разных рас работать вместе. Чем больше я читала о нем, тем больше мне казалось, что этот парень действительно достоин восхищения.

И все же он был также человеком, отдавшим приказ об убийстве гражданских колонистов.

Да, он предложил переместить их и даже предложил предоставить им место в Конклаве. Но когда дошло до ситуации, что они не вернутся и не присоединятся, он их уничтожил. Точно так же, как уничтожил бы нас всех на общих основаниях, если бы, несмотря на все, что папа сказал Гикори и Дикори, мы не сдали колонию, или если бы запланированная Союзом колоний атака на флот Конклава провалилась, и генерал решил бы, что Союзу нужно преподать урок за то, что тот осмелился бросить вызов Конклаву.

Я не была уверена, насколько достойным моего восхищения был бы генерал Гау, если в конце концов он не остановится перед тем, чтобы убить меня и каждого дорогого мне человека.

Это была загадка. Он был загадкой. Я провела эти две недели, пытаясь разобраться в этом. Гретхен рассердилась на меня за то, что я сидела взаперти, не говоря ей, чем занимаюсь; Гикори и Дикори пришлось напомнить мне, чтобы я выходила и тренировалась. Даже Джейн задумалась, не нужно ли мне чаще бывать на свежем воздухе. Единственным человеком, который не доставлял мне особых огорчений, был Энцо; с тех пор как мы снова сошлись, он был очень любезен в отношении моего графика. Я ценила это. Я убедилась, что он в курсе. Казалось, он это оценил.

А потом у нас просто не хватило времени. Однажды днем над нашей колонией появился корабль генерала Гау "Нежная звезда", который отключил наш спутник связи, чтобы у Гау было время пообщаться, а затем отправил сообщение в Роанок с просьбой о встрече с руководителями колонии. Джон ответил, что встретится с ним. В тот вечер, когда солнце село, они встретились на горном хребте за пределами колонии, примерно в километре от нее.

— Передай мне бинокль, пожалуйста, — попросила я Гикори, когда мы выбрались на крышу бунгало. Это меня очень обрадовало. — Спасибо, — сказала я. Дикори был внизу, на земле; от старых привычек трудно избавиться.

Даже в бинокль генерал Гау и папа казались не более чем точками. Я все равно посмотрела. Я была не одна такая; на других крышах, в Кроатоне и на фермах другие люди сидели наверху с биноклями и телескопами, глядя на папу и генерала, или вглядывались в небо, высматривая в сумерках "Нежную звезду". Когда наконец наступила ночь, я сама заметила корабль — крошечную точку между двумя звездами, не мигая сияющую там, где мерцали другие звезды.

— Как думаешь, сколько времени пройдет до прибытия других кораблей? — спросила я Гикори. "Нежная звезда" всегда прибывала первой, в одиночку, а затем по команде Гау появлялись сотни других кораблей — совсем не хитрая демонстрация, чтобы заставить сопротивляющегося лидера колонии согласиться заставить свой народ покинуть свои дома. Я видела это в предыдущих видеороликах о ликвидации колонии. То же самое произойдет и здесь.

— Осталось совсем немного, — ответил Гикори. — К этому времени майор Перри наверняка откажется сдавать колонию.

Я опустила бинокль и посмотрела на Гикори, стоящего в темноте. — Кажется, тебя это не волнует, — заметила я. — Это совсем другая мелодия, чем та, которую ты пел раньше.

— Все изменилось, — сказал Гикори.

— Хотела бы я обладать твоей уверенностью, — посетовала я.

— Смотри, — сказал Гикори. — Началось.

Я подняла глаза. На небе начали появляться новые звезды. Сначала одна или две, затем небольшие группы, а затем и целые созвездия. Их стало появляться так много, что было невозможно отследить каждое появление. Я знала, что их было четыреста с лишним. Мне казалось, что их тысячи.

— Боже милостивый, — изумилась я, и мне стало страшно. По-настоящему страшно. — Посмотри на них всех.

— Не бойся этого нападения, Зоя, — сказал Гикори. — Мы верим, что этот план сработает.

— Ты знаешь план? — спросила я, не отрывая глаз от неба.

— Мы узнали об этом сегодня днем, — ответил Гикори. — Майор Перри сообщил нам об этом из вежливости к нашему правительству.

— Вы мне не сказали, — обиделась я.

— Мы думали, ты знаешь, — сказал Гикори. — Ты сказала, что говорила об этом с майором Перри.

— Мы говорили о нападении Союза колоний на флот Конклава, — уточнила я. — Но не говорили о том, как именно.

— Приношу свои извинения, Зоя, — сказал Гикори. — Я сказал бы тебе.

— Скажи мне сейчас, — попросила я, и тут на небе что-то произошло.

Новые звезды начали превращаться в сверхновые.

Сначала одна или две, затем небольшие группы, а затем и целые созвездия. Их количество увеличилось и небо стало ярче, так что они начали сливаться друг с другом, образуя рукав маленькой и неистовой галактики. Это было прекрасно. И это было худшее, что я когда-либо видела.

— Бомбы на антивеществе, — произнес Гикори. — Союз колоний выяснил, какие корабли входят в состав флота Конклава. Он поручил членам вашего спецназа найти их и установить бомбы непосредственно перед прыжком сюда. Другой сотрудник спецназа активировал их.

— На скольких кораблях бомбы? — спросила я.

— На всех, — ответил Гикори. — Всех, кроме "Нежной звезды".

Я попыталась повернуться, чтобы посмотреть на Гикори, но не могла отвести глаз от неба. — Это невозможно, — усомнилась я.

— Нет, — сказал Гикори. — Не невозможно. Чрезвычайно сложно. Но не невозможно.

С других крыш и с улиц Кроатона послышались радостные крики. Я, наконец, отвернулась и вытерла слезы с лица.

Гикори заметил это. — Ты плачешь о флоте Конклава, — произнес он.

— Да, — призналась я. — Из-за людей на этих кораблях.

— Эти корабли были здесь, чтобы уничтожить колонию, — отметил Гикори.

— Я знаю, — сказала я.

— Тебе жаль, что их уничтожили, — предположил Гикори.

— Мне жаль, что мы не смогли придумать ничего лучше, — сказала я. — Мне жаль, что выбор был: либо мы, либо они.

— Союз колоний считает, что это будет великая победа, — прокомментировал Гикори. — Считает, что уничтожение флота Конклава в ходе одного боя приведет к краху Конклава, положит конец его угрозе. Вот что он заявил моему правительству.

— О, — проговорила я.

— Остается надеяться, что они правы, — сказал Гикори.

Я, наконец, смогла отвести взгляд и посмотреть на Гикори. Остаточные изображения взрывов окружали его пятнами. — Ты веришь, что они правы? — спросила я. — Поверило бы в это ваше правительство?

— Зоя, — ответил Гикори. — Ты, наверное, помнишь, что незадолго до твоего отъезда в Роанок мое правительство пригласило тебя посетить наши миры.

— Помню, — согласилась я.

— Мы пригласили тебя, потому что наш народ жаждал увидеть тебя и видеть тебя среди нас, — сказал Гикори. — Мы также пригласили тебя, потому что полагали, что ваше правительство собирается использовать Роанок в качестве ловушки, чтобы начать борьбу против Конклава. И хотя мы не знали, удастся ли эта уловка, но твердо верили, что с нами тебе было бы безопаснее. Нет сомнений в том, что твоя жизнь здесь подвергалась опасности, Зоя, как в том смысле, который мы предвидели, так и в том, который мы не могли предвидеть. Мы пригласили тебя, Зоя, потому что боялись за тебя. Понимаешь, что я тебе говорю?

— Понимаю, — ответила я.

— Ты спросила меня, считаю ли я, что Союз колоний прав, что это великая победа, и считает ли мое правительство то же самое, — сказал Гикори. — В ответ я хочу сказать, что еще раз мое правительство приглашает тебя, Зоя, посетить наши миры и безопасно путешествовать по ним.

Я кивнула и снова посмотрела на небо, где звезды все еще превращались в сверхновые. — И когда бы вы хотели, чтобы это путешествие началось? — спросила я.

— Сейчас, — сказал Гикори. — Или как можно ближе к этому моменту.

Я ничего не ответила на это. Подняла глаза к небу, а затем закрыла их и впервые начала молиться. Я молилась за экипажи кораблей, находящихся надо мной. За колонистов, находящихся подо мной. За Джона и Джейн. За Гретхен и ее отца. За Магди и Энцо и их семьи. За Гикори и Дикори. Я молилась за генерала Гау. Молилась за всех.

Я молилась.

— Зоя, — напомнил Гикори.

Я открыла глаза.

— Спасибо за приглашение, — сказала я. — К сожалению, я вынуждена отказаться.

Гикори молчал.

— Спасибо, Гикори, — повторила я. — Правда, спасибо тебе. Но я там, где должна быть.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДВАДЦАТЬ

— Признай это, — сообщил Энцо через компад. — Ты забыла.

— Я этого не делала, — ответила я, как надеялась, с достаточным возмущением, чтобы показать, что я не забыла, как и было задумано.

— Слышу притворное негодование, — заметил он.

— Вот крыса, — сказала я. — Ты меня раскусил. Наконец-то.

— Наконец-то? Никакого "наконец" не бывает, — возразил Энцо. — Я раскусил тебя с тех пор, как встретил.

— Может, и так, — согласилась я.

— И в любом случае, это не решает проблему, — сказал Энцо. — Мы собираемся ужинать. Ты должна быть здесь. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой или что-то в этом роде.

В этом и заключалась разница между мной и Энцо. Было время, когда Энцо произносил эти слова, и они звучали так, будто он обвинял меня в чем-то (кроме, конечно, моего опоздания). Но сейчас они были нежными и забавными. Да, он был раздражен, но раздражен так, что это наводило на мысль, что я могла бы загладить свою вину. Что я, вероятно, и сделала бы, если бы он не настаивал на этом.

— На самом деле меня мучает чувство вины, — призналась я.

— Хорошо, — одобрил Энцо. — Ты же знаешь, что мы добавляем в рагу целую картофелину специально для тебя.

— Спасибо, — поблагодарила я. — За целую картофелину.

— И я пообещал близняшкам, что они смогут бросать тебе морковку, — сказал он, имея в виду своих младших сестер. — Потому что знаю, как сильно ты любишь морковку. Особенно когда ее швыряют дети.

— Не понимаю, зачем кому-то есть ее иначе, — притворно удивилась я.

— А после ужина я собирался прочитать тебе стихотворение, которое написал для тебя, — сказал Энцо.

Я сделала паузу. — Это несправедливо, — вздохнула я. — Привносишь что-то реальное в наше остроумное подшучивание.

— Извини, — сказал Энцо.

— Ты правда так думал? — спросила я. — Ты сто лет не писал мне стихов.

— Знаю, — сказал он. — Я подумал, что мог бы вернуться к ним. Помню, тебе это вроде как понравилось.